На днях прочитала роман Виктора Пелевина под названием - «Т». Думаю, мои комментарии к этому роману будут лишними, так как ограничат и не смогут полностью передать тот пласт информации и внутренний смысл, который изначально был заложен автором. Поэтому данное произведение следует прочитать каждому, кто читал книги А. Новых, так как информация, изложенная в книге, пусть и весьма завуалировано, но имеет в себе зерна истинных знаний.
***
Вот за этим самым столом он читал, помнится, свою трагедию, называлась она еще странно, дайте вспомнить… «Прилог Канкана», кажется. Про отшельника-исихаста, живущего в пустыне.
— Какая же может быть пьеса про пустынножителя? — спросил Достоевский. — Откуда в пустыне действующие лица?
— Легион, — ответил Победоносцев, кивнув почему-то на Т. — В пьесе отшельник сражается с демонами, вторгающимися в его ум, и в конце концов его настигает мрачное озарение, что ничего кроме демонов в его уме нет вообще, и тот, кто сражается с искушениями и страстями — такой же точно демон, как и все остальные, только кривляющийся. Даже Бога лицемерно взыскует один из этих демонов, просто для потехи — а другой Бога изображает. От горя отшельник решает повеситься. И вот, когда табуретка уже вылетает из-под его ног, он понимает, что это последнее страшное решение было таким же точно демоническим наваждением, как и все предыдущие метания его духа…
— Ага, — сказал Достоевский, — начинаю вспоминать. Кажется, Соловьев называл такое состояние «умоблудием» и учил, что справиться с ним можно одним-единственным образом — научившись узнавать всех этих демонов в лицо.
— Именно об этом я и говорю, — кивнул Т. — Только не следует делать из происходящего трагедию. Эти бесконечно сменяющие друг друга наваждения и есть наша единственная природа. Во всяком случае, до тех пор, пока в нас не появляется сила, способная им противостоять.
— И какая же это сила? — спросил Победоносцев. — Некое, э-э-э, духовное знание? То, что преподобный Исихий называл «помыслом-самодержцем»?
— Нет, — ответил Т. — Все гораздо проще. Надо создавать себя самому.
— Но кто в таком случае будет это делать? — спросил Победоносцев. — Если в нас нет ничего, кроме наваждений?
— В этом как раз и состоит парадокс, — ответил Т. — Изначально в нас нет никого, кто мог бы что-то сделать. Новая сущность возникает одновременно с тем действием, через которое она себя проявляет. Понимаете ли? У этого действия нет никаких оснований, никакой обусловленности. Оно происходит самопроизвольно, совершенно спонтанно, вне закона причины и следствия — и становится опорой само для себя. Это как рождение вселенной из ничего. После этого можно говорить, что мы создаем себя сами. И мы делаемся равновелики демиургу нашего мира.
— Вы, граф, как я предполагаю, и есть такой равновеликий self-made man? [Человек, сделавший себя сам.] — спросил Победоносцев.
— Вы положительно догадливы.
— Догадаться нетрудно, — улыбнулся Победоносцев. — Но как же насчет бесов, которые владели человеком перед этим? Как насчет Ариэля и его подручных? Неужели они отпустят свою скотинку просто так?
— Они будут бессильны, — ответил Т., чуть нахмурившись.
***
— Вам известно, каким способом существует весь мир и мы с вами?
— Да, — сказал Т., — я имею некоторое представление о вашем учении. И считаю даже, что достиг в его практическом применении определенного прогресса.
— О чем вы?
— Я имею в виду распознавание демонов, вторгающихся в ум. Я больше не путаю их с собой. Всех их, — Т. брезгливо мотнул головой куда-то в сторону ватерклозетной чашки, — узнаю с первой секунды. Особенно Митеньку и этого Гришу Овнюка.
— Вы уверены, что всех? — прищурился Соловьев.
— Да, — ответил Т. — Я даже понял, что само это узнавание есть действие пятого демона — того, который отвечает за поток моего сознания. Видите, я узнаю даже узнающего, хотя такому меня никто никогда не учил.
— Замечательно, — сказал Соловьев. — Но научились ли вы видеть самое главное?
— Вы говорите о читателе, в сознании которого мы возникаем?
Соловьев кивнул.
— А вот это, — сказал Т., — с моей точки зрения чистый софизм. Читатель никак и никогда себя не проявляет в нашей реальности. Зачем нам вообще о нем думать? Такое же бесполезное допущение, как мировой эфир.
— Тогда еще один намек. Прямо в этой камере, на стене… Нет, вы не туда смотрите. Я имею в виду не изображение повешенного за хвост котяры, а надписи, подделанные тюремной администрацией. Давайте поверим на секунду, что они подлинные. Прочтите любую на выбор.
Т. встал и подошел к стене.
— Темновато, — пробормотал он. — Впрочем, видно. Вот: «Пишет раб божий Федька Пятак с Москвы. Зарезал трех солдат за сапоги, завтра сутрева повесят. Прими господе душу…»
— И что вам по этому поводу приходит в голову?
— Во-первых, — сказал Т., — непонятно, как Федька ухитрился зарезать за сапоги сразу трех солдат. То ли он резал их спящими, имея виды на три пары, то ли просто стянул сапоги, а убийцей стал, отбиваясь от преследователей… Он как-то очень скомканно описал. Видно, волновался.
— Что-нибудь еще?
— Во-вторых, неясно, что именно Господь будет делать с этой душой, когда примет. Стирать, гладить?
— Еще какие-нибудь мысли?
Т. подумал.
— Ну, можно еще поразмыслить, почему его так звали — Федька Пятак. Возможно, дело было в том, что он оказывал за пятак какую-нибудь низменную услугу — например, подносил крендель с водкой или топил котят. Он пишет, что он из Москвы — в трущобах вокруг Хитровского рынка действительно встречаются пропащие души, которые на такое способны. А может быть, он был похож лицом на поросенка. Отлично представляю, кстати — такой драный картуз на голове, непременно коричневый, маленькие хитрые глазки, бегающие из стороны в сторону, и вздернутый носик-пятачок с открытыми ноздрями… И сам невелик ростом.
— Вот, — сказал Соловьев, — уже почти добрались. Ведь прямо как живой. Вы его сейчас увидели в своем воображении, да?
— Пожалуй.
— Очень хорошо. Теперь представьте, что предсмертная запись Федьки Пятака — короткий роман. А сам Федька Пятак — его герой. Кем вы являетесь по отношению к этому роману?
— Читателем.
— Вот именно. Только что читателем были вы сами. Но вы знаете, что возникаете в сознании читателя, верно? То, что вы принимаете за свое сознание, есть на самом деле сознание читателя. Это не вы прочли сейчас про Федьку Пятака. Это читатель, в воображении которого мы с вами возникаем, увидел его драный коричневый картуз и свиной пятачок. Увидел сквозь вас.
— Допустим. И что?
Соловьев выдержал паузу.
— А то, — сказал он тихо, — что читатель, читающий сейчас эту книгу — такой же призрачный фантом, как и мы с вами. В истинной реальности его нет. Он — такая же промежуточная оптика, какой были вы сами при чтении истории про Федьку.
— Но кто тогда есть?
— Только непостижимость, которая видит вас сквозь читателя — так же, как читатель только что видел Федьку Пятака сквозь вас, граф.
Т. молчал.
— Читатель во Вселенной всего один, — продолжал Соловьев. — Но на носу у него может быть сколько угодно пар разноцветных очков. Отражаясь друг в друге, они порождают черт знает какие отблески — мировые войны, финансовые кризисы, всемирные катастрофы и прочие аттракционы. Однако сквозь все это проходит только один взгляд, только один луч ясного сознающего света — тот же самый, который проходит в эту секунду через вас, меня и любого, кто видит нас с вами.
***
«Все возвращается за последнюю заставу. Облака, дети, взрослые, и я тоже. Так кто же сейчас туда едет? На редкость глупый вопрос, хотя его и любят задавать всякие духовные учителя. „Кто“ — это местоимение, а тут ни имения, ни места. Все, что можно увидеть — это, как сказал бы моряк, пенный след за кормой. Время и пространство, которое маркетологи из Троице-Сергиевой лавры породили по заказу либеральных чекистов, чтобы не затихло благодатное бурление рынка под угасающим взглядом Ариэля Эдмундовича Брахмана. Ведь должен же свет что-то освещать. Но теперь пора домой…»
Подготовила: Адель (Москва, Россия)
Отрывки из романа В. Пелевина "T".
проголосовавших:
119
|
Как раз об этом недавно думала... и тут в точности! то что я хотела узнать, буквально один в один, несмотря на то, что отказалась от этих вопросов, посчитав невозможным для себя..
А вот еще напоследок, по-моему, гениально и доходчиво:
”Шурик усмехнулся и отхлебнул из фляжки.
– Володин, – сказал он, – а я все-таки понять хочу, кто этот четвертый.
– Кто?
– Четвертый. Не помнишь, что ли? С чего разговор пошел – что есть внутренний прокурор, внутренний адвокат и тот, кто от внутреннего кайфа прется. Только непонятно, почему он четвертый? Он же тогда третий выходит.
– А про подсудимого забыл? – спросил Володин. – Про того, кого они судят? Ты же не можешь сразу из своего прокурора стать своим адвокатом. Хоть секундочку подсудимым надо побыть. Вот это и есть третий. А четвертый о всех этих раскладах и не подозревает даже. Ему кроме вечного кайфа вообще ничего не надо.
– А откуда он про вечный кайф знает?
– Кто тебе сказал, что он про него знает?
– Ты сам и сказал.
– Я такого не говорил. Я говорил, что ему про вечный кайф объяснять ничего не надо. Это не значит, что он про него что-то знает. Если бы он что-то знал, – Володин сильно выделил интонацией слово «знал», – то он по твоему внутреннему делу как свидетель проходил бы.
– У меня, значит, еще и свидетели внутри есть? Ну-ка поясни.
– Вот представь, сделал ты какое говно. Внутренний прокурор говорит, что ты падла, подсудимый в стену глядит, а внутренний адвокат что-то лепит про тяжелое детство.
– Ну.
– Но ведь чтобы заседание началось, ты ведь про это говно, которое ты сделал, вспомнить должен?
– Понятное дело.
– Так вот когда ты про него вспоминаешь, ты свидетелем и становишься.
– Тебя послушать, – сказал Шурик, – так у меня внутри целый зал суда.
– А ты думал.
Шурик некоторое время молчал, а потом вдруг хлопнул себя по ляжкам.
– А! – резко выкрикнул он, – все понял! Понял, как в вечный кайф попасть! Для этого надо этим четвертым стать, правильно? Типа как прокурором или адвокатом.
– Правильно. Но только как ты им станешь?
– Не знаю. Наверно, захотеть надо.
– Если ты захочешь стать четвертым, ты не им станешь, а тем, кто захотел им стать. А это большая разница. Ведь ты прокурором становишься не тогда, когда хочешь им стать, а тогда, когда говоришь себе в душе: «Шурик, ты говно». А уже потом твой внутренний адвокат замечает, что только что был прокурором.
– Ладно, – сказал Шурик. – Тогда скажи, как можно стать этим четвертым, если ты этого не хочешь?
– Дело не в том, хочешь ты или не хочешь. Дело в том, что если ты чего-то хочешь, ты уже точно не этот четвертый, а кто-то другой. Потому что четвертый вообще ничего не хочет. Зачем ему чего-то хотеть, когда вокруг – вечный кайф?
– Слушай, чего ты все так темнишь и темнишь? Можешь по нормальному сказать, кто этот четвертый?
– Сказать-то что угодно можно. Смысла нет.
– Ну ты попробуй все-таки.
– Можно, например, сказать, что это сын Божий.
– Ты мне все мозги компостируешь и компостируешь, – сказал Шурик. – Чего, не можешь прямо сказать, как им стать?
– Я же тебе объяснял: если бы им как-то стать можно было, все бы перлись давно. В том то и дело, что единственный способ стать этим четвертым – это перестать становиться всеми остальными.
– Это что, никем надо стать?
– Никем тоже надо перестать быть. Надо одновременно никем не становиться и перестать быть никем, понял? И сразу как вставит, как попрет! Только ойкнуть успеешь. И навсегда.
Колян тихо ойкнул. Шурик покосился на него. Колян сидел неподвижно, как окаменевший. Его рот превратился в неподвижную треугольную дыру, а глаза, казалось, повернулись вовнутрь.
– Ну ты нагрузил, в натуре, – сказал Шурик. – Сейчас крыша поедет.
– А пусть поедет, пусть, – нежно сказал Володин. – Зачем тебе эта крыша нужна?
– Не, так нельзя, – сказал Шурик. – Если у меня крыша поедет, ты тогда тоже без крыши останешься.
– Это как? – спросил Володин.
– А ты вспомни, кто у тебя крыша. Это мы с Коляном и есть. Верно, Колян?.....”
А вот еще прелестный отрывок. ”Чапаев и пустота”. Оцените
”Володин снял очки, аккуратно протер их краем рубашки и опять надел.
– Тут самое главное понять надо, – сказал он, – а как объяснить, не знаю… Ну вот помнишь, мы про внутреннего прокурора говорили?
– Помню. Это который за беспредел повязать может. Как Раскольникова, который бабку завалил. Думал, что его внутренний адвокат отмажет, а не вышло.
– Точно. А как ты думаешь, кто этот внутренний прокурор?
Шурик задумался.
– Не знаю… Наверно, я сам и есть. Какая-то моя часть. Кто ж еще.
– А внутренний адвокат, который тебя от него отмазывает?
– Наверно, тоже я сам. Хотя странно как-то выходит, что я сам на себя дело завожу и сам себя отмазываю.
– Ничего странного. Так всегда и бывает. Теперь представь, что этот твой внутренний прокурор тебя арестовал, все твои внутренние адвокаты облажались, и сел ты в свою собственную внутреннюю мусарню. Так вот, вообрази, что при этом остается кто-то четвертый, которого никто никуда не тащит, кого нельзя назвать ни прокурором, ни тем, кому он дело шьет, ни адвокатом. Который ни по каким делам никогда не проходит – типа и не урка, и не мужик, и не мусор.
– Ну представил.
– Так вот этот четвертый и есть тот, кто от вечного кайфа прется. И объяснять ему ничего про этот кайф не надо, понял?
– А кто этот четвертый?
– Никто.
– Его как-нибудь увидеть-то можно?
– Нет.
– Ну может не увидеть, а почувствовать хотя бы?
– Тоже нет.
– Так выходит, его и нет на самом деле?
– На самом деле, если хочешь знать, – сказал Володин, – этих прокуроров и адвокатов нет. Да и тебя, в сущности, тоже. Уж если кто-то и есть, так это он.
– Не въезжаю я в твой базар. Ты лучше объясни, что делать надо, чтобы в вечный кайф попасть.
– Ничего, – сказал Володин. – В том-то все и дело, что ничего делать не надо. Как только ты что-нибудь делать начинаешь, сразу дело заводится, верно? Так?
– По понятиям вроде так.
– Ну вот. А как дело завели, так сразу – прокуроры, адвокаты и все такое.
Шурик замолчал и сделался неподвижен. .......
– Дело ведь не в том, какой ты с этими внутренними ментами расклад сделаешь – замочишь их там, отстегивать начнешь или с повинной явишься. Ведь ни мент этот, ни тот, кто ему взятку дает или кается, они ведь не существуют на самом деле. Это ведь ты сам ими всеми по очереди притворяешься. Ты же это вроде понял.
– На самом деле не очень.
– Вспомни, как вы до демократии с Коляном у ГУМа работали. Когда он валюту продавал, а ты с ментовским удостоверением подходил и вроде забирал его вместе с клиентом. Помнишь? Ты же сам говорил, что если на время сам не поверишь, что ты мент, клиент тоже не поверит и ног не сделает. Значит, ментом себя ощущал?
– Ну, ощущал.
– А может, ты им и в самом деле становился?
– Володин, – сказал Шурик, – ты мне друг, но в натуре прошу – следи за базаром.
– Я за весь базар отвечу, ты дальше слушай. Понимаешь, что мы имеем? Ты и сам можешь верить какое-то время, что ты мент. А теперь представь, что ты всю жизнь то же самое делаешь, только не клиента обманываешь, а сам себя, и все время в свой обман веришь. То ментом становишься, то тем, кого он забирает. То прокурором, то адвокатом. Ведь почему я сказал, что их нет на самом деле? Потому что когда ты прокурор, где тогда адвокат? А когда ты адвокат, то где тогда прокурор? Нигде. Вот и выходит, что они тебе типа снятся, въехал?
– Ну допустим, въехал.
– А кроме этих ментов у тебя там еще столько всяких хлеборезов, фраеров и сук своей очереди дожидается, что пока ты ими всеми становиться будешь, жизнь пройдет. На тебя внутри такая очередь, как при коммунистах за колбасой не было. А если ты хочешь вечный кайф понять, надо всю эту очередь оттереть, понял? Никем не становиться, и все. Ни прокурором, ни адвокатом.
– А как?
– Я же говорю, никак. Пока ты что-то как-то делаешь, ты все время или прокурор, или адвокат. А тут ничего и никак не надо делать, понял?
Шурик некоторое время размышлял.
– Да ну его, – сказал он наконец. – Лучше я кокаину пять грамм возьму, чем с ума сходить. Может, меня с этого вечного кайфа и не попрет – вот не прусь же со шмали.
– Поэтому и не знает никто про вечный кайф, – сказал Володин. – Именно поэтому.”
мы пытаемся познать объёмный мир располагая двумя глазами. Фактически мозг интерпретирует 3D на базе плоского изображения.
Так же творчество - всего лишь плоская матрица созданная мастером для интерпретации произведения мозгом зрителя. Хороший мастер - есть объём, ххх - нету.
Чаще всего если зрителю не хватает опыта, он объём не видит и он говорит “не штырит”.
Гениальный мастер создаёт матрицу создающую мир безотносительно уровня субъекта восприятия. Как природа.
Пелевина вне салонная публика поймёт позже, скорее всего не при жизни и уж это-то и станет признанием гения.
Читала недавно сей роман. С первых же страниц он сразил меня наповал. Там некоторые моменты достойны цитат ( по своей глубине). Ум, из-за стиля написания, просто-напросто выкл. Что несказанно радует:)
Люди добрые, объясните мне смысл всего написанного автором. Прошу не с насмешкой , а с живым интересом , поскольку читал раньше Пелевина ради развлечения.
если в двух словах - вы сейчас все находимся во сне. Да - да, ты сейчас спишь и тело это не совсем ты. Ты - это внутренний покой и глубинные чувства постоянства жизни. Это мир энергий, скажем так, а тело - лишь сфокусированная на время волна. Тело распадется на частицы, живет своей временой жизнью (временными хочушками) и пытается навязать картину жизни. Но сон есть сон - пробуждение же по факту неизбежно (логичный финал). Согласен? Ты сам себя создаешь уделяя ДРАГОЦЕННОЕ внимание либо на смертную материю либо на духовное (чувства, добрые дела, осознанность).
Пелевин и Исконные Знания, это что то новенькое, я то думал он только про употребление мухоморов, ЛСД,и нюханье кокаина писать умеет. Прочитав приведённые отрывки, у меня не появилось желание прочитать новую книгу Пелевина,думаю для меня это будет пустой тратой времени, есть куда более интересное и полезное чтиво. Стиль написания, не новый, он примерно так и писал раньше, нечто напоминающее “Чапаев и пустота”
Спасибо! Очень интересно! Никогда не читала Пелевина, теперь есть интерес прочитать его. В свою очередь рекомендую перечитать Алхимика Паоло Коэльо, особенно в части, когда он разговаривает с ветром, солнцем, рукой, что сотворила мир... и с душой этого мира, которая есть он сам... а ведь это и есть слияние.
Читала много из творчества В. Пелевина, но до знакомства с книгами А. Новых. Помню, мне понравился его рассказ про фараона Хуфу, недавно об этом подумала и буквально на следующий день прочитала одну из его цитат в Сокровеннике, а сегодня вы привели выдержки из романа. Просто поразительно! Читая его романа, я знала, что упускаю что-то важное, похоже пора перечитывать...
02.08.2017
10.07.2016
25.07.2016
31.07.2016
Цель проекта
Dobrogost 19.07.2017 22:59 Ответить ↵
А ещё есть замечательный писатель Константин Утолин. Читал его книги раньше, чем Новых. После “Сенсея” и “АллатРа” перечитываешь Утолина и совсем по другому воспринимаешь, суть книг одна и та же))) Самая классная - Путь Знахаря, о том как молодого Знахаря берут в межпланетную экспедицию земляне с целью помочь им выяснить причины странных явлений, происходящих с базами землян на других планетах.