Люди длинной воли и уроки истории Жизни.

Этническая история монголов была весьма непохожа на этническую историю чжурчжэней, хотя оба народа породил один и тот же этнический толчок. Различие это понятно: различались, и очень сильно, географические условия, в которых они жили, а следовательно, типы хозяйства. Чжурчжэни были народом оседлым, жившим скученно, и потому социальное объединение их ради «великих дел» было относительно несложно.

Предки монголов жили рассеянно, и традиции их были основаны на родовом быте. Социальной единицей у них был курень - кольцо из телег, которыми стан огораживался на ночь, чтобы не стать жертвой внезапного нападения соседнего племени. Правили в куренях старейшие. Власть старейших, они назывались «бика», была основана на авторитете, что и характерно для родового строя. При этом старейшие были вовсе не старшие, то есть более опытные и заслуженные, а те, кто по счету родства имел право быть «старшим», право «занимать ведущий пост».

Так, например, если сын вождя погибал в юном возрасте, оставив младенца, то этот ребенок был, по счету родства, выше своих дядей. И тем, старшим по возрасту, для того, чтобы дождаться своей доли в управлении племенем, нужно было ждать, когда умрет младенец и освободит место для какого-нибудь батыр-богатыря. А ведь тот к тому времени состарится, и правитель из него будет неважный. По большей части, энергичные и умные люди проводили свою жизнь на самых низших ступенях иерархической лестницы, а родовитые бездарности пользовались поддержкой рядовых членов рода, степных обывателей, по психологическому контуру не отличавшихся от обывателей деревень и городов.

Для обывателя главный враг - не противник, приходящий его убить и ограбить. Для того чтобы это понять, необходимо было иметь воображение, способность понимать происходящее - те свойства, которые у обывателя всегда понижены. Врага обыватель видит в соплеменнике, который сам активен и предприимчив и требует от обывателя поддержки, то есть усилий. И обыватель считает соседа-богатыря не своим защитником, а причиной своих бед.

Эта позиция степных обывателей долгое время была социальной доминантой кочевников Забайкалья, население которого было известно под именем татар - самого сильного и энергичного племени, обитавшего на берегах Керулэна. В числе разных племен, суммарно считавшихся татарами, были и предки монголов. Эти последние жили на границе Великой степи и горной тайги и подчинялись поочередно всем: тюркютам - древним тюркам - в VI-VIII вв., уйгурам в VIII-IX вв. и киданям в X-XI вв. Но тут начало происходить что-то странное.

В конце XI и начале XII в. в родовых общинах стали все чаще появляться юноши, которых режим воинствующей посредственности тяготил настолько, что они бросали юрты своих родителей и уходили в горы и пустыни. Их называли «людьми длинной воли» или «свободного состояния» и относились к ним так, как норвежские обыватели - хевдинги - в IX в. относились к откалывающимся от своих семей юношам-викингам. То есть очень плохо.

Но викинги имели возможность убраться из дома - уехать за море. А монгольским юношам податься было некуда. Судьба этих людей часто была трагична: лишенные общественной поддержки, они были вынуждены добывать себе пропитание трудоемкой лесной охотой, а не степной, облавной, которая гораздо легче и прибыльней. Но ведь степи и пасшиеся в них звери принадлежали тем самым племенам, от которых «люди длинной воли» откололись.

К тому же монголы не едят перелетных птиц: уток, гусей, считая их мясо несъедобным - и лишь в крайнем случае употребляют в пищу рыбу. Для того чтобы добыть себе конину и баранину, изгнанникам приходилось систематически заниматься разбоем и кражей. Но их ловили и убивали. С течением времени они стали составлять отряды для сопротивления организованным бывшим соплеменникам, искать и находить талантливых вождей. Спасало их то, что Монголия не была объединена сильной властью. Разные ханства и племенные союзы враждовали друг с другом, и благодаря этому «люди длинной воли», балансируя между соперниками, нашли себе место под солнцем.

Собственно монголы жили между Ононом и Керулэном. Южнее них жили татары - большой племенной союз, давший, как уже сказано, название огромному количеству народов, совершенно не похожих на них. Происходил камуфляж, перемена народами своих наименований, запутавший исследователей в XIX в. Еще Рашид ад-Дин в XIV в. отметил, что многие племена просто отказываются от своих родовых имен и поименовывают себя монголами, ибо это стало выгодно.

В бассейне Селенги жили кераиты - народ очень древний, многочисленный (их было не меньше, чем самих монголов, а может, и больше), культурный и, что важно для нашей темы, обращенный в христианскую религию несторианскими миссионерами. Около нашей Тувы и в Минусинской котловине жили ойроты - то есть лесные племена. Кто они были - монголы или тюрки, сказать сегодня трудно. Скорее всего - монголы.

Около Байкала, по нижней Селенге, жили меркиты - очень храбрый народ. И наконец, на склонах Алтая, полукружьем от восточных до западных предгорий, жили найманы, буквально означает «восьмерочники». Они были потомками тех киданей, которые когда-то не подчинились чжурчжэням, ушли на запад, а затем и там, в Семиречье, отделились от всей массы соплеменников-беглецов и основали собственное ханство.

Такова была картина расселения монголоязычных племен, и внести раздор в племенные отношения было чрезвычайно легко, что чжурчжэни и проделали. В результате монголы стали терять одного храброго вождя за другим. Одного привозили в Пекин и там прибивали к деревянному ослу гвоздями - такова была казнь. Другого травили зверями, третьего, поймав в плен, отдавали на выдачу татарам. Наконец, погиб и последний из оставшихся в живых богатырей, стремившихся защитить свою страну и народ от чжурчжэньского насилия. Это был Есугей-багадур - отец Тэмуджина, которого все знают как Чингисхана.

Куда же смотрели люди, куда смотрел народ, в то время как победители расправлялись с его вождями? Но какой народ и кто именно? «Люди длинной воли»? Они защищали свою жизнь, им было не до того, чтобы мыслить категориями целого этноса, целого племенного союза. Они сами были поставлены фактически вне закона. Просто некогда им было!

А что же думали те, за кого гибли эти храбрые богатыри? Степные обыватели - они вообще не думали, не потому, что им было некогда, нет, обыватели вообще не думают, их горизонт затмевают примитивные чувства: «Погиб кто-то там, так это не я погиб. Это другой погиб, вот он воевал, и ничего хорошего из этого не вышло. А я сейчас пойду подою корову, сделаю себе водки из молока, выпью. Зарежу барана, еда будет сытная. Солнце светит, трава растет, скот пасется. Чего думать-то!»

Ему говорят: «Придут враги, тебя же убьют». - «Ну, рассказывай». Приходят, убивают - защищаться поздно. Так гибли люди. Так монгольский народ оказался на краю гибели...

И вот все изменилось. Никто из народов не живет изолированно. Связи этносов между собой настолько тесны, изменения в системных отношениях внутри одного этноса настолько взаимосвязаны с изменениями внутри другого, что когда что-либо меняется в одном этническом ареале, то это отзывается по всей ойкумене. Так бывает при всех этнических потрясениях в истории, так было и в XII в.

Что было делать монголам при сложившихся отношениях с чжурчжэнями? Помогли и подсказали, как нужно поступать, чувство и интуиция. «Люди длинной воли» начали пытаться жить не поодиночке, а поддерживая друг друга.

Всем сегодня очевидно, что Славянские территории переживают самый страшный кризис за всю свою историю. Рушится последняя связь, которая сплавляла Славянскую цивилизацию даже в периоды жесточайших потрясений, — рушится единство Славянского  Пространства. Самый тяжелые и смутные времени в Славянской истории всегда несли в себе зародыши возрождения и грядущей славы, так как естественный и закономерный исторический процесс раскачивания от хаоса к порядку проявлялся в порождении новых идеологических и политических "пассионарных" элит, которые строили "новый мир", "новый порядок" на месте застойного, разложившегося и деградировавшего общества. Общий исторический и геополитический контекст заставлял  элиту облекаться в различные идеологические и политические формы — от принятия Пресветлого Православия до строительства петровской Империи, от возвышения московских князей до национал-большевистского взрыва. Но все Славяне  "победители хаоса", "созидатели", "творцы нового Славянского  порядка" обладали одним неизменным качеством — они были страстными, героическими, волевыми Героями, не останавливающимися в своем действии перед насилием над косностью инерциального консерватизма и хаосом нигилистической анархии. Этот тип "восстановителей" и "созидателей" можно охарактеризовать формулой "ниспровергатели косности и укротители хаоса".

Древне-монгольское "Сокровенное сказание", блистательно исследованное и интерпетированное великим русским ученым Львом Гумилевым, называет таких "творцов империи", героев, носителей нового порядка (по-монгольски "Яса") "людьми длинной воли". Гумилев дает удивительно точное описание этого типа, которого он называет "пассионариями". "Люди длинной воли" у монголов принадлежали к особой социальной категории, которая, с одной стороны, совершенно отлична от консервативно родовой стихии традиционного социального уклада монголов, а с другой стороны, явно укоренена в этнической, религиозной и этической традиции своего народа. "Люди длинной воли" — это "богатуры", "богатыри", "воины-герои", которых стесняла застойная и во многом фарисейская, выродившаяся система окостенелого консерватизма. Будучи, как правилами, бедными отпрысками великих ханских родов, "люди длинной воли" часто становились почти отверженными конвенциональными институтами, превращаясь в некое подобие чандал. Эта была социальная категория и психологическая категория "лишенных наследства", "обездоленных". Вытесненные на периферию социальной жизни консервативного рода, помещенные на границу, отделяющую социальный порядок от хаоса бандитизма и беззакония, концентрирующие в себе всю полноту социально-этнического и политического кризиса своей общины, именно богатуры", "люди длинной воли" находили внутри себя гигантские, почти сверхчеловеческие источники энергии, которые выплескивались потом в великие империи и грандиозные завоевания, в континентальные походы и покорения целых материков и цивилизаций, в создание новых государственных и этических систем. Блистательным архетипом "людей длинной воли" был белокурый и голубоглазый, хрестоматийно арийский Темуджин, Чингизхан, покоритель половины мира и творец одной из самых громадных и целостных евразийских империй.

"Люди длинной воли" — это универсальное понятие, которое применимо как к описанию возникновения монгольской империи, так и к эпохе преодоления всякого государственного и национального кризиса, какой бы народ или какое бы общество мы не рассматривали бы. "Люди длинной воли" — это "консервативные революционеры", выходящие на первый план исторической реальности именно в критические моменты цивилизационного цикла. Когда общество костенеет и вырождается, становится фарисейским, когда этические и религиозные нормы превращаются в пустую и формализированную форму, когда общественные, национальные и органические ценности отступают на задний план, а эгоистические и индивидуалистические мотивы становятся главными мотивами социальных действий, короче говоря, когда обветшавший Порядок не в силах более сопротивляться свежему и нарастающему Хаосу, — тогда судьба общества, государства и нации зависит только от того — появятся или нет в нем "люди длинной воли", способные принять вызов энтропии и рока и в героическом, драматическом противостоянии преодолеть ее. Если "люди длинной воли" обнаруживаются — ветхий порядок опрокидывается не под воздействием внешних, иноземных и инокультурных влияний, но под облагораживающим напором почвенного и органического созидания, облекающего в новые формулы древний закон верности Традиции. При этом нигилистические тенденции разрушения, анархии, ниспровержения и бунта не размывают останки предшествующей модели, но преображаются в животворную энергию жизни. Если "люди длинной воли" не обнаруживаются, консерватизм вступает с нигилизмом в обреченную и безысходную дуэль, которая при отсутствии Третьего Пути, Третьего Решения либо уничтожает нацию и расчищает место для завоевателей, либо превращает эту нацию в архаическое, "реликтовое" образование, наделенное лишь призраком жизни и лишенное высшего права участия в своей собственной судьбе.

"Люди длинной воли" — созидатели и тираны, жестокие покорители и милосердные освободители, носители Великой Идеи и Царственного Духа, были историческим пульсом Славянского  Пространства, ее сокровенным достоянием, открывающимся в том момент, когда тень Конца нависала над нашей древней и одухотворенной страной. Сейчас, безусловно, то время, когда нация ожидает их появления, их прихода, когда сумерки вырождения достигли народного сердца, когда биологический геноцид сменился еще большим злом — геноцидом  духа... Но внутренние и внешние враги великого и грозного народа, которые всегда активизируются в моменты его слабости, болезни, лихорадки, прекрасно сознают исторические закономерности появления "людей длинной воли", — "консервативных революционеров", "национальных революционеров" — и имеют все основания опасаться последствий их возвышения. "Новый порядок" героев обычно незамедлительно искореняет коррупцию, подлость, предательство, эгоизм, продажность и стяжательство. Конечно, героизм имеет свои эксцессы, но огромные жертвы приносятся не ради эгоистических прихотей или параноидальных личных наклонностей Вождей (как трусливо и злобно утверждают мстительные посредственности), а ради Идеи, ради Традиции, ради Истории, ради Могущества и национальной Свободы. Учитывая все это, оснащенные новейшими социологическими исследованиями враги "героизма" стараются сегодня предпринять все возможное, чтобы не допустить появления "людей длинной воли"  Славянского  Пространства, чтобы заведомо вычеркнуть из истории возможность нового возрождения последней Евразийской Империи.

Совершенно логично, что против "людей длинной воли", против всех форм идеологии, которые утверждают примат героических, солнечных, созидательных, мужественных ценностей, облегчающих "пассионариям" сложный процесс становления и самоформирования, ведется целенаправленная дискредитирующая компания "либерально-космополитического", анти-национального лагеря, призванная очернить все героическое в русской истории — от древних до новейших времен. Славянские и советские герои выставляются на посмешище, представляются вырожденцами, марионетками, фанатиками, экстремистами, "садистами", а Славянский и советский национализм приравниваются к "фашизму". Здесь задачи ясны и неразборчивость в методах отчасти даже оправдана — предатели, воры и  "агенты влияния", защищая "либерализм" и "гуманизм", стараются обеспечить себе "свободу" или, по меньшей мере, "снисходительность", в случае адекватной оценки их предательской позиции в отношении собственного народа, которая с необходимостью будет дана в случае активизации  "людей длинной воли". Но гораздо более странно, что в компанию по дискредитации "национальной пассионарности", и, соответственно, потенциальной "национальной элиты", включаются многие представители патриотического лагеря. Это обстоятельство требует пояснения.

Дело в том, что тип "людей долгой воли", по точному замечанию Гумилева, радикально отличен от инерциальных консерваторов. Это объясняет, почему в адрес  "консервативных революционеров", т.е. теоретиков той самой "длинной воли", о которой идет речь, все чаще раздаются выпады из стана "патриотов". Консерватизм — это одна из необходимых составляющих национального кризиса. Показательно, что еще ни в одной исторической ситуации консерваторы не выиграли политического противостояния с модернистами. Они могут победить и побеждают только в "реликтовых", малых обществах, вынесенных за рамки истории на периферию цивилизации. Чистый консерватизм побеждает только в резервациях. Во всех остальных случаях противостояние нигилизму и анархии носит оборонительный и проигрышный характер. Более того, хаос эффективно использует "ветхий порядок" для своих целей, так как благодаря ему создается видимость оппозиции там, где на самом деле ее нет и в помине, но в то же время место для "людей длинной воли" оказывается занятым недееспособными, но претенциозными чиновниками и клерками.

Героический импульс "людей долгой воли" может облекаться в эти идеологические формы, но каждая из них, в таком случае, обновляется, преображается, обновляется, становится нонконформистской, радикальной, солнечной и мужественной. "Консервативная Революция", как теория, лучше всего соответствующая "людям длинной воли", не отрицает "консервативных" ценностей, не отрицает Традиции, она отрицает лишь их архаическую, конформистскую, фарисейскую и "обветшавшую" версию. Поэтому "анти-пассионарная" компания не может быть объяснена лишь идейными разногласиями сторонников Третьего Пути с другими идеологическими лагерями. Речь идет о коренном различии темпераментов, о несовместимости "героического" и "посредственного", радикального и усредненного, запятнанного конформизмом и закаленного мужественным противостоянием Системе. Если бы патриотические "посредственности" были скромны и объективны в своей самооценке, если бы они, действительно, переживали за интересы нации и государства, даже оставаясь сами собой, они признали бы необходимость изминений, необходимость пассионарного взрыва, необходимость прихода "людей длинной воли"... Но тлен разложившегося общества проник в них слишком глубоко. Они хотят не столько спасти отечество, сколько оправдать самих себя, не столько преобразиться и обновиться, сколько покрасоваться и выставить свои (часто мнимые) достоинства. Трусы и сексоты не способны осуществить Национальную Революцию. Это — "люди короткой воли". Пока они впереди, нация обречена. Пока они олицетворяют собой "порядок", триумф хаоса обеспечен.

"Люди длинной воли" всегда появляются в самые страшные часы национальной истории. Они приходят не из центра Системы дворцовые перевороты, парламентско-вечевые путчи и заговоры — это не их стихия. "Люди длинной воли" формируются в глубокой и жестокой оппозиции Системе, и не только Системе, откровенно обнажающей свою противоестественную, деструктивную, хаотическую природу (как это имеет место сегодня), но и Системе, в которой нигилизм закамуфлирован, а внешне позитивные формы скрывают под собой тлен и разложение. Сохраняя верность национальной истории, верность ценностям своей Церкви, своей Нации и своей Традиции, "люди длинной воли", "пассионарии" ни за что не могут отождествиться ни с проигравшим давно монархизмом, ни с проигравшим недавно коммунизмом". Грядущие герои  пойдут новым путем, Третьим Путем, чтобы создать свой Новый Порядок,  противостоящий той мондиалистской химере, которую хочет навязать народам планеты мировой заговор "анти-героев" и "анти-пассионариев", "последних людей", с таким презрением описанных Ницше и с такой иронией высмеянных Гумилевым.

"Люди длинной воли" пробуждаются для спасения великой страны и великого народа. Им предстоят трудные подвиги и сверхчеловеческие испытания. Они должны "ниспровергнуть косность и укротить хаос". Их эра наступает. Для многих пришествие их покажется страшным. Но их стихия — не поиск одобрения посредственности и трусливых мещан. Они принадлежат духовной вселенной национальной и всемирной истории. Они идут. Они близко.

Авторы: Лев Гумилев и Неизвестный

Подготовила: Natasha (Deutschland, Helpsen)