Рабочий материал, поиск тематической информации. Ниже в комментариях приведены цитаты на данную тему, без каких-либо редакций, возможно, что-то покажется читателю интересным.
Женские богини. Мифы народов России.
проголосовавших:
14
|
Финно-угры
О творении Вселенной Великой Богиней
Несчетные времена одиноко жила Ильматар на пустых воздушных равнинах, и не было вокруг ничего, кроме бескрайней страны воздуха и безжизненной пучины под ней. Свод небес еще не встал над миром, солнце и месяц не воссияли на нем, птицы не летали, рыбы не населили вод, и суша не положила пределы морю — таким было начальное творение Укко, верховного бога.
Шло время, и однажды скучной и странной показалась Ильматар ее одинокая жизнь — ей захотелось иного. Спустилась дева вниз, на прозрачный хребет моря, и склонилась над волнами, озирая новые владения. И тут же поднялась буря, свирепый ветер замутил пеной море, встали вокруг водяные валы — закачало Ильматар ветром, подхватило пенными волнами, и надула буря деве плод.
Семьсот лет — девять жизней человека — носила Ильматар во чреве тяжесть, а роды не наступали: не зачатый — не рождался. Семьсот лет она металась во все края безбрежной пучины, боль и жажда разрешения терзали ее, но лоно Ильматар оставалось запертым: не зачатый — не рождался. Скорбь овладела прекрасной девой, и пожалела она, что покинула легкие пажити воздушные, что презрела покой и теперь тяжела, гонима бурей, томима холодом, бита волнами на открытом просторе моря. И взмолилась слезно Ильматар, и просила Укко, держателя мира, прийти ей на помощь, избавить от болей и муки чрева.
Едва произнесла она горькие речи, как появилась над морем чудо-утица — кружит птица без устали, бьет воздух крыльями, ищет место для гнезда. Во все концы моря слетала утка, все края осмотрела, но не нашла нигде себе места: никак жилье на ветре не устроить, не свить на воде гнезда. Пожалела Ильматар птицу и подняла из воды колено — приняла его утка за кочку, обустроила гнездо и снесла яйца: шесть золотых, а седьмое — из железа. Села утка на гнездо наседкой греть чудесные яйца, и вскоре почувствовала Ильматар нестерпимый жар в колене — так гнездо нагрела утка, что стало колено словно в огне, а кровь в жилах — будто расплавленный металл. Дернула от боли Ильматар ногой, и скатились чудесные яйца в воду. Разбились они о буйные волны на куски, и из осколков вышла из моря земная твердь, из белка — месяц, крошкой золотой скорлупы рассыпались на небе звезды, а из скорлупы железной явились темные тучи.
И улеглась буря, и сменился мир, и время мира стало другим: отделилась тьма от света и день от ночи,воцарилось в небе юное солнце, помогал ему править молодой месяц. Довольна осталась Ильматар. превращением: плавает она по дремотному морю, по туманной глади, и под ней оживают водные глубины, а над ней озаряется небо. Довольна Ильматар и рада сама обустроить творение: куда вытянет руку, там воздвигается мыс за мысом, куда ногой ступит — остаются рыбам ямы и лососьи тони, где коснется земли боком, там разглаживается берег, куда склонит голову — появляются малые бухты. Отплыла хозяйка вод от суши и в глубоком море создала подводные скалы, где пропорют днища ладьи, и моряки найдут свою погибель. Все устроила Ильматар: воздвигла столбы ветров и все земные страны с пестрыми горами, с реками, с ручьями, с озерами, с ущельями в утесах, и только Вяйнемёйнен никак не мог покинуть материнскую утробу. Еще тридцать лет провел он в тесном чреве, через пуповину впитывая тайны творения, и от раздумий в темном узилище сделался мудрее мудрого. Просил он скрытые от глаз небесные светила отворить неведомые засовы, дать ему выход из заточения, но не получил свободы ни от месяца, ни от солнца, ни от семизвездной Медведицы — не слышали светила, высоко вознесся их престол.
Постыло и тяжко жилось Вяйнемёйнену нерожденным, и решил он спасаться своею силой: развернулся поудобней и малым пальцем левой ножки открыл костяной замок, после сдвинул безымянным пальцем ворота крепости, на коленях переполз сени, на руках — порог. И упал богатырь в море, обхватив руками волны.
Долго носило его по водам из края в край, но выплыл наконец песнопевец на пустынный безлесный берег. Приподнялся он на колени, оперся о землю руками и встал во весь рост — чтобы легко было смотреть на солнце, чтобы ясно видеть месяц, чтобы говорить с острыми звездами.
Так родился Вяйнемёйнен
тюркские народы
Тюрки считали, что Умай принимала участие в сотворение мира. В древние времена, когда не было ничего кроме Великого океана, по его поверхности плавала Умай-лебедь. Однажды она нырнула глубоко-глубоко и достала со дна землю, из которой и выросли горы, реки, растения и животные. Говорят, что именно лебедь снесла яйцо, из которого вылупился этот мир.
тюркские народы
Это было Время до Времени, когда царили темнота и хаос. Затем хаос стал сгущаться и появился Великий океан. Из темноты выплыли гигантские и бессмертные железные рыбы, несущие на себе мироздание.
От начала начал, от дней сотворения мира Великий океан плавно нес свои волны, которым не было предела и преграды. Сколько это продолжалось - не знает никто. Ибо не было тогда солнца и луны, а значит восхода и заката, дня и ночи, не было самого Времени.
Но однажды неведомо откуда прилетела птица Умай. Долго летала она над водной гладью на восток и
запад, север и юг. Но нигде не нашла даже маленького клочка суши. И
решила она снести яйцо прямо в воздухе. Но яйцо упало в волны океана, и
утонуло в его глубинах. Так продолжалось несколько раз. И, наконец,
птица опустилась на воду и решила свить свое гнездо на волнах. Вырвала
она перья из своей груди и стала вить гнездо. Но сильные волны разбили
его и уносили перья в черную глубину океана. И поняла Умай, что сначала
нужно сотворить земную твердь. Набравшись смелости, нырнула птица так
глубоко, что достигла дна Великого океана. Взяла она в свой клюв глину и
вытащила ее на поверхность. Из этой глины появилась земля, которая
постепенно стала расти и расти, и превратилась в Великую сушу. Так Умай сотворила Землю.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Ительмены
Для религии ительменов характерно многобожие. Пантеон ительменских богов очень разнообразен. Камчадалы считали творцом Земли и людей Кутха, который до сотворения Земли и людей жил на небе. От детей Кутха и его жены Миты произошли ительмены.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Кереки
Помимо аналогий с эскимосским, чукотским, корякским и ительменским фольклором, керекский фольклор имеет и свои специфические черты, связанные с общественным укладом и религиозными представлениями населения. Так, в любой керекской сказке перед совершением какого-либо поступка герой обязательно обращается за разрешением к бабушке “ыллапил”. “Бабушка, дай мне плетеную веревку”,-говорит заяц Милуткалик; в сказке “Плунтыканэлан” Кунуитчым отказывается идти на берег моря вместе с Итчымом, так как ему не разрешает бабушка.
Во всех керекских сказках все младшие дети оказываются умнее своих матерей и отцов и даже поучают их. Так, лиса Йайучананккут прежде чем куда-либо идти, спрашивает разрешения у своей дочери Имынны, а Имынна, в свою очередь, ругает мать за обман и проделки. Младший сын Кукки вороненок Ауппали раньше всех догадывается, что лиса хитрит.
Первая особенность, как нам кажется, является отражением материнского начала в большой матриархальной семье кереков, вторая связана с представлениями кереков о возвращении предков в образе родившихся детей.
Народность Айны. Татуировка женщин в честь женской Богини в форме очень похожей на знак Аллат.
Отличительной чертой этой народности была татуировка губ и рук, начиная с кистей и до локтевого сустава.
Причём татуировались исключительно женщины и наносились татуировки тоже только самими женщинами.
На коже выполнялись надрезы специальным церемониальным ножом, и затем в порезы втирался уголь. Первые татуировки делались девочкам уже в возрасте 7 лет. Это был всего лишь точечный узор вокруг губ. Затем каждый год добавлялось по несколько линий. И наконец, завершался многолетний орнамент женихом во время свадьбы: он рисовал «улыбку».
Когда японцы запретили этот обряд, айну считали, что это разгневает богиню и принесёт несчастье.
Татуировка — синуе накладывалась над верхней губой по центру, под нижней губой, затем на кожу верхней и нижней губы. Она наносилась следующим образом: на кожу, где предполагался узор, наносились маленькие разрезы ножом с обсидиановым лезвием, затем в кожу втиралась масляная сажа со дна котлов для выпаривания жира сельди. Он полировался, и под ним зажигалась свежая кора березы, которая давала черный густой дым. Считалось, что в угле коры березы содержатся вещества, способствующие прекращению кровотечения. Айнки втирали образующуюся сажу в надрезы на коже. Для обеззараживания ран готовился специальный антисептический состав из сока полыни. Губы после этой операции сильно распухали, и айнка не могла принимать твердую пищу в течение нескольких дней. Операция проводилась обязательно возле костра, но не возле домашнего очага. Э. Онуки-Тирни высказала предположение, что сажа ассоциировалась с женственностью, так как она являлась результатом деятельности самого важного женского божества огня — старухи Фучи.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Кеты
Женское, порождающее начало Земли-Матери (Бангам)
выражает компонента«мать». Смысл нередко усилен удвоением этого компонента,
что характерно и для других персонифицированных образов, — Вода-Мать(Улемам),
Томам бам (имя мифической хозяйки юга;бам— «старуха»). Земля-Мать выступает
как прародительница людей, зверей, птиц (неперелетных), растительности, других
реалий
природы и воображаемых насельников окружающего человека мира ильбанг(букв,«дышащая
земля»; компонент иль
выражает принадлежность к земле и миру, где живут люди). Эта идея
сосуществовала с другими версиями их происхождения, в том числе соотносилась с деятельностью различных демиургов (см. ниже); сами
кеты противоречия в этом не видели. В разных контекстах образы бангам и ильбанг
могут совпадать по семантике и функциям.Символом первородной связи с землей
считался непременный для всех порожденных ею объектов пупок(тыль):подобно
пуповине, соединяющей мать и плод, все они незримыми нитями соединены с центром
земли (равно — с центром мира ильбанг).
Этот центр персонифицирован в образе
Пупка земли —Бангтыль.
Пупок земли— женское существо и в некоторых контекстах может представать
как ипостась самой земли.
Пупку земли соответствует расположенный над ним Пупок
неба (видимая в зените Полярная звезда).От Земли как прародительницы промысловых животных
ждали помощи в охотничьих занятиях. В коллективных и индивидуальных
умилостивительных обращениях, которыми сопровождались обряды кормления и одаривания земли,ее
называли Кайгусънам— Мать кайгусей.
Но земля в кетской традиции реконструируется не только как прародительница,
но и причина смерти человека, хотя в этой функции более известна Хоседам —отрицательное начало кетского
пантеона, хозяйка мира мертвых. Выражение «светлые люди от земли пупок имеют (через пупок к земле привязаны)» осмыслялось
как русское «землей рожденные В землю уйдут». О новорожденном мать извещала: «Землей-Матерью данные мне ровдужные завязки», а при смерти ребенка говорила: «Земля-Мать съела мои завязки». Слово
«завязки» является эвфемистической заменой значений «ребенок», «дети»
(примеры выражают связь: материнское, порождающее начало — соединяющая нить -новорожденный).
По этнографическим данным, известен обычай спарывать с одежды умершей женщины ровдужные завязки. Они предназначались для первого появившегося потом в этой семье или у близких родственников новорожденного.
В свой черед, эти завязки пришивали к первой одежде ребенка (бэсям,используемый сначала как верхнее одеяло), и ей отводилось особоеместо в представлениях о жизненной субстанции («душе»). Синонимом слова бэсям служил
Термин атпей,самостоятельно употреблявшийся как одно из названий жизненной субстанции.Причастность
земли к жизни порожденных ею людей отражают сведения об особом, «от самой
земли» огне [7, с. 159, 167]. Для бытовых нужд этот огонь не использовался, его
зажигали только в случае болезни кого-то. Получали его трением дерева о дерево
(береза) при помощи особого приспособления, действовавшего по принципу
лучкового сверла.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Кеты
Хосед
м в кетской мифологии — главное женское божество, носительница зла.
Принадлежность к классу богинь-матерей подчеркивается языковой формой имени (Эм, мать), иногда Хоседэм называют Хоседэмбаем (баем — старуха). Хоседэм описывается как отвратительная старуха типа Бабы-яги (Хоседэм — четырехпалая).
По одним сведениям Хоседэм живет на земле, по другим — на далеком северном острове в устье Енисея или в океане, на скале, где стоит ее чум. Некогда Хоседэм была женой высшего бога Еся и жила с ним на небе.
По одной версии, она в чем-то провинилась перед мужем и была изгнана с неба; по другой — она сама ушла от Еся к месяцу (есть сказка, в которой представлен мотив преследования со стороны Хоседэм месяца, спустившегося с неба, где у него осталась жена-солнце).
Основная черта Хоседэм — ее вредоносность: от нее мор, болезни, порча, непогода и даже смерть, так как Хоседэм пожирает души людей — ульвей. В этом ей помогают связанные с ней носители зла: Дотетэм, Лютысь, Калбесэм и др.
В сюжете поединка Хоседэм с Альбэ она выступает в ипостаси бобра; из тела сожженной Хоседэм возникают лягушки, комары.
Как сила зла, Хоседэм противоположна не только Есю, но и женскому божеству из клана богинь-матерей — Томэм.
С Хоседэм связан целый ряд мифологических сюжетов и сказочных текстов: о борьбе Хоседэм с первым шаманом Дохом (верх одерживает то Хоседэм, то Дох), о том, как Альбэ преследует Хоседэм вдоль Енисея и др.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Кеты
Томм (мать-жара) — в кетской мифологии женское божество, воплощающее положительное начало. Томэм находится на небе под солнцем или где-то на юге, в верховьях Енисея, откуда приходит весна. Часто Томэм даже отождествляется с солнцем, о ней говорят, что Томэм горит как огонь. С Томэм связан приход весны и возвещающий о ней прилет птиц, особенно лебедей, которых она пожирает.
Мотив дыры Еся (отверстие между небом и землей), через которую весной прилетают птицы, связывает Томэм с Есем, мотив птиц и движение вдоль Енисея объединяет Томэм с Дохом.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Коряки
Сперва был Ыга. У них близкие люди были -Чыны (отец Кутхиняку) и Тонга ( это мама Куткиняку). И вот они родили. Ыгын-отец, Ыга -мать. И вот Ыга родила Анотыйкинав царицу родила, Анойтыйкинав царь-солнце родила, потом Анотйкинав Вулхы (ночь)родила. У Чынны Тонга родила Кутхиняку, это мальчик Кутхиняку . Потом родила Митчгынэ-царицу. Это его Кутхиняку сестра. И вот после этого как выросли дети ихние и вот надумали жениться. Женились вот как они. У Ингина дочка Митты - за Кутхиняку. А Митчгынэ (Кутхиняку сестра) за солнце вышла замуж. И вот они родили. Митчгынэ родила звезды и Луну. И отец Солнце по приказу поставил своих детей, чтобы вниз смотреть, следить, как внизу чего там происходит, все внизу происхождение, что и что, они все видят, там записывают, отмечают. Вот. А вот Кутхиняку ихний заместитель, у Ыгина главный и главный у Солнца, это как заместитель. Главный Ыгын, и у него помощинки Солнца и главный у Солнца, это как заместитель. Главный Ыгын, и у него помощники Солнце и Кутхиняку. И вот у Кутхиняку Митты родила Эмемкута, потом Динныанав родила, потом Кичиманав родила, потом Чяняенав родила, потом Клюканэв родила, потом Ывянь родила - самый последний был мальчишка, такой рос славный сын у Кутхиняку.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нанайцы
Представления о небе сильно варьировали у разных групп нанайцев
и ульчей. Так, кондонские нанайцы рассказывали: мир состоит из трех
ярусов: первый — наша земля, тут обитают также маси — духи-
покровители людей (у верховых нанайцев понятий о маси не было) и
диулин. Второй небесный ярус возглавляется покровителем природы
богом Нунну. Тут же живет главный шаманский дух Майдя Мама. Самым
верхним ярусом, или верхним (золотым) миром, правит бог Санги (или
Сангия) Мапа: он дает людям духов-помощников в охоте эдехэ, от него
зависит удача на промысле, здоровье людей, сама их жизнь. Ежегодные
моления небу обращались главным образом к нему. Есть наверху и Лаоя,
но Сангия Мапа важнее, он помогает людям в промыслах. Знают
кондонские нанайцы и о Нянгня. Она, объясняют, «как дева Мария»,
сидит рядом с Сангия Мапа, ей молятся женщины (А.И.Наймука, сел.
Кондон, 1958 г.).
Нивхов мифология
Мифы о сотворении мира
Двенадцать Maтушек
“Окончив создавать вселенную, Нгок хоанг решил сотворить живых существ. В ход пошли оставшиеся материалы. Яшмовый владыка вылепил и таких больших животных, как слоны, носороги, тигры, и всяких насекомых, червяков. Затем Нгок хоанг сцедил некое прозрачное вещество — квинтэссенцию и, используя его, принялся создавать другую разновидность существ. Это и были люди. Умом они стали превосходить прежде созданных тварей.
Вылепить людей Яшмовый владыка поручил двенадцати богиням, которые отличались сноровкой и ловкими, умелыми руками. Их впоследствии и стали называть Двенадцать Матушек. Некоторые, однако, рассказывают, что Нгок хоанг сам сотворил людей и уже потом поручил богиням заботиться о людском роде.
Считалось, что после того как Нгок хоанг создал вселенную и живых существ, число божеств, людей и животных, так же как количество земли, воды, воздуха, не уменьшалось и не увеличивалось, оставалось постоянным. Люди после смерти могли опять возродиться в человеческом обличье или превратиться в животных, а иногда даже и божеств. У зверей и богов судьба складывалась точно так же. Если поступали указания от Нгок хоанга и его свиты, они иногда становились людьми.
Когда кто-либо получал указание родиться в новом воплощении человеком, за дело принимались Двенадцать Матушек, они-то и отвечали за тело вновь появляющегося на свет. Так, одна богиня присматривала за глазами, другая за ушами, третья за руками и ногами, четвертая учила человека смеяться и т. д. Впрочем, существовало и другое представление: будто бы Матушки не распределяли работу между собой, а выполняли ее все вместе. Так или иначе, каждый рождающийся человек проходил через руки двенадцати богинь, лепивших черты лица, руки, ноги, обучавших говорить и смеяться. И все же иногда и по недосмотру Матушек во внешности случались изъяны.”
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нанайцы
Седьмая и восьмая сферы — женские. Там много разных «людей» (богов), но главенствуют женщины: в седьмой — Лунге Эндурни, имеющая 50 детей, в восьмой — Нянгня Эндурни, более могущественная, чем предыдущая. У нее — 30 городов, она родила 100 детей. Той и другой молились роженицы-нанайки, а также шаманы, помогавшие роженицам.
Интересно отметить, что термин Нянгня для божества женского пола (глава восьмой сферы неба) был широко распространен в значении «небо» у эвенков Сибири, эвенов Якутии, негидальцев, орочей, удэгейцев, ороков. У негидальцев этот термин осмысливался также как Полярная звезда («Небесная дыра»).
Народы Сибири и Дальнего Востока
Сырада-Нямы
*Традиционные представления нганасан о Сырада-Нямы - Матери Льда, существа, которое влияет на Бодырбо-Моу - Землю Мертвых, точно так же, как и Земля-Мать влияет на этот мир, чрезвычайно противоречивы.
Как уже говорилось, нганасанская мифология повествует об изначальном антагонизме Земли- и Льда-матерей. Земля освобождается ото льда в силу внутренней потребности родить, с помощью Солнца-Матери и вступает в открытую борьбу с Льдом-Матерью. Выше уже рассказывалось, как обе Матери, воплотившись в черного и белого оленей-самок, “пробовали силу”, причем оказалось, что сильнее Земля-Мать. Это и предопределило последовательность влияния на “имеющих горло” (а потом переход всех существ в ведение Матери-Льда).
Устройство владения Льда-матери обычно рисуют в виде некоего подземного мира, состоящего только изо льда, где находятся Намийятюма-Сырада-нюо - Девять Льда Матери Парней, которые грызут людей. Имена этих сверхъестественных существ совпадают с названиями Коча-болезней. Вместе с тем, о Бодырбо-Моу рассказывается, как о совершенно таком же, как и Земля, месте обитания людей.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Биды-Нямы - Вода-Мать;
Фала-Нямы - Камень-Мать
К числу Матерей Природы, которые влияют на жизнь людей, относятся, согласно традиционным нганасанским верованиям, и Биды-Нямы - Вода-Мать. В мифологии, посвященной сотворению Вселенной, образ Воды-Матери совершенно неопределен. С одной стороны, вода покрывала всю Землю-Мать и этим мешала жизни детей Земли-Матери - разным “имеющим горло”. Вода-Мать как бы поступилась своими прерогативами, освободив часть Земли для того. чтобы на ней могли жить и животные, и люди.Было бы логичным считать Воду-Мать в известной степени близкой с Матерью Подземного Льда - Сырада-Нямы, следуя нганасанской логике. Однако традиционные воззрения нганасан никак не связывают лед и воду, хотя примеры превращения воды сопутствуют каждому нганасану от рождения до смерти. Вопросы том, как связаны между собой вода и лед, соответственно, связаны между собой сверхъестественные существа, их олицетворяющие, были заданы более чем полуторастам человек.
В качестве основного аргумента выдвигалось соображение, по которому вода и лед относятся к двум совершенно антагоничным сферами. Вода - сфера действительной жизни, а лед - это иной мир, Земля Мертвых - Бодырбо-Моу. Соответственно. Выды-Нямы положительно влияет на жизнь людей и всех животных, а для рыб она является жизненной сферой вообще. Лед же является сферой существования всех, покинувших этот мир, и Сырада-Нямы, соответственно, влияет на этот мир.
Вода-Мать - вторая персона Матерей Природы, которая определяет благосостояние людей. К Выды-Нямы обращались с различными просьбами. Наиболее распространенными были заклинания о посылке рыбы, об удаче на рыбном промысле, просьбы о хорошей погоде, когда люди на утлых лодчонках пересекали большие реки или занимались поколкой дикого оленя, который составлял их жизненную основу. Обычные заклинания выглядели следующим образом:
”Выды-Нямы, коду - ома’а!
Колы дыни куонга,
Контодемта контоласудем,
Няга тамо декоком”.
”Вода-Мать, старшая сестра моей матери!
Пусть сейчас поймают рыбу,
Я тогда тебе отдам (в жертву - Ю.С.)
Самого хорошего оленя”
(13 июля 1961 г. Анна Костеркина, Усть-Авам).
На вопрос о том, как выглядит Вода-Мать - то ли это и есть сама вода, то ли сверхъестественное существо, олицетворяющее воду, персонифицируется в антропоморфный или зооморфный образ, никто из известных информаторов не мог дать ответа.
Относительно явлений, связанных с водой, высказывались такие суждения:
”Выды-нямынты би’е” - “К Воде-Матери пошла”, - говорят о большой воде весной, которая быстро сходит в сторону Северного Ледовитого океана...
...”Весной вода в море идет - вся вода к мамке Быды-Нямы гостевать ушла. Осенью будто назад воротилась, будто гостевать кончалаю Весной вода лед ломает - это Вода-Мать рыбу гонит, как подарок присылает, гостевать зовет”.
(11 августа 1961 г. Ламбаку Горнюк, Усть-Боганида).
Таким образом, в высказывании Ламбаку Горнюка вода и лед выглядят даже как враждебные стихии. Вода, в его рассуждении, ломает лед, чтобы прошла рыба.
По аналогии с астральными Матерями, Вода-Мать также в шаманских заклинаниях упоминается вместе с дочерью Выды-копто -Воды-девкой. Ранее перед промыслом рыбы или перед поколкой дикого оленя шаманы обращались к Воде-девке со словами:
”Выды-копто, дялы-дыматау!” - “Вода-Девка, хороший день давай!”, обещая ей принести в подарок какие-либо жертвы (23 июля 1961 г. Фадопте Яроцкий, Усть-Боганида).
По сообщению некоторых информаторов, жертвы ранее приносились двумя способами. Первый - это прямо в воде тпились собаки и олени с соответствующими обращениями относительно удачного промысла. Во втором случае Воде-Матери посвящались особые олени. На левом боку таких оленей ставили Быды-Нямы-кирибир - Тамгу Воды-Матери. По утверждению таймырского нганасана Нэди Турдагина, такая тамга выглядела в виде девяти вертикальных черт, которые ставили на левом боку посвящаемого оленя. В то время, когда тамга вырезалась, говорили:
”Быды-Нямы, вот тебе даю оленя....”, - и присовокуплялась какая-либо просьба. По сообщению таймырского нганасана Хосю Момде (1 июня 1964 г. Деляк-бигай), тамга Быды-та - оленя, посвященного Воде-Матери, состояла из семи черточек. Формула обращения, с его слов, звучала так:
”Быды-Няма, нямыма, тадантэм кирьбиэм нера’а нюоона нися лыкудамту нгада быта” -
”Вода-Мать, мать моя, оленя тебе посвящаю (мечу), чтобы дети мои в воде не пропали”.
По шаманским воззрениям, вода является жизненной сферой ихтиоморфных дямада - злых духов, которые нападают на шамана, когда он в своих странствиях при камланиях пересекает водные рубежи. Эти дямада принимают облик огромных щук и налимов. Эти чудовищные щуки и налимы “Сырада родня” (Сейме Турдагин).По аналогии с традиционными Матерями Природы, которые олицетворяли силы, определяющие жизнь людей, нганасанские верования включали ряд второстепенных матерей.
Так, в разговорной речи поминается Фала-Нямы - Камень-Мать. Она не выполняет никаких других функций, кроме определения характера человека. Когда человек был сварливым, жадным и пр., то в виде поговорки о нем говорили: “Фала-Нямы Фаладонта тада’а” -”Мать-Камень в тебя камень положила” (в значении - тебе в душу камень положила - Ю.С.). В фольклорных произведениях о мироздании и других сюжетах Фала-Нямы не поминается.
В разговорной речи упоминалась и Фа-Нямы - Леса- Мать (дерева - Ю.С.). Удалось найти только одно фольклорное произведение, связанное с этим образом:
(17 июня 1961 г. Нюля Турдагин. Усть-Авам).
033
”Одна девка пешком по земле ходила. Звать Наптюбаса-ны-копто. Совсем она худая была. Глаза у нее совсем запали. За собой она тащила тута - лыжи. Не санки, а просто две доски с ремнями. На них парень сидел совсем маленький. Рукава у него еще зашиты были. Лыжи-то у них серебряные были.
Шла девка, упала. Дальше идти не может. Посмотрела она вверх, говорит парню:
- Смотри - высокая земля видна. Там оленья копаница есть - может, там люди? Туда пойдем.
Парень-то совсем маленький был. Однако толковал как-то.
Пошли они как-то. Дошли до копаницы. Сто чумищ нашли. Будто только люди аргишили с этого места. Угли еще дымятся.
- Нет у нас талана, - девка тогда говорит. - Только отсюда аргишили люди.
Стали смотреть они на землю. Видят - на месте головного чума что-то, как огонь, горит. Видят - лежит маут железный. Так блестит, что глазам больно.
Говорит баба сыну:
- Возьму с собой. Тяжело носить. Пусть тяжело. Может, встречу того, кто этот маут потерял, отдам ему. Пожалеет он нас. Накормит, в чум пустит.
Пошли они опять дальше. По аргишной дороге пошли. Вдруг видят - навстречу им нарты едут. На них мужик. Санки у него серебряные - так горят. А все на нем железное - парка, упряжь, лук. Молодой совсем мужик, красивый, большой. Подъехал, говорит:
- Кто ты? Заблудилась, что ли? Где живешь?
Стала она ему говорить, не говорит, однако, поет она ему:
- Отец мой Сяйбасюдютала был. Семь братьев их было. Отец мой средний был. Самого маленького брата их я на лыжах вожу. Силу я совсем потеряла. Пропаду, если так ходить буду. Ты-то кто сам?
- Хенгикоти-нюо меня звать. Поедем со мной. Женой моей будешь.
- Ладно, к себе вези. Буду с тобой жить.
Сели в санки. Девка сзади села. Малыша парень себе между ног положил.
Отвязал он вожжу. Олени ринулись назад бежать. Так рванулись олени, что санки на этом месте полозьями яму вырыли. Побежали быстро они очень. Мальчик-то вылетел, на землю упал. Сам ходить-то еще не умеет. Голову только поднимать может. Закричала девка. Кричит парню:
- Оставь меня. С ним останусь!
Не слушает ее парень. Оленей только хореем гонит. Долго кричала девка. Далеко было слышно, как кричит.
Семь дней лежал мальчишка на том месте. В снег головой воткнулся, когда падал-то. Ноги только кверху торчат. Шевелил только ногами маленько. На седьмой день перевернулся. Сея как-то, заплакал. Смотрел, смотрел - ползти стал. Сидеть не хотел, видно. На лайду выполз. Упал, устал очень. Долго он лежал, отдыхал. Опять пополз туда, куда его глаза смотрели.
Дополз он до большого дерева. Огромное дерево где-то стояло. Из земли один ствол рос. Дальше на семь частей это дерево делилось.
Как дополз до ствола, в яму он свалился. Около дерева яма была. Вокруг совсем много пурга снега нанесла, а возле дерева не было снега. Совсем живая была земля, теплая.
Семь дней лежал он в яме этой. На седьмой день открыл глаза. Видит - над ним семь суков от дерева, а с них будто дождь идет, на землю падает. Снег весь съедает этот дождь, тепло на земле, как летом. Открыл рот парень. Стал капли ртом ловить. Поймал одну - стал сосать он, как раньше мамки грудь сосал, - капля-то совсем как мамкино молоко, хорошее молоко. Наелся парень. Брюхо сытое совсем стало. Каждый день теперь он стал есть. Совсем жирный стал, как гусь осенью. Стал парень жирный, крепкий. Вырос он немножко, говорить стал:
- Нашел я мать теперь. Это теперь Фа-Нямы - Леса Мать. Кормит меня хорошо. Лучше, чем меня родная мать кормила. Никуда от нее не уйду. Теперь все время с ней жить буду.
Только этот парень петь кончил - подъезжает человек на санке. Все у него серебряное: парка, хорей, упряжь, нарта - все у того серебряное. На одном олене едет. У его оленя семь рогов было. Человек на санке сидит, лицо в парку спрятал. Вокруг рогов оленя птицы целой тучей вьются.Дошел олень до дерева, упал на брюхо. Дальше идти не хочет. Поднял тогда голову человек. Глаза у него заплаканы. Стал он толкать оленя серебряным хореем, кричать ему:
- Чего лежишь? Вокруг всего света прошел, а сейчас идти не хочешь? Вставай! Я сына и дочь потерял. Пока не найду, век гонять беде.
Ткнул оленя хореем. Тот только на земле ногами возит - вставать не хочет. Ткнул его еще раз - не встает. Говорит тогда человек:
- Чего олень к дереву не идет? Во сне будто видел я такое, что Фа-нгуо приходила. Может, это и есть?
Пошел он к дереву сам. Увидел его мальчик, заплакал, закричал. Говорит:
- Фа-Нямы! Какой-то человек пришел. Может, он меня убивать хочет! Спаси меня.
Увидел его тот человек, говорит:
- Эй, парень! Ко мне иди. Не убью я тебя.
Мальчишка только руками машет. Боится. Взял его подмышки человек. В санки стал сажать. Плачет мальчишка, борется, кусается. Засунул его человек в серебряный кокуль, завязал, погнал оленя. Вскочил тот, быстро побежал.
Ехали они, ехали, приехали к одиннадцати чумам. Остановил санки человек у среднего чума. Взял он кокуль с мальчишкой, в чум его внес, своей старухе отдал, кормить велел.
Плачет мальчишка, кричит:
- Мне к Фа-Нямы надо. Фа-Нямы, спаси меня!
Сварила старуха мясо жирное, парню дала. Бросил он мясо, кричит:
- Не могу есть это, пахнет это плохо. К Фа-Нямы я хочу.
Старуха ему мясо в рот сует, он голову отворачивает, плачет все. Целый день он ничего не ел. На огонь глядит. Спать легли - целую ночь он плачет. Утром встал старик, взял отвара мясного, вылил парню в лицо, куском мяса вытер. Ум у него на место встал. Стал он мясо есть. Как поел, то засмеялся старик, спрашивает парня:
- Что о себе скажешь?
- Совсем ничего не знаю. Помню немного - будто кто-то ходил со мной. Не знаю - кто это был, не знаю - почему меня оставили. Попал я к Фа-Нямы не знаю как. Она кормила меня, умереть не дала.
- Правильно, - старик говорит. - Меня Сюдютана-нюо зовут. Я отца твоего отец. Аргишил от меня отец твой вместе с сыновьями моими. Жен себе из другой земли взяли. Туда они хотели идти. Как аргишили, то все умерли. Я искать ходил. Все ледовки нашел. Только твоей сестры ледовки и твоей ледовки я не видел. Теперь тебя нашел. Думаю - твою сестру увел кто-то, тебя бросил.Сколько-то времени прошло - вырос парень. До половины человека ростом дошел. Однажды старик говорит ему:
- Почему мои все дети-то умерли? Почему так? Сырада всех забрали, только ты остался, да сестра твоя, может быть, где-нибудь жива еще. Пойду теперь искать ее.
Сильно ругал Сырада старик, говорит:
- Пойду на большой воды край. Там будто живет кто-то. Нгуо какие-то живут там. Семь их. Парень у них есть. Как пустит стрелу парень - туман везде упадет. Пальцев на руке не увидишь - такой туман будет. Как найду их, буду всех убивать. Ни одного чума не оставлю. Только парня этих нгуо оставлю - пускай ходит. Какуденды-нюо парня зовут. Пусть он один живет. Семь лет с ним воевать буду. Как тумана не станет - знайте, что всех убил. Потом дождь большой падать будет, всю землю зальет. Тогда у бангая моего - нетельной важенки рога обрежь, в землю воткни. На каждый отросток пусть вещи перетаскивают наши люди. Как раз одиннадцать чумов будет. Сам ты сеть забрось. Если поймаешь пять рыб - значит, убил я пятерых. Сороденди-нюо, значит, стрелы пускает. Тоже парень он. У нгуо живет. Семь нгуо еще есть на небе. Я тоже с ними воевать буду. Всех убью, только парня этого оставлю. Путь тоже еще один человек ходит один. Семь лет пройдет, совсем дождь перестанет. Земля сухая будет. Тогда, значит, победил я этих-то людей.
С самыми последними тоже бороться буду. Тоже из лука стреляет этот человек. Век он по верху хребтов ходит, Динтасыргутуо’ зовут его. Лед он ломает. Товарищ-то его Борооудя-нюо землю-то ломает. Как начнут стрелять, совсем земля раскалывается, лед трескается. Гром только слышно. Всей силы моей только на этих двоих хватит. Больше-то нет. Как только этих двоих убью, назад пойду. Домой пойду. Через семь лет опять вода будет. Опять режь оленю рога, в землю втыкай, на рога чумы ставь. Сам сеть забрось. Если поймаешь двух рыб - убил я богатырей, значит.
Ушел старик. Сколько-то времени прошло, совсем вырос парень. Взял себе бабу. Стал свое стойбище водить вместо деда своего. Однако он век вокруг Фа-Нямы - дерева аргишит. Глазами его было видно с того места, где они чумы ставили. Близко не подходили и далеко, однако, от него не уходили.
Однажды встал утром парень, говорит старухе-бабушке:
- Целую ночь я плакал. Фа-Нямы ко мне в ум приходила. Видел я ее. Почему она меня кормила, держала так? Теперь я уйду. Ходить буду.
Поел он чего-то. Оделся хорошенько, вышел. Сел на нарту, к Фа-Нямы поехал. Сколько-то не доехал он, привязал оленей, пешком пошел. Дошел-то до дерева, палку какую-то поднял, стал дерево бить. Говорит:
- Ты меня спасла, а силы-то мне не дала. Хочу воевать теперь. Силу мне давай. Если дашь силу-то, то каждому убитому врагу я голову отрежу. Кровью врага тебя помажу. Голову убитого тебе отдам - на сук повешу лицом на восход солнца. Пусть твой пай будет.
Так сказал, к саням воротился. Дальше он поехал. К семи чумам он приехал. Олени вокруг чумов черные ходят. Нюки на чумах все из железа. Железные нарты стоят. Это парень видит. На нартах двое сидят в парках железных. Один-то старик, другой - парень молодой, мужик. Тот-то молодой мужик - как раз тот, кто пришедшего парня сестру вез. Старик-то - отец его. Они парня увидели, спрашивают:
- Кто ты есть?
- Не знаю я. Так, просто один езжу. Говорили люди, что отец мой Сяйбасюдютала был.
Покраснел тогда старик, встал, того парня обнял, говорит:
- Родня ты нам. Сестра твоя с сыном моим живет.
В чум они вошли. Увидел сестру свою парень, ее обнял. Потом мужу ее говорит:
- Ты ее брал - выкупа мне не давал. Меня тогда бросил совсем. Чуть не пропал я. Если ты выкупа не платил, то заберу я ее и детей ее заберу, с тобой воевать буду.
Сказал он так. Сестре велел в нарты садиться, по следу ехать назад.
Молчали в ответ только старик и сестры муж, слова не сказали. Побежали потом они внезапно в разные концы. Луки как-то взяли, стали стрелять. Долго не мог парень убить мужа своей сестры. Потом его достал все-таки. Тогда стрелять кончал, говорит:
- Твои другие люди и ты сам, когда он мою сестру брал, не помогали ему. Теперь живите. Не буду вас убивать.
Сам он оленей запряг, по аргишной дороге сестры пошел. Когда пошел, старик в него опять стрелять стал. Тогда повернул парень обратно, всех кончал, кто живой на стойбище был. Только один Хенгихоти’е-человек оставался. Долго за ним гонялся по аргишной дороге. Добежали они до самого Фа-Нямы - дерева. Смотрит Сюдю-нюо - чумы уже видны его. Двенадцать их стало.
- Значит, - думает, - сестра уже свой чум там поставила. Доехала хорошо она.
Бросился тогда он на Хенгихоти’е - парня, лук у него вырвал, на землю бросил. Руками того решил убить. Стали они бороться. Одолел Сюдю-нюо своего врага, поднял его над головой, семь раз о землю ударил - душа того совсем близко стала. Схватил он потом его за горло, вырвал горло, сердце наружу вытащил, руками его раздавил. Ножик достал большой, голову ему отрезал. Зачерпнул ладонью кровь его, стал Фа-Нямы дерево кровью мазать и говорить:
- Твой пай, Фа-Нямы. Береги теперь меня. Пусть меня никто не одолеет.
Голову он воткнул на средний сук, лицом на восход солнца. Сам он на санки сел, к себе поехал. Приехал - сына сестры позвал. Тот только маленько моложе Сюдю-нюо был. Силой они равные были. Говорит ему:
- Давай теперь и с тобой воевать. Ум-то твой всегда за отца будет. Тогда ты будешь мне мстить. Лучше давай сейчас биться, чтобы не ждать. Давай, давай, лук бери.
Побежали они в тундру. Через хребет большой перешли, к моря краю вышли. Видят - стоят восемь чумой больших железных. Вокруг них, видно, простых людей маленькие чумы стоят. Конца не видно стойбища. Куда глаза видят - везде дым идет. Сестры сын в один чум побежал, кричит:
- Теперь тебя кончать будем. Родню я нашел.
Сюдю-парень лук натянул, стал стрелы пускать. Все чумы истребил, никого не оставил. Подскочил тогда Сюдю-нюо к тому парню, лук у него вырвал, сломал. Тогда он схватил его, над собой поднял, семь раз головой о землю ударил. Потом горло ему вырвал, сердце наружу вытащил, в снег бросил. Голову ему, однако, отрезать не стал. Просто того на снег посадил. Сидит мертвый парень совсем как живой. Тогда ударил его в висок рукой, говорит:
- Где сила-то твоя? Какого нгуо ты помогать просил? Сырада-нгуо, что ли. Может, нгуо, что на небе, ты просил какого-то? Что тогда он тебя так оставил?
Так он семь раз повторил. Семь раз его по голове бил. Тогда сверху он слышит голос тихий:
-Э-э-эй, парень! Ты-то сам живой? Чего ты мертвого бьешь? Кто ты?
Тогда поднял глаза парень. Видит - кто-то стоит рядом. Вроде человек. Голова его в тучах теряется. Волосы у него как языки пламени трепещут. Горит он весь как костер, глазами белыми на парня смотрит.
- Сюдю-нюо я.
- У-у-га! Сюдю-нюо ты! Сдурел ты видно совсем, мертвого бьешь. Я всех твоих съел. Всех я Сяйбасюдю съел. Когда твоего отца кончил -оставил только тебя и сестру твою. Пожалел вас. Что ты теперь неправильно делаешь?
- Ты моего отца убил? Правда это?
-Я.
- Тогда нагнись ко мне. Я с тобой биться буду. Ты во всем виноват. Из-за тебя я воевал. Мстить тебе я за свой род буду. Убью я тебя, хоть ты видом и большой.
Совсем, однако, сдурел парень. Такого большого нгуо хочет убить.
Нагнулся к нему нгуо. Вцепился ему в волосы Сюдю-нюо. Нгуо тоже его схватил. Повалил его парень на землю, хотел ему горло вырвать - исчез нгуо. Только кочку ломает в руках Сюдю-нюо. Слышит смех сверху и голос нгуо:
- Вот и пропал ты, парень. Сердце твое я унес С Собой. Как домой придешь - умрешь ты сразу.
Поехал домой Сюдю-нюо. Как приехал - к сестре в чум пошел. Отдыхать лег. Сестра мясо сварила, подошла к нему, стала его будить. Тот лежит, глазами смотрит, однако, сам не живой. Только-то. Погиб он от того, что нгуо стал ругать. Если бы не ругал, то сам живой бы был. Всех врагов бы своих убил”.
* Всеми информаторами этот миф был определен как шаманское произведение.
По совету шамана перед родами какой-либо женщины Фа-Нямы посвящали оленя, называя его Фа-та. При этом Фа-Нямы просили о том, чтобы она дала женщине силу хорошо родить через шест, за который держится роженица.
К числу персонажей шаманского мира были отнесены и другие Нямы - Матери диких оленей (Баби), песцов (Саторе), куропаток (Кыхы) и пр. Им также посвящали оленей:
Баби-Нямы - Диких оленей Матери с заклинанием:
- Баби-Нямы, нимома, тадантэм кирьбием бахима Хюэта Сюарунянгана,
- Диких оленей Мать, мать моя, тебе оленя посвящаю, чтобы дикие все время были со мной.
(1 июля, Хосю Момче, Деляк-бигай).
Саторе-Нямы - Песцов матери с заклинанием:
- Саторе-нямы, тадантэм Кирьбиэм сатгоремя сиярунангана хюэта,
Песцов Мать, тебе оленя посвящаю, чтобы песцы все время у меня были.
- Нему-нямы - Зайцев Матери:
- Я знак на олене поставлю, чтобы зайцы ловились.
*Сравнение канонических нганасанских произведений мифологии и шаманского фольклора являет огромную разницу в воззрениях на устройство жизни вообще.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Ту-Нямы - Огонь-Мать
Самой близкой из Матерей Природы именно людям считалась Ту-Нямы - Огонь-Мать. Согласно нганасанской мифологии, Огонь-Мать не принимала участия в создании современного мира. Активная роль Огню-Матери стала принадлежать со времени появления людей. В многочисленных мифах говорится, что Огонь-Мать была дружественная не ко всем “имеюшим горло” - диким животным и духам дямада, а только людям. Так, во многих повествованиях рассказывается, как культурные герои сжигают дямада, которые не
позволяли людям жить на земле. На практике старые люди указывали на то, что дикие животные боятся огня. Огонь считался принадлежностью только человеческого жилища и приобщение к нему заключалось в магическом приобщении к очагу в первую очередь. Так, при приручении телят диких оленей, которых впоследствии дрессировали, чтобы сделать из них оленей-манщиков, обмазывали пеплом из очага. Новорожденных детей также обмазывали в первую очередь пеплом, чтобы таким образом приобщить к общему огню. Разумеется, все эти действия имели и чисто утилитарный смысл. Приобретая запах очага, теленок дикого оленя начинал относиться к людям так же, как и теленок домашнего. Припудривание ребенка пеплом также было полезным в гигиеническом отношении и т.д. Однако сакральное оформление этих актов носило характер приобщения к огню.
*Согласно нганасанским традиционным установлениям огонь всегда принадлежал женской филиации. Этот факт тоже имел сакральную окраску. Информаторы объясняли, что в силу своего материнского начала огонь всегда близок именно женщинам, поэтому огонь является, в первую очередь, покровительницей женщин.
В семье, в чуме огонь всегда принадлежал хозяйке чума. раньше мужчина - муж хозяйки или же кто-либо из ее сыновей не имел даже права трогать очаг руками. Это правило породило обычай, по которому трубку хозяину чума всегда раскуривала его жена. Чужие люди также не могли трогать огонь руками. Установления, связанные с передачей огня были записаны со слов авамской нганасанки Анны Костеркиной:
”Огонь раньше разрешалось трогать только дочерям. Нельзя было трогать его мужику и его сыновьям. Только дочери могли поправлять головешки и подкладывать в огонь дрова. Однако огонь из чума выносить было тоже нельзя.
Огонь без разрешения может взять только ее мать. Если кто-нибудь из родни женщины просил дать головешку из очага, то надо было звать мать, если она была на этом же стойбище, и она давала им из своих рук огонь. Если же просил огня посторонний человек, то передать огонь можно было только через других людей (по цепочке -Ю.С.): своей матери, та даст огонь какому-нибудь общему родственнику, а тот уже по своей родне до того, кому этот огонь нужен. Так делали, когда у всех этих людей огонь пропадал почему-то. Было так, когда аргишили и теряли свои аргиши или как-то огниво теряли люди. Поэтому в сказках так, говорят, было. Если совсем далекие эти люди, которые просили, то надо было, чтобы все те люди собрались, чтобы ближе и ближе были. Однако так не только головешки горящие давали. Так лишнее огниво передавали. Огниво к Огню-Матери близко, поэтому его так просто отдать нельзя. Будто свой единственный огонь чужим людям отдавать будешь.
Если же мать у кого-либо умерла, то огонь можно прямо отдавать своим сестрам. Если огонь надо передать брату, то надо искать родственников его жены. Если огонь просят из рода мужа, то надо опять здесь женщин- родственников, туда пришедших из других родов, искать.
Однако, говорят, раньше-то как было: всех-то людей ленный наподобие уло в деревянную рукоять. Считалось, что пуповина должна быть отрезана только ножом такой формы. В этом сказались традиционные представления об умирании отдельных частей тела и о предохранении от этих умирающих частей живых людей (см. выше о надюма’). Считалось, что священный предмет из окружения Огонь-Матери отгородит живого ребенка от пуповины с плацентой, обреченных умереть. Шаманским названием этого ножа было “кинтыбынды coxy’o” - “пупка нож”.
После рождения ребенка полагалось, как уже разъяснялось, мазать пеплом и только через месяц приобщить к Моу-Нямы, принеся жертву Земле-Матери и дав ребенку в рот немного земли (сообщено 27 июня 1961 г. Люмнюуе Костеркин. Устье Дудупты).
После обряда с пеплом следовало развести огонь за той частью чума, которая противоположна входу, положить в нее собачьей шерсти и над этим дымом подержать ребенка. Это было первое очищение жженой собачьей шерстью, которое потом повторялось во всех случаях, когда человек “опоганивался” - “надюма”’, или же совершал недопустимый поступок - “нянкары”.
Исключительную роль играли представления об Огонь-Матери при свадебной церемонии.
032
Она происходила следующим образом (наиболее объективный рассказ о прошлых свадебных обрядах был записан 14 июня 1961 г. у авамской нганасанки Анны Костеркиной):
”Раньше-то старики решали, кому на ком жениться. Сначала только специальные люди договаривались о том сколько за девку давать и дадут ли кому девку. Тогда приходил сват с посохом-чере и договаривался.
Когда договаривался, то жених не должен был невесте показываться. Даром с ней уже был. Он приходил только тогда, когда подарки родителям невесты привозили его родители (выкуп - Ю.С.).
Все выходили из чума, и тогда только один жених в чум к девушке входил. Она тогда сильно пугается. Так-то зачем пугаться будет? Нарочно просто скажет:
- Кто это пришел? Зачем этот человек пришел? Совсем я боюсь.
Тогда жених говорит:
- Не бойся. Я к тебе пришел. Не уходи.
Сам ее держит и рядом с собой сажает.
Тогда невеста сидит некоторое время просто так, а потом свои баса (металлические украшения волос) ему дает, а он свои косы расплетает и свои баса ей дает. Так кубын - заплетаемый в косу они меняются.
Потом жених говорит ей:
- Дай от огня твоего покурить.
Она ему говорит:
- Огня здесь моего нет. Есть огонь моей матери. Если мать тебя не прогнала, то пусть я дам тебе огня из этого тори-очага.
После этого она ему зажженную трубку дает. Это значит, что она с ним жить согласна, с ним свой огонь делить будет, позволит ему у своего огня жить.
Тогда говорит жених:
- Может быть, ты мне от этого очага есть дашь?
Тогда дает.
Как ему есть даст, то приходят все родители. Невесте косы переплетают и вплетают ей кубын ее и жениха. После этого родители садятся по сторонам своих детей - друг против друга. Никто ничего не трогает, пока невеста есть не начнет. Как что возьмет, другие берут тоже. Сначала после нее жених берет, а потом уже родители.
Когда все поели, то жених обе руки у невесты целует.
Потом все из чума идут и танцуют сколько-то.
Потом мать невесты разводит огонь и туда кладут разную еду, говорят:
- Ту-Нямы, ты этих людей, наших детей, хорошенько храни.
Потом, когда огонь сгорит, то невеста садится в санку мужа, и они едут на стойбище, где его старики живут. Там, как приедут, жених должен схватить невесту и на руках в чум нести. Она, однако, должна вырываться сильно, кричать:
- Теперь нет моей родни, теперь меня никто не защитит!
Старики идут пока жить в другой чум.
Разжигая свой огонь в своем чуме, полученном от родителей, молодая жена говорит следующее:
”Ту-Нямы, имидима!
Хюньсорайтяны мунуконду.
Ту-Няиы, имидима,
Туйтемты лантуптусыдам,
Амты туйма нынга хиндякопто’о”.
”Огонь-Мать, мать матери моей!
В старое время ты зажгла этот огонь.
Огонь-Мать, мать матери моей!
Пусть этот мой огонь
Никогда не погаснет”.
(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).
Когда человек умирает, то с первыми упреками обращаются к Огонь-Матери, ей говорят:
- Зачем ты отпустила нашего человека? Теперь без него все мы пропадем, и этот огонь тоже погаснет.
Огонь в чуме рассматривался в качестве живого существа, которое кормили наравне с остальными членами семьи. При каждой трапезе Ту-Нямы выделяли определенную долю: клали в очаг кусочек мяса и жира.
Специальный круг запретов касался различных предметов, которые нельзя было отдавать огню. Так, ни в коем случае нельзя было, чтобы в огонь попадали части шкур, из которых была сделана одежда, нюков и частей готовых шестов, а также части человеческого тела - волосы, ногти и пр. Считалось, что тогда Огонь-Мать будет ко всему этому относиться, как к пище, и этим приносить беды людям.
Все, что имело какое-либо отношение к огню, к очагу, почиталось наравне с прочими сакральными предметами. Так, особыми, одушевленными вещами считали огниво, кремень, трут, которые всегда находились в ведении женщины. Орудия для добывания огня составляли непременную часть нганасанского женского костюма, которую запрещено передавать кому-либо. Особое отношение было к Кадя - мехам для раздувания костра. Меха делались из двух спальные дощечек с ручками, обтянутых кожей. Существовало специальное этическое установление, по котором мужчина не должен был обнажать гениталии, если Кадя лежали, не прикрытые и могли “видеть” это.
Бревнышки, на которых клали очажный лист, также считались живыми, близкими Огню-Матери существами. Когда человек отправлялся на промысел или же делал нового койка, то он обращался к тори-фа - очажным подкладкам с просьбой обратиться к Огонь-Матери, чтобы та оказала помощь:
”Тари-фа! камолокудем мендяя камтэму!” - “Ториф-Фа! Вас будут мазать (кормить - Ю.С.) свежей кровью”, - обещал промысловик.
(22 июля 1961 г. Нэдя Турдагин. Усть-Боганида).
Тори-фа в ответственных случаях кормили - мазали оленьей кровью и жиром.
Огонь-Мать играла также немаловажную роль при различных гаданиях - узнаваниях того, что ждет людей.
Каждодневное гадание происходило во время утреннего разжигания костра. Хозяйка чума и ее муж внимательно следили за огнем. Если дрова трещали, выбрасывая угольки, то это означало, что охотника ждала удача. В этом случае, после того как добывали рыбу или оленя, то кормили огонь, говоря:
”Вот, Огонь-Мать, тебе пай - ты сказала, что промышлять будем”. Если же огонь не трещал, то это значило, что охотника ждала неудача. Нередки были случаи, когда человек вообще не ходил промышлять, видя в этом дурное предзнаменование. Обычная формула, которая произносилась при этом, звучала следующим образом:
”Эй! Туйму винты сочи бахяда тымы” -
”Эй! Мука, огонь мой не трещит, плохо будет”
(6 августа 1961 г. Дюдумо Яроцкий. Усть-Боганида).
Согласно нганасанским традиционным концепциям Огонь-Мать является “родней” и Моу-Нямы - Земли-Матери и Коу-Нямы - Солнца-Матери. По нганасанским представлениям, огонь рожден “Коу-Нямы близко”, однако, воспроизводить его способны объекты, рожденные Землей-Матерью, чем и объясняется действенное отношение к Огню-Матери, как к земному объекту, с одной стороны, и как к астральному, - с другой.
У нганасан существовал особый фетиш, который делался более или менее единообразно во всех семьях - Сатю’о - Койка Огня (очага -Ю.С.) фетиш. Чаще всего он делался в виде рогатки, на концах которой вырезались антропоморфные личины. Этот койка находился все время в чуме, привязанным к Кумняй или просто лежал недалеко от очага на сакральном месте. Сатю’о-койка мог быть и более чем с двумя головами.
Его необычная внешность объяснялась следующим образом:
”Сатю’о-койка имеет две головы потому, что эта баба, у которой не две головы своих, а ребенок в брюхе. Так-то сам один человек, а все равно с двумя головами ходит. Это - “бабы сторона” - койка, потому что баба детей родит, у самой голова есть, еще одну голову в брюхе таскает. Будто родить будет, а без огня умирать будет. Это - Ту-Нямы с ребенком, поэтому и две головы. Вот на огонь смотреть - все время из него рождается”.
(1961 г. Ламбоку Горнок. Хета).
И в самом деле, языки пламени у нганасан ассоциировались с детьми, которые постоянно появляются из лона Огня-Матери.
Сатю’о-койка кормили каждый раз, когда разжигали огонь. Для “пищи” сатю’о делался специальный сосуд из кожи с лапы гуся или лебедя. Кожу обрезали на том месте, где начинаются перья, осторожно дробили кости, не разрезая шкуры, и вытаскивали их. Надували получившийся мешочек и сушили его. В этот сосуд клали жир дикого, который потом выдавливали, и им мазали губы на личинах Сатю’о, прося беречь огонь, хранить чум и его обитателей.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Кичеда-Нямы - Луна-Мать
Из астральных Матерей, кроме Коу-Нямы, в нганасанском пантеоне существует и образ Луны-Матери. Как уже говорилось выше,Луна-Мать не принимала активного участия в сотворении Вселенной. Она считается одной из особых покровительниц женщин. В случае смерти женщины, например, к ней обращаются с упреками:
”Кичеда-Нямы, кылыма’,
Кунины ингунг?
Мая таны даптынгынг?
Нганаса кодаанг, толы’э иходунг!”
”Луна-Мать, где ты?
Почему не показываешься?
Куда спряталась?
Человека ты упустила, нечестная ты!”
(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).
Луна-Мать вкупе с Огонь-Матерью покровительствовала женщинам при родах. К ней женщины обращались со следующими словами:
”Кичеда-Нямы, коду-ома,
Нгомту бина няга дяльвдама татучанг,
Никобиа’адиа нгуо,
Нико тара’а нгуо!”
”Луна-Мать, старшая сестра матери моей,
Когда буду рожать, хороший день дай мне.
Пусть не будет ветра,
Пусть пурги не будет”.
(28 мая 1962 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).
Женщины считали по лунным месяцам сроки беременности и родов, отождествляя Луну с материнским началом. Луне-Матери, как и Коу-Нямы, посвящались особые олени. Выбирали, по-преимуществу, белого оленя и вырезали у него на боку прямо по шерсти тамгу в виде полумесяца. При этом говорили: “Вот, Луна-Мать, старшая сестра матери моей, тебе оленя даю. Теперь это пускай твой олень будет”. На олене, посвященном Луне-Матери, нельзя было ездить ни мужчинам, ни женщинам. На нем не возили и грузы. Этого оленя можно было задушить и съесть. Однако при этом следовало голову отделить вместе со шкурой, и надеть ее на палку, сказав: “Вот, Луна-Мать, старшая сестра матери моей, этот олень твой к тебе пошел”.
Когда на живом посвящаемом олене вырезают тамгу, то говорят:
- Кичеда-Нямы, котуома, тадантэм Кирьбиэм нюоня сангурняга.
с.124.
- Луна-Мать, старшая сестра моей матери, этого оленя тебе даю, чтобы ты хорошо на моих детей смотрела.
(1 июля 1974 г. Хосло Момче. Деляк-Бигай).
Согласно шаманским представлениям, у Луны-Матери имеется дочь, которая также живет на небе. К Луне шаманы не обращались при своих действиях, но часто поминали Кичеда-копто - Луны-Матери -девушку. К дочери Луны-Матери шаманы обращались, понудить ее попросить заступничества у матери за больного, на которого напала Коча. Формулы обращения к Кичеда-копто были в ходу и у простых людей. Наиболее характерная приводится ниже:
”Кичеда-копто, сидаймоптуди,
Кумани кынынгынг?
Нганасамта нелходусуданг?
Немымта катемы’энг мовтангура’а?
Нганасамта нелхода’анг, мынг менииди!”
”Луни-Матери-Дочь, дочь старшей сестры матери моей!
Где ты?
Человека отпустишь ли?
Видела ли ты мать свою?
Если человека отпустишь, нас не трогай!”
(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).
В мифологии наравне с дочерью Солнца-Матери Кичеда- копто фигурирует в качестве астральной жены Дяйба-нгуо.
Луна-Мать считается также существом, которое определяет наступление менструальных сроков у женщин. Выше было рассказано о надюма’ - опоганивании, свойстве присущем только женщинам. Поэтому Кичеда-нямы считали также причастной к возможности надюма и тем следствиям, которые надюма’ может за собой повлечь.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нганасаны
Нейминьг, Земля-мать
*Менее распространенным персонажем, чем Дяйба-нгуо, является Нейминьг. В нганасанской мифологии ей отведено исключительно важное место - создание традиции шить меховую одежду.
Нет необходимости говорить о том, какое значение в Заполярье имеет меховая одежда. Наличие хорошо приспособленной к арктическим условиям одежды является непременным условием, позволяющим людям жить в высоких широтах. Поэтому присутствие в пантеоне нганасан особого персонажа, связанного с изготовлением одежды, вполне понятно.
В отличие от Дяйба-нгуо. который в мифологии выступает то как культурный герой, не имеющий отношения к шаманскому миру, то как лицо, положившее начало борьбе с дямада - духами людей, обладающих особым даром, Нейминьг всегда поминается в качестве шаманки.
Обычно Нейминьг выступает как шаманка, которой нгуо передали иглу, - Нейминьг означает игла. Большинство информаторов не знали каких-либо мифов о Нейминьг, указывая просто на то, что это была первая женщина, сделавшая меховую одежду. Мне известно лишь два фольклорных произведения, совершенно различных по характеру, в которых Нейминьг является основной героиней.
Первое из них - шаманское сказание:
011
(Турдагин Сингими. Ушкан-камень. 27.03.1968).
Когда-то раньше земли не было. Была одна вода только. Людей не было. Моу-нямы (Земля-Мать) стала жить, трава на ней выросла. Как-то баба стала (жить), ей рожденная. Совсем голая ходила.
- Ладно, - говорит, - как-то огонь добывать надо. Как люди появятся без огня?
Много травы на Земле растет - хюй - имя. Семь травиной хюй та баба взяла. В кучу положила.
- Если люди вперед будут, - говорит, - пускай огонь будет, трава сгорит.
Сразу огонь вспыхнул, трава загорелась.
Баба, однако, все голая ходит.
- Давай, - говорит (как-то), - еще раз думать надо.
Может, тогда олень дикий у нее был добытый? Шкура-то у нее была дикого оленя.
Ходила тогда баба везде. Думает:
- Убью чего-то.
Ушла далеко. Совсем упавшую важенку дикого нашла, теленка худенького. В тот день убила эту важенку. Это Баби-Нямы (Диких Оленей Мать) была.
Шкуру-то баба нашла, однако, иголки (нейминьг) нет. Три дня кричала баба тогда, нгуо (небожителей) просила. Откуда-то пришло, наконец, семь нейми - иголок. Тогда этой голой бабе имя пришло. Ее Нейминьг звать надо, будто она иголкам Мать будет. Не иголкам, однако, одежде, иголками шитой.
Огонь есть, иголки одежду шить есть, почему людей не будет? Люди как-то стали. Тогда Коча (Болезнь) стала их есть. Эта баба Нейминьг стала Коча гонять. Шаманить как-то стала.
Заболела баба сама как-то. Тонкая, как постель (оленья шкура) стала. На улицу ее вынесли как-то.
Думает:
- Сама я - шаманка. Почему болею? Наверное, потому, что раньше все вместе ходили мы - олени, люди, собаки. Когда шаманила я, в бубен била, какие-то самцы - духи со мной спать хотели. Теперь из-за меня ссорятся. Это Сырада-нюо (Матери Подземного Люда Парни) из-за меня ссорятся. Кто-то из них меня насиловал. Поэтому у меня брюхо огромное стало. Это он в меня своего семени налил.
Думает как-то. Тут как-то люди пришли, просили - иди шамань.
- Как пойду? Брюхо у меня. Однако пойду.
Худенькую парку сняла, совсем брюхо пропало. Так пошла.
Время подошло - двух парней родила. Быстро они выросли. Один-то старший - Дярыка - имя. Другой-то - Ламбие’. Эти-то ребята сразу шаманить стали.
Тогда говорит Нейминьг:
- Пойду гостевать к Матерям своим. Они-то - Моу (Земля), Сырада (Подземный Лед), Быды (Вода). Вы новый чум делайте мне. В старом шаманить не буду. Вы, ребята, помогайте мне.
Шаманили они. Девять дней шаманили. Шаманили-то они, до большой воды дошли. Плавать хотели. Как плавать будут? Обратно идти нельзя.
- Если сила у вас есть, - Нейминьг говорит, - плавайте.
Землю-то не видно. Поплыли парни. Думают:
- Если придут дямада (”имеющие горло” - духи), то нас колоть будут что-ли.
Плывут, однако.
Парни говорят:
- Ты оставайся, мать. Не хотим мы с тобой плыть. Мешаешь ты. Сами поплыли. Вдруг семь людей пришло на медных ветках с фонка (копьями) медными.
Нейминьг-то вперед их ушла, парни сзади плывут. Тут-то те семь людей медных Дярыка-то кололи, достали. Обдирать его стали.
Увидели это Нейминьг и Лымбие, вперед ушли. К нгуо (небожителям) дошли. (Там были) сколько-то времени, старуха говорит:
- Помирать хочу. Ты, парень, моих койка (фетишей) собирай, лопоть шаманскую (одежду), храни хорошо.
Умерла.
Эти Нейминьг - койка теперь у Исая Турдагина есть.
*В приведенном сказании Нейминьг рисуется первой женщиной, которая появляется на теле Моу-нямы. Автор, неизвестный шаман, приписывает ей в первую очередь получение огня - совершенно необходимого для жизни людей условия. Нейминьг в рассказе получает огонь совершенно так же, как шаманы получают различные знамения во время камлания, гадания и пр.: она загадывает - сверхъестественная персона, к которой обращается Нейминьг с гаданием, остается неизвестной, - будут ли на Земле жить люди, в случае положительного ответа ожидая знамения - огня. Это гадание можно трактовать исключительно на базе шаманских представлений. Так, само появление огня - опасность для мира духов, с которыми борются шаманы. Достаточно вспомнить миф о борьбе Дяйба-нгуо с меднокрасными, погибшими от огня, и пр. Считалось, что огонь способен убивать и духов, которые овладели каким-нибудь шаманом. Согласно шаманским воззрениям, в том случае, когда шаман оказывается слабее какого-либо духа, с которыми он вступил в борьбу, то этот дух может вселиться в шамана и заставлять его исполнять свою волю. Это убеждение породило действия со стороны простых людей, не наделенных сверхъестественным даром, представляющие опасность для самих шаманов. В том случае, если людям казалось, что шаманом управляет дух, представляющий опасность для окружающих, то шаману надлежало сунуть в глотку горящую головешку, чтобы этого духа убить. Известны подлинные случаи из прошлого, когда с шаманами, “Потерявшими ум”, поступали подобным образом.
Затем приведенный миф приписывает первой женщине - Нейминьг и первую охоту на дикого оленя. Нейминьг убивает Баби-Нямы -Диких Оленей Мать и получает возможность изготовить первую меховую одежду. После этого она волшебным образом получает семь иголок. От какого нгуо именно приходят эти иголки, в мифе не говорится. Миф подчеркивает только, что Нейминьг является Матерью не иголок, а одежды, с помощью их сшитой.
После того, как Нейминьг изготавливает первую одежду, появляются и первые люди. Вот тут и начинается шаманская деятельность Нейминьг, которая начинает бороться с некоей Кочей -Болезнью, которая ела людей. Нейминьг начинает шаманить по просьбе людей. Тут упоминается любопытная деталь, которая часто повторяется в качестве шаманского чуда и в рассказах о других шаманках. Нейминьг начинает шаманить беременная. Во время камлания она становится тонкой в талии - живот беременной женщины пропадает.
Нейминьг рожает, наконец, двух сыновей. При этом в ее шаманском откровении говорится, что оба сына рождены от каких-то сверхъестественных существ, близких к миру Матери подземного льда Сырада-нямы.
Нейминьг отправляется в гости к Матерям природы. При этом она своими предками называет антиподы - Моу-нямы - Землю Мать и Сырада-нямы - Мать подземного льда, а также Быды-нямы. Возникает совершенно типичная для шаманских повествований ситуация: Нейминьг с сыновьями-шаманами плывут по какой-то воде и на них нападают духи шаманского мира - медные существа, которые убивают старшего Дярыка.
Нюля Турдагин, комментируя этот эпизод, указывал на несоответствие некоторых деталей. Во-первых, он отмечал то, что если дети Нейминьг родились от духов Сырада, то медные существа, которые сами относятся к миру Сырада, не могут на них нападать, как на своих родственников. Совершенно неправомочным, по его мнению, является то, что эти медные начинают обдирать и есть Дярыка, как простого смертного, не родственника. Нюля отмечал, что убийство здесь могло иметь место по ошибке, которая сейчас бы этими духами и была бы обнаружена. Другие информаторы подчеркивали, что весь этот рассказ является шаманским произведением и отношения к представлениям об устройстве мира не имеет.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нганасаны
Моу-нямы
(«земля-мать»)
| - в самодийской мифологии (у нганасан) родительница и покровительница всего живого, наиболее почитаемое из женских божеств — матерей природы. Обычно представляется в виде огромного существа, на котором обитают все люди и животные, подобно насекомым в шкуре зверя; шкура Моу-нямы (трава, мох) «линяет» (обновляется), каждую весну. Согласно одному из космогонических мифов, вначале эта шкура была покрыта льдом; дети Моу-нямы, зооморфные духи дямада, послали птичку ущипнуть её и обратить её внимание на то, как им холодно и неудобно жить. Моу-нямы сблизилась с «солнцем-матерью» Коу-нямы — лёд растаял и установился современный климат. Из шкуры Моу-нямы выползли голые черви кальсюо — первые люди. Согласно другим мифологическим представлениям, Моу-нямы — демиург, совместно с «сиротой-богом» Дёйба-нгуо (по некоторым данным, её братом или мужем) или «огнём-матерью» Туй-нямы устраивающий землю (убирает глину под воду, создаёт лес, помещает в реки рыбу и т.д.). Моу-нямы — подательница глаз, она даёт их ещё при зачатии, а затем они обрастают плотью (для сравнения: обязательный для нганасан ритуал вырезания глаз у убитого на охоте животного и предания их земле; считалось, что это позволяет Моу-нямы использовать глаза повторно). С представлением о земле как о живом существе, способном чувствовать боль, связаны запреты колоть её ножом, забивать в неё колья и т.д. К Моу-нямы обращались с просьбами об удачном промысле на диких оленей, о благополучном исходе родов; при этом совершались жертвоприношения: землю «кормили» кровью и некоторыми органами жертвенных животных, совершались особые обряды с идолами (койка), представлявшими Моу-нямы. В ряде отношений образ Моу-нямы сходен со старухой-покровительницей в мифологиях других самодийских народностей [для сравнения: Ылэнта-кота у селькупов, Я-небя (Я-мюня) у ненцев, Дя-меню’о (Дя-сой) у энцев] и, вероятно, отражает прасамодийские представления, модифицированные в духе характерных для ряда субарктических мифологий анимизма и культа матерей природы. Мифологический словарь. |
Народы Сибири и Дальнего Востока
Моу-нямы обычно представляют в виде огромного существа (или старухи) со шкурой (одеждой) из травы или мха и волосами из деревьев на которой обитают все живые существа. Каждую весну шкура Моу-нямы обновляется.
Считается, что Моу-нямы дает глаза живым существам во время зачатия. С этим связан нганасанский ритуал, по которому у добытого на охоте зверя вырезают глаза и «возвращают» их Моу-нямы для повторного использования (предают земле).
Образ Моу-нямы близок к образам божеств-матерей у других самодийских народов. Вероятно, это свидетельствует о культе матерей природы, зародившемся в прасамодийскую эпоху[.
Моу-нямы помогает людям и является антиподом Сырада-нямы — «матери подземного льда»
Народы Сибири и Дальнего Востока
Беременная женщина каждое утро и каждый вечер просила об удачных родах Луну, так как считалось, что именно она отвечает за здоровье матери и будущего ребенка. Если новорожденный казался похожим на кого-то из дальних родственников, то родители верили, что ребенок — перерождение предка.
Нганасаны относились к детям с большой любовью, никогда не ругали и не поднимали на них руку. Имя ребенку чаще всего давала бабушка или, в исключительном случае, шаман племени исходя из каких-то выделяющихся признаков или черт новорожденного. Иногда младенец получал имя благодаря ситуации, в которой родился, например, Дямаку — птица, что означает, что в день появления девочки слетелось много пернатых. Обучение детей проходило дома, в окружении сверстников и только самым простым, практическим вещам (грамоты не знали и взрослые). Только с середины прошлого столетия они стали в обязательном порядке отправляться в интернаты, получать нормальное среднее образование. Но это же стало одной из причин отдаления молодежи от культуры предков.
Нганасаны полагали, что души маленьких детей — легкие, умеющие летать как птицы. Поэтому если, не дай бог, ребенок умирал, хоронили его по-особенному — на дереве. Сколачивали ящик-гроб и укрепляли среди ветвей — чем выше, тем лучше. Оттуда детской душе будет быстрее и легче подняться в счастливый верхний мир, на небо. Такие могилы встречаются на Таймыре и сейчас — специальных локальных кладбищ у нганасан не существует
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нганасаны
Нганасанский пантеон богов
У нганасан различались четыре категории сверхъестественных существ: нгуо, коче (у М.А. Кастрена койче – духи болезней), дямады (духи-помощники шаманов, дословно «звери») и баруси.
Слово баруси нганасаны переводят по-русски – «дьявол», «чудо» и относят к строго определённой категории одноглазых, одноруких и одноногих сверхъестественных существ. При этом говорили даже так:
– Может быть, баруси и в других землях есть, но не знаем; ходит-то один.
Что касется сиге, то про них нганасаны определённо говорят, что «сиге только у юраков живёт, сюда не приходит».
Чёткого разграничения нгуо и коче у нганасан иногда не чувствуется. Многие болезни называются нгуо, а некоторые шаманы говорят, что нгуо и коче - это одно и то же. Материальные объекты в виде камней, скал, деревьев, антропоморфных или зооморфных фигур, обладающие якобы сверхъестественной силой, у нганасанов называются койка и считаются родовыми и семейными покровителями.
Само слово нгуо (нганас.) или нга (энец.) переводят словом «бог», а в разговоре по-русски иногда заменяют его не только словом «бог», но и словом «дьявол».
Любопытно, что Мессершмидт ещё в 1723 году записал (в качестве нганасанского) слово нга, т.е. нгуо, именно как перевод слова «дьявол» (Teufel), а не «бог». (См. F.Klaproth. Asia polyglota. Paris, 1807, стр. 161). Нгуо (нганас.), нга (энец.) значит также «небо».
Нгуо - живущих вверху, обычно по-русски называют богами, а находящихся внизу, под землёй – дьяволами. Бога воды Быды-нгуо (или Быды-нямы) нганасаны называют по-русски и богом, и дьяволом. При обращении к нгуо нганасаны и энцы называют их обычно матерями (нямы – по-нганасански, э’ – по-энецки). Но девять подземных богов Сырада-нгуо (Сурубо-нга – по-энецки), а также главный покровитель Дейба-нгуо (Дюба-нга – по-энецки) считаются лицами мужского пола. По некоторым данным, Сырада-нгуо живут в групповом браке с богами женского пола – матерями Солнца, Луны, Земли, Воды и пр. С ними же украдкой сходится Дейба-нгуо, постоянной женой которого является Дялы-нямы, т.е. «Мать дня». Благоприятные для нганасан изменения в природе происходят, по их понятиям, тогда, когда у Солнца матери или Земли матери находится Дейба-нгуо; неблагоприятные – когда находится Сырада-нгуо. Все явления считались порождением Матери Земли (Моу-нэмы), Матери Солнца (Коу-нэмы), Матери Огня (Туй-нэмы), Матери Воды (Бызы-нэмы), Матери Дерева (Хуа-нэмы) и т.п.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нганасаны
Давно, когда рождалась земля, она чистая была. Людей не было. Травы на земле не было. В то время земля была один гольный лед. Тот самый лед, который и сейчас есть в земле.
На льду стоит ледяной чум. В нем один человек. У этого человека все белого цвета - глаза, тело, волосы. Товарища у него нет, жены нет, детей нет, собаки нет.
Так без товарища сколько-то времени жил этот человек. Сам себе говорит:
- У! Однако, мне так плохо будет. Надо товарища искать. Вести есть: где-то есть женщина. Все живое там у нее есть. Эта женщина, всему имеющему глаза, и ползающим червям, и летающим птицам, мать. К этой женщине надо идти в гости.
Ушел этот человек. Не по земле ушел, а летит. Облетев все кругом, нашел наверху облако. На этом облаке чум есть. Сюда зашел. Здесь одна женщина оказалась. Ей говорит мужчина:
- Ты кто, женщина?
- Какая я женщина? Всему живому, всем червям, птицам я мать. Из моего брюха они все родились.
- Я о тебе слыхал и в гости пришел. Хочу с тобой играть. У меня тоже товарища нет. Без товарища как живым я буду? С тобой играть буду, может быть, тогда и родится мне товарищ.
Сколько-то дней ночевали вместе. Тут сразу после этого ребенок родился (как скоро сделали!?).
Ребенка родив, говорит женщина:
- Ну, унеси. В моем чуме долго не сиди. Унеси ребенка. На!
Отдала ребенка. Взял человек ребенка и держит его. Этот ребенок, рожденный человеком, - травинка.
- Это возьми с собой. От него твоя ледяная земля мхом и травой покроется, - сказала женщина.
Народы Сибири и Дальнего Востока
плодородия и творения Майдя мама, Май-
ин-Айин, Дзаоланди - владычицей дерева
жизни и хранительницей душ под священными
скалами. Эта богиня сопоставляется
с образами тюрко-монгольской мифологии
и возводится к индоевропейской богине
матери, творения Айи. Богиня Майдя
мама представлялась женщиной и лосихой,
владычицей дерева, змей и огня. Маньчжурская
богиня, хозяйка ивы, дерева жизни
Омоси мама или Фодо мама творит растения,
животных, скот, людей, имеет десятки
помощниц, делающих детей. Символом
Фодо мама была веревка, изображающая
дерево жизни, с подвесками - пучками
волос, моделями луков, костями плюсны
свиньи и близким с символом богини Умай
тюркских народов.
Образ удэгейской богини жизни Тагу
мама сопоставим с персонажем пантеона
эвенков и негидальцев - божеством среднего
мира и растительности Тэгомар (дающим
шаманов) и Тувэйэн. Полагаем, что он
сформировался в результате контаминации
древних верований о хозяйке зверей и
лесных людях - предках Торганэй. принесших
белое шаманство.
В шаманском эпосе тунгусо-маньчжурских
народов три богини-прародительницы
(дочери солнца), имеющие образ небесных
дев и лебедей, становятся хозяйками
трех миров вселенной.
В тунгусской традиции было принято
изображать персонажи богини и перво-
предка в композиции родовых деревьев,
причем иконография богини-матери различна.
Ее изображали в виде женщины из
двух спиралей-змей - символов жизни и
смерти, имеющих широкие евразийско-аме-
риканские аналогии. Образ богини в виде
многорядного дерева рожениц восходит к
центрально-азиатским неолитическим традициям.
Изображение богини-матери в
форме бронзовых лапчатых подвесок относится
к алтайскому культурному миру.
Богиня воды. В мифах народов Амура -
нанайцев, ульчей и орочей - богиня-мать
занимается устройством водной стихии, меняет
течение рек и становится хозяйкой
воды и рыб. Согласно ульчекой мифологии
первоиредок Кондолику и женщина Аджуа
превратились в хозяев земли и воды, а их
дети стали хозяевами неба, солнца, тайги.
Богиня света орочекой мифологии, владеющая
солнечной и ночной сторонами мира,
по велению верховного бога неба, становится
супругой бога грома и хозяйкой воды
и рыб’. Этот сюжет указывает на связь богини
света (луны) и воды. В шаманстве
маньчжуров и манегров богиня-прародительница,
хозяйка лунного дерева и воды,
представлялась в виде богини и моралухи
Бям Буке.
Богиня воды в орнаментах на одежде и
ритуальной утвари изображалась в виде
женщины с рыбами в руках, образ которой
имел прототипом глиняные фигурки догу
древней японской культуры дземон эпохи
неолита. Второй тип изображения богини
воды в виде калуги или нерпы, тюленя,
выполнялся в древнеберингоморском художественном
стиле.
Богиня Вселенной. В мифологии маньчжуров,
эвенков и нанайцев сохранился архаичный
образ хозяйки Вселенной, связанной
со стихиями горы, воды, дерева, света,
воплощающей созидательные и разрушительные
силы мира. Нанайская богиня
Мямельди в паре с верховным божеством
и первопредком Гуранта или Хадау творит
землю из змей-ручьев, скручивая первичные
воды. Части ее тела подобны Вселенной.
Она следит за ходом времени, выпуская
свет, ворона-солнца и накрывая землю
звездным покрывалом. Мямельди выходит
из ствола дерева жизни, из капли крови создает
первых людей. Богиня Мямельди -
первая шаманка, дает людям священный
огонь, делает рисунки на священных камнях.
Как владычица вод, она меняет направление
рек, открывает путь в мир мертвых
и становится хозяйкой судеб. Этимология
имени богини Мямельди восходит
к тунгусскому слову Моме, в значении бабушка-
прародительница, утка,лосиха, медведица.
В маньчжурской шаманской мифологии
сохранился близкий персонаж
Убусибэнь мама, первой шаманки, хозяйки
местности, являющейся хозяйкой неба
и госпожой солнца, хозяйкой воды и рыб,
зверей, хозяйкой жизни и смерти. Характеристики
этой богини сближают ее с образом
хозяйки Вселенной Абка хэхэ.
Наиболее ранние изображения богини
связываются исследователями с образами
Приамурья эпохи неолита. Одни ученые
видят в них иллюстрацию мифа о трех солнцах,
другие - мифа о женщине и медведе
либо тюленей”’. По нашему мнению, иконография
образов на ритуальных сосудах
соответствует изображению мифологической
пары ягуара и лягушки - аналога
южно-американской мифологии.
Хозяйка судьбы. В тунгусском фольклоре
известен хтонический персонаж хозяйки
судьбы, жизни и смерти, представляющий
ипостась богини-прародительницы. Хранительница
мира Кэнгэ-Сэнгэ. Коя является
черной шаманкой, хозяйкой низа земли,
воды, лесной старухой и уткой и хозяйкой
света. В волшебных сказках страшная старуха-
утка с белыми волосами и выпученными
глазами живет на границе мира в земле
утеса, в пещере на болоте, на горе внутри
огненного озера, в лесу на кривом дереве.
С этим описанием внешности хозяйки судьбы
совпадает облик маньчжурской богини
Омсон мама и нанайской богини Мамель-
ди, что свидетельствует об их хтонизме и
принадлежности к нижнему миру.
Заключение. Типологическое разнообразие
образов богини-прародительницы,
представленное в тунгусо-маньчжурском
шаманстве (хозяек горы, дерева жизни,
воды), восходит к единому образу хозяйки
Вселенной и ее хтоническому прототипу, и
формировалось исторически на базе культурных
традиций Центральной, Восточной
и Северной Азии.
Народы Сибири и Дальнего Востока
В шаманском эпосе тунгусо-маньчжурских народов
три богини-прародительницы
(дочери солнца), имеющие образ небесных
дев и лебедей, становятся хозяйками
трех миров вселенной.
В тунгусской традиции было принято
изображать персонажи богини и перво-
предка в композиции родовых деревьев,причем иконография богини-матери различна.
Ее изображали в виде женщины из
двух спиралей-змей - символов жизни и
смерти, имеющих широкие евразийско-американские аналогии. Образ богини в виде
многорядного дерева рожениц восходит к
центрально-азиатским неолитическим традициям.
Изображение богини-матери в
форме бронзовых лапчатых подвесок относится
к алтайскому культурному миру.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Негидальцы
Образ удэгейской богини жизни Тагу мама сопоставим с персонажем пантеона эвенков и негидальцев - божеством среднего мира и растительности Тэгомар (дающим шаманов и Тувэйэн. Полагаем, что он сформировался в результате контаминации древних верований о хозяйке зверей и лесных людях - предках Торганэй. принесших белое шаманство
Народы Сибири и Дальнего Востока
Ненцы
Не все божества считались одинаково влиятельными. Одни из них занимали более, а другие менее значимое место. Из них особенно выделяются женские божества «Я’Миня», «Я’Мюня», «Я’Небя». Эти образы передают представления ненцев о том, как устроен мир и как соотносятся между собою отдельные его части: «Я’Миня» – Верхний мир. Это мир богов и света. «Я’Небя» – Средний мир (земля, мир людей). «Я’Мюня» – Нижний мир, где обитают подземные существа, враждебные людям, и темные силы. Функции покровительницы женщин «Я’Миня» получила под влиянием русского и коми-зырянского населения в конце XVIII-начале XIX веков. Богиня «Я’Миня» давала душу новорожденному, влияла в последующем на здоровье и благополучное развитие ребенка, который находился под ее покровительством [19].
Образ богини «Я’Небя» занимает особое положение в мифологии ненцев и происхождение ее не ясно, во всяком случае – неоднозначное. Даже в современной мифологии в образе «Я’Небя» соединены несколько главных черт, характеризующих ее как представительницу мира богов. Во-первых, она всегда старуха, обладающая сверхъестественными возможностями, которыми владеют лишь боги. «Я’Небя» управляет природой, у нее тесные связи со стихиями воздуха и воды. Во-вторых, она имеет связь с подземным миром. За нарушения известных ей законов она наказывает, то есть вершит правосудие. Словом, она выступает в качестве триединой богини – «Я’Миня», «Я’Мюня», «Я’Небя». Она – Мать-Природа, живая биосфера планеты и сила элементов. Культ «Я’Небя» мы относим к общененецким.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Ненцы
Представление о богине Земли выражалось у ненцев в образе старухи – хозяйки Земли Я’ небя или Я’ мюня ‘Земли мать’. В ее функции входили помощь при родах и ведение судьбой родившегося. Поэтому она считалась главной покровительницей женщин. Иногда ‘Земли мать’ выступала под названием мяд’ пухуця ‘чума старуха’. Л. В. Хомич на Ямале слышала рассказы о том, что в прошлом ненцы и нижнеобские ханты забрасывали землей провалившегося в яму человека, считая его жертвой духу-хозяину земли. Ненцы добрых духов-хозяев Земли представляли и в облике мужчины (я’ евр), и в образе женщины (я’ евр не), живущих ближе к поверхности земли. У аганских хантов сходное божество именовалось Мәӽ-пуӽәс-аӊки‘Земли-матери-мать’, другое ее назва-ние – Омәстә аӊки‘Сидящая мать’. Для нее на священных местах приносили в жертву (закапывали) котлы. Кроме котлов она принимала в дар корову любой масти У юганских хантов главным апотропеем дома также выступал котел (подношение для Земли женщины – Мых-ими), который закапывался под жилище, чтобы духи Нижнего мира не нарушали покой людей. Общей хантыйской нормой было недопущение портить покров земли. В случае вынужденного нарушения целостности «кожицы земли», ее следовало загладить руками.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Ненцы
Если умирал старый или больной человек, ненцы говорили: хавы то, т. е. «смерть за ним пришла», или: ненэць, Я ’Миня падвы падарта ил малей— «написанной богиней записи пришел конец».
Народы Сибири и Дальнего Востока
Ненцы
Широко распространен у ненцев мотив биологического порождения богов «Вселенской матерью»: «Бог и Черт родились от женщины, которая жила в... тине» Ненцы называют ее «Я’Мюня»: «1атет ри^йзе — подземной старухой» По ее просьбе «Нум создал две земли — белую и красную. Красную землю он подарил своей матери, и она теперь там живет» и выходит оттуда «по зову духов, которым, в свою очередь, поручает ее вызвать шаман. Духи шаманские называют ее Иаёоко — бабушкой»
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нивхи
у нивхов
«мать Вселенной» представлялась также в образе лося или оленя, на рогах
которого висели светила, причем местообитание ее — внутри горы, под землей. По
другим вариантам представлений нивхов их земля (прежде всего — о. Сахалин)
рисовалась в виде лежащего на боку человека, который, переворачиваясь с боку на
бок, может вызывать страшные бедствия.
у нивхов «мать
Вселенной» представлялась также в образе лося или оленя, на рогах
которого висели светила, причем местообитание ее — внутри горы, под
землей. По другим вариантам представлений нивхов их земля (прежде всего —
о. Сахалин) рисовалась в виде лежащего на боку человека, который,
переворачиваясь с боку на бок, может вызывать страшные бедствия.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Удэгейцы
Уцза
Первые люди на земле не знали, что такое смерть. Был один Егда по имени Уцза. Никто не знал, кто его отец и мать и какого он рода. Он только занимался охотой и рыболовством. Котлов тогда еще не было, и мясо пекли около огня на палке. Один раз он нашел в тайге озеро и сел около него. До слуха его донесся из воды какой-то странный шум. Он встал и начал смотреть в воду и увидел очень много раковин Кяхта и в середине их одну очень большую. Верхняя половина ея была человекообразная. Раковина и говорит ему: “Уцза, ты дома на том месте, где сидишь у огня (бай), копай до тех пор, пока не увидишь другое небо и другой мир. Как только увидишь, закрывай немного берестой, чтобы никто не заметил. Я, Кяхта онилени, дала всему живому движение и свет жизни. Теперь жизнь создана, нет только смерти. Ты сделаешь дорогу в загробный мир (Буниhа). Если будет приближаться смертный час, надо звать меня, я могу отсрочить его”. Уцза так и сделал. Он отослал Егда на охоту, а сам остался дома и стал копать землю, и копал до тех пор, пока не увидел сперва темное царство, а потом светлое небо, сопки, реки, тайгу и т. д. Тогда он закрыл берестой, как велела ему Кяхта. Вечером домой вернулся Егда. Уцза просил его подвинуться. Егда исполнил его просьбу и провалился. Там он увидел такой же мир, как и этот. Уцза соскучился, что остался один, и решил идти туда же за Егда. Он сел на предательскую бересту с размаха и провалился тоже. Там он нашел следы и по ним догнал Егда. Последний спросил Уцза: “Зачем ты так сделал?” Тот ответил: “Надо же дать дорогу душе, чтобы другим на земле было место. Куда же деваться людям. Если ты, Егда, не хочешь здесь жить, можно вернуться обратно”. “Это невозможно”, - сказал Егда. “Ничего, попробуем”, - сказал Уцза. Место, куда они попали, было темное. Тогда Уцза стал петь Кяхта силянкуни! я, я. И вот с западной стороны стал появляться слабый свет и оттуда послышался голос: “Уцза и Егда! Вы назад не попадете. Вы находитесь в Буниhа. Вы людям сделали дорогу в царство смерти... Вы найдете здесь большую сопку Сюннго, у подножия ея озеро, в озере Кяхта буниhа силянкуни. Когда вы туда придете, то найдете свет”. Они пошли и все нашли, как им было сказано. В озере они услышали слабый шум. Заглянули в воду и увидели старуху. Она сказала им, чтобы они дальше никуда не ходили. После смерти людей сюда будут попадать тени самых больших шаманов. От зари на западе появился свет, не такой яркий, как на земле. Буниhа сюнгонини, Буниhа киднини, Буниhа сагзангени (о чем писалось выше). (См. ниже добавление).
{№ 18}
Добавление к сказанию об Уцза
Когда Уцза и Егда шли в подземном царстве, они все время спотыкались и падали, задевали носками за вьющиеся растения. Вот почему покойнику кончики унтов надрезают ножом.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Удэгейцы
Кяхта силянкуни (Раковина родится)
Где-то в горах (Сагды Кяма) есть большое озеро (Сагды тонги) и в нем есть Кяхта силянкуни. Там они родятся. Одна очень большая. Она первая появилась в дни творения и называется Кяхта онилени - раковина самая старая. Первое движение жизни дала эта раковина. В ростке растения, в утробном зачатии всякого животного, во всех движениях души можно углядеть проявление ея чудесной силы.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Удэгейцы
Следовало бы, конечно, связать образ хранительницы детских душ с другими женскими божествами эпохи материнского рода. Но довольно скудные данные по фольклору и этнографии народов тунгусо-маньчжурской языковой группы не позволяют нам пока этого сделать. Между тем в верованиях всех этих народов женский пантеон играл очень важную роль. Об этом, в частности, можно судить по представлению о бууа ~ буа, уходящему своими корнями в палеолит [3, с. 28 ]. В.А. Аврорин и Е.П. Лебедева подробно описывают культ буа у орочей [3, с. 27—31 ]. Мир (земля) — это огромная лосиха, стоящая на восьми ногах. Когда она перетаптывается, случаются землетрясения; спинной хребет ее — цепь гор, делящих землю на две части; шерсть лосихи — лес. Позднее, отмечают авторы, с переходом к отцовскому роду произошла замена образа хозяйки природы хозяином. Понятие буа есть и у удэгейцев, но теперь уже трудно установить, мужское или женское это божество. К этому же ряду женских культов относится и хозяйка огня пудзя (пуза). Итак, в мировоззрении тунгусо-маньчжурских народностей (в том числе и удэ) основополагающее место в прошлом занимали божества женского пола. Связано это, разумеется, с положением женщины в первобытном обществе, ее функциями продолжательницы рода, хранительницы огня. Несмотря на тысячелетия, прошедшие со времени зарождения женских культов, они сохраняли свой статус до недавнего прошлого. Рассмотрение этиологических мифов начнем с тех, которые отражают женские культы. Таковыми следует считать мифы о Кяхта. Киакта (бик.) или гиакта (хор.) — раковина-каури, символ женского начала. Привозимые китайцами мелкие белые раковины-каури женщины нашивали на подол халата как украшения-талисманы. Почитание киакта мы склонны относить к субстратным явлениям в культуре удэгейцев. В текстах 86(12) и 87(13) К яхта онилени (мать раковин) выступает как созидательница мира, давшая толчок всему живому. Кяхта наряду с Тагу мама была у удэ воплощением идеи плодовитости, чадородия. Представление о Кяхта — более раннее и примитивное, чем о Тагу мама, которое осложнено позднейшими шаманскими наслоениями. В фольклоре нанайцев Киркта предстает волшебной женой героя Палим Падо, у которой он просит помощи [1, № 36]. Рассказы мифологического содержания о Кякта записаны нами от негидальцев. Кякта — водяная женщина, вступившая в связь с человеком и родившая ему ребенка.В текстах В.К. Арсеньева Кяхта не только прародительница, но и учредительница смерти: она подсказала Уцза дорогу в загробный мир Буниһа (текст 86(12)). Кяхта, по мнению удэгейцев, создала “круговорот душ“ — через Буниһа вновь к жизни. Если Тагу мама распоряжается только детскими душами,, то Кяхта подвластны все смертные, о чем она и говорит Уцза.
Народы Сибири и Дальнего Востока
Удэгейцы
От супружества Тагу мама и Чиниһе, говорится в посвященном им мифе, появляются на свет детские души, которые затем старуха Тагу посылает людям, — так рождаются дети. Тагу строго следит, как обращаются окружающие с ребенком; при плохом обхождении она забирает душу обратно: младенец заболевает и умирает. В случае болезни ребенка шаман отправлялся к Тагу мама и старался возвратить “конфискованную” душу. “Тагу мама дает жизнь каждому ребенку. Она посылает ребенка родителям. Если родители будут худо обращаться с ребенком, она может его назад взять. Душа взрослого называется ханя, а душа ребенка — оме. Если ребенка бить, пугать, ронять, его оме может уйти обратно к Тагу мама“ [Арсеньев ПД — 1917— 1925, № 1, с. 793]. По сообщению писательницы В.Т. Кялундзюги, у хорской группы удэ владычица детских душ называется Сагды мама (Великая старуха; см. раздел “Фольклор удэ“). Представление о старухе — распорядительнице детских душ исключительно интересно. Нам не удалось найти соответствий образу Тагу (Сагды) мама в фольклоре и этнографии других тунгусо-маньчжурских народностей. Этот древний культ несомненно восходит к культу матери-прародительницы. От Тагу мама зависит счастье материнства, здоровье детей. По тексту 85(11)можно заключить, что Тагу выступает и как чаровница, призывающая к себе создателя Чиниһе: “Тагу мама поет песнь и зовет Чиниһе...1’ Из неопубликованных этнографических заметок Арсеньева и рассказов удэгейцев явствует, что почитание Тагу имело огромное значение в семейной жизни. К сожалению, ничего не известно о жертвоприношениях ей, но есть основания предполагать, что они были. Во всяком случае, Тагу в пантеоне удэгейцев стоит выше прочих духов и божеств.
Чиниhе не видит
Тагу-Мама, только слышит её голос через сопкe. Тагу-Мама поет
песнь и зовет к себе Чиниhе, приглашая к себе.
Финно-угры
Ижора. Руны в основном пели женщины
Руны в Ингерманландии пели почти исключительно женщины, и эту удивительную особенность никто до сих пор не может объяснить. Среди 2000 местных исполнителей, у которых фольклористы когда-либо собирали песни, только 15% были мужчины, и у них записано лишь 3% всех песен! И репертуар народных певиц порой превосходил мужской в десятки раз.
И дело было не в том, что пелись эти руны женскими высокими или охрипшими от студеных морских ветров голосами. А в том, что женское сознание, женский опыт и женские судьбы полностью изменяли эти древние песни.
Если в карельских рунах, исполняемых мужчинами, все было основательно, прочно, каждый шаг героев воспринимался как подвиг, а каждое действие – как акт сотворения, то в ижорских песнях все было иначе. Несмотря на то, что многие сюжеты у ижор сохранили более древние мифологические мотивы, все же миф уже не воспринимался как рассказ о реальных событиях в начале времен, а подавался как забавный случай, казус, сказочное событие. В ижорских рунах все реалистично, все как в обычной жизни. Так женщины, много испытавшие на своем веку, уже не верят волшебству, не надеются на чудо, а смотрят на все с умудренной усмешкой и пониманием.
Мне нравится эта свобода ижор в интерпретации древних сюжетов. И я вижу в ней не столько разрушение мифа, сколько проявление свободолюбивого, самостоятельного, ничем не стесненного народного характера, вольного и решительного как море, прямого как ветер, трезвого как ранние прибрежные заморозки. Характера, обладающего самым главным проявлением мудрости – способностью смеяться над собой!
А как хороши были «круговые» песни, под них не только водили хороводы. С ними ходили веселыми рядами, подхватив друг друга под руки, вдоль по широким пыльным деревенским улицам. А когда солнце краем уже касалось моря, все уходили на край деревни и оттуда еще долго доносились веселые плясовые мотивы, на которые так хорошо ложились древние ижорские слова и русские припевы «раз – калина моя, раз – малина моя!» да «ой, цветочки мои, белорозовые».
Финно-угры
Ижора. Творение вселенной матерью-прародительницей, 7 измерений
Книга «Народные песни Ингерманландии»
|
|
|
Народы Сибири и Дальнего Востока
Эвенки
У эвенков — хозяйка вселенной в целом и земли в частности. Представлялась она в виде старой женщины с большим горбом, очень добрым лицом и аккуратно зачёсанными назад волосами, которая ведала душами, судьбами всех людей и животных. Облачённая в длинное платье, в левой руке богиня держит души животных, представляющие из себя маленькие шерстинки. В правой руке у Буга души-шерстинки людей, которые она может подарить человеку.
Она любит постоянно обходить свои владения, чтобы держать под контролем вселенную. При этом, больше всего Буга любит наскальные рисунки. Именно поэтому в шаманском культе эвенков большая роль отводится поклонению именно нанесённым на скалах изображениям.
А ещё у создательницы было несколько помощниц. Главная из них носила имя Энекан Того, что в переводе означает «бабушка-огонь». Такая же благообразная старушка, на спине которой висит большая сумка с углями, из которых появляется огонь. Последний, как известно, наделялся древними людьми сверхъестественными силами, способными как помогать человеку, так и уничтожать его.
Другая помощница по имени Сэвэки была послана Буге на землю, чтобы заботиться о каждом человеке. В первую очередь, речь идет об обереге от каких-либо болезней, сохранении стада в тайге и помощи на охоте. Единого мнения о том, как выглядела Сэвэки, нет. Исследователи указывают, что по одним поверьям она была, как и два предыдущих персонажа, благообразной старухой. Другие источники рисуют помощницу человека в виде лосихи, а третьи — как необычной красоты молодую девушку.
Несмотря на многоликость образа Сэвэки, ежегодно по весне ей старались отдавать положенные почести, дабы в ответ получить священную силу. Она поможет и охотиться, и защитить жилище от неприятностей, и сохранить скот в целости. Если же человека постигала какая-то беда, то тогда необходимо было испросить милости от помощницы хозяйки вселенной, принеся ей в жертву оленя светлого окраса.
Кстати, старший брат Сэвэки по имени Харги является в мифологии эвенков неким прообразом дьявола. Говорят, что именно он придумал кровососущих насекомых и сделал так, чтобы люди болели и умирали. Узнав об этом, сестра навечно поругалась с Харги, и он ушёл в так называемый «нижний мир». Оттуда он до сих пор чинит злодеяния, посылая в человеческий мир своих помощников — злых духов. Они мешают охоте, приносят серьёзные заболевания и неудачи. Ещё Харги может сопровождать шаманов во время их «путешествий» в «нижний мир».
Народы Сибири и Дальнего Востока
Эвенки
В мифологии эвенков она покровительствует рождению детей, благодаря чему наравне с якутской Айысыт считается одной из самых могущественных богинь по своему влиянию на жизнь людей. Задача Омиан-мамы заключается в том, чтобы души ещё не родившихся детей, похожие на маленьких птичек, пушинки или дождевые грибочки, попали в человеческий мир и смогли переродиться в виде людей. Предание гласит, что до того, как попасть в тело женщины, появившиеся в нашем мире души обитают в мире Нгактар, расположенном где-то у истоков мифической реки Энгдекит. Владельцем этого мира как раз и является Омиан-мама.
Богиня способна помочь и тем женщинам, которые не могут забеременеть. Но для этого нужен специальный шаманский обряд кражи души неродившегося малыша.
Интересно, что чуть ниже по течению волшебной реки от мира Нгактар раскинулось ягельное пастбище Кутурук, которое является миром нерождённых оленей.
Народы Сибири и Дальнего востока
Эвенки
По представлениям эвенков хозяйка вселенной - Буга мусин - выступает то в виде самки лося или дикого оленя, то старой сгорбленной женщины, ведающей душами людей и животных.
Народы Север и Дальнего Востока.
Нганасаны. Миф о “конце матриархата”
Если до самого недавнего времени женщина в нганасанском обществе занимала приниженное положение, то некоторые факты указывают, что в далеком прошлом положение это не было таковым. Нганасанское общество прошло, видимо, когда-то стадию матриархата. Об этом между прочим говорит следующее записанное мною любопытное предание.
„В старину у нганасанов женщины могли охотиться так же, как и мужчины. Они так увлекались охотой, что забрасывали все свое домашнее хозяйство и, кроме того, причиняли много несчастий, без толку стреляя не только в зверей, но и в людей (мужчин). Увидев мужчин, они не подходили к ним близко и убивали выстрелами из лука издалека. Тогда мужчины посоветовались и решили унять женщин и снова заставить их заниматься домашним хозяйством. Поймали всех женщин и переломали у них пуки. С тех пор у нганасанов женщины перестали охотиться и стали подчиняться мужчинам”
(Уранник Окуо).
*Былое господство женщин видно и из следующих факторов. Несмотря на ограниченное правовое положение, старшие по возрасту женщины все же бывают иногда старейшинами кочевых групп. У вадеевских нганасанов угощение гостя - это право и дело женщины. Она распоряжается продуктами, и если не захочет угостить гостя, муж не может заставить ее. Если при лове гусей сетями не хватает рабочих рук, к участию допускают иногда и женщин. Правда, им как нечистым отводится при этом второстепенное место. Распределение добытой рыбы - исключительно дело женщины. Это говорит, очевидно, о том, что женщины когда-то в прошлом как непосредственно связанные со своим чумом занимались рыболовством. Рыболовство не требовало дальних отлучек от стойбища, которое располагалось обычно вблизи рыбных водоемов, и было, очевидно, женским занятием.
Для высшего уровня нганасанского и энецкого (более раннего варианта) пантеонов характерно большое количество относительно равноправных божеств (см. Нга), в числе которых у нганасан имеются сходные по характеру и функциям с ненецкими и селькупскими божествами: создатель вселенной Ньылытыа-нгуо, враждебный людям Фаннида, родительница и покровительница всего живого Моу-нямы. Вместе с тем, например, наряду с Моу-нямы как матерью природы почитались родительница и хранительница рыб Бы-нямы («вода-мать»), Туй-нямы («огонь-мать»), Коу-нямы («солнце-мать»), отмеряющая сроки менструаций и беременности, покровительница женщин Кичеда-нямы.
Дя-меню’о (букв. «старуха земли»). Старуха-покровительница имеет функции богини-матери, рождающей и хранящей всё живое: она ведает рождением детей [по некоторым данным, хранит у себя (или в дупле древа мирового) души ещё не родившихся людей и посылает их по мере надобности на землю, помещая на кончики лучей утреннего солнца], снабжает новорождённых гениталиями, ведёт книгу судеб, взращивает травы, врачует детские болезни, охраняет дом, семью, очаг, учит достигших брачного возраста девушек искусству шитья.
Эскимосы
У азиатских эскимосов и чукчей «создающей» девушкой выступает героиня из эскимосского рода Мамрохпагмит, обитавшего на Чукотском мысе. Чукчи, заимствовав у эскимосов сюжет о девушке, не желающей выходить замуж, адаптировали его согласно традициям устного творчества своего парода. Согласно чукотской версии, девушка из Мамрохпака (чук. адапт. Мэмэрэнэн, ср. [13, № 56]), не пожелав выйти замуж по велению отца, изгоняется и удаляется в тундру, приобретает чудесную силу и создает приморских и кочевых жителей, оленей, и морских животных. В отличие от древних эскимосских мифологических преданий в чукотской версии «создающая» девушка не становится владычицей моря, а творит людей и животных на земле. На адаптацию эскимосского сюжета оказывает прямое воздействие социальная и экологическая среда, в которой обитали в то время чукчи-кочевники.
Таким образом, мы видим, что образ «хозяйки моря» и «создательницы» людей и животных в разных эскимосских фольклорных регионах трансформируется по-разному. Владычица моря в облике разных морских животных — моржа, лахтака, белухи или нарвала, как и владычица тундры — женщина из рода Мамрохпагмит, представляет в эскимосской мифологии, возможно, женщину-прародительницу, в которой отражается матриархальный культ общинно-родовой организации эскимосов, предшествовавший более позднему отцовскому роду. Мотивы непокорной и властной женщины, а также ее созидающей силы демиурга многосторонне отражены в разных жанрах эскимосского повествовательного фольклора и увековечены в древних петроглифах, открытых советскими археологами па Чукотском полуострове [28].
Образы женщины-прародителышцы и женщины — морской владычицы объединяет их единое происхождение — это непокорные воле родителей дочери, по мифологические функции их различны: земная владычица создает людей и животных, морская владычица распоряжается морскими зверями и в зависимости от ее взаимоотношений с людьми дает или не дает им морского зверя.
народы Сибири и Дальнего востока
Юкагиры
Одулы объекты Природы, «кормящие» охотника и рыболова,называют эмэй ‘мать’. Такова Река-мать в рассказах и песнях Е.Н. Дьячковой, дающая рыбу, по реке на лодке она кочевала с родителями в молодости. Не любую гору называют эмэй, а ту, возле которой обычно останавливаются во время кочевок, собирают ягоды, охотятся на птиц и зверей, рыбачат. Эта гора — кормилица, Пиэд эмэй ‘Гора-мать’ (сообщение И.Ф. Маликова).
Земля, покрытая лесом, дающая возможность охотникам добывать промысловых животных — лосей и пушнину, — кормящая и заботливая Земля-мать. Надо отметить, что существующие до настоящего времени обращения-заклинания к Матерям-держателям стихий продуцируются как женщинами, так и мужчинами. О проявлении
женского начала в мировоззрении и фольклоре различных групп эвенков пишет Г.И. Варламова (Кэптукэ) [2008а, б].
В.И. Иохельсон не исследовал материнскую ипостась держателей стихий, но довольно подробно остановился на мужских соответствиях стихий, среди которых выделил четыре основных.
Это божество, обитающее на Небе, Мэмдьэйэ Эчиэ ‘Отец Огонь’
и Погильпэ ‘Хозяева’, владеющие какой-либо частью Природы:
Лэбиэн Погиль ‘Хозяин Земли’, Одьин Погиль ‘Хозяин Пресных
Вод’ и Чобун Погиль ‘Хозяин Моря’. Имели хозяев отдельные
реки, озера, перевалы и горы, кроме того, были держатели «рангом ниже»
— пэдьуль и моойэ — отдельных видов и стад диких животных [2005б, с. 207, 212–213].
Полагаем, что отождествление стихий и объектов Природы, хозяев животных с мужским началом сложилось позднее.
Подобно тому как из нерасчлененного первичного Пон выделились стихии и объекты Природы, тем же путем концентрированные образы Земли-матери, Воды-матери распадались на отдельных хозяек (позднее хозяев) местностей и водоемов.
народы Сибири и Дальнего востока
Юкагиры
Архаические
соответствия стихий Природы женскому началу как «культурные
окаменелости», пережившие время, известны лесным юкагирам
в конце XIX — начале XXI в. В опубликованных материалах
В.И. Иохельсона приведены обращения к Матерям-стихиям
[2005а, № 40, 43, 44, 46]:
«Огонь-бабушка, худое если будет, в другую сторону отведи, хорошее если будет,
сюда завороти».
«Солнце-мать,твоим теплом нас согрей, питание твоим теплом нам дай!»
«Внизу стоящая Земля-матушка, тепло дай, пожалей!»
«Вода-мать, нам еды давай. На своей поверхности нас хорошо веди».
«Река-матушка, ты не согреешь ли? Со склеившимися (сухими) губами не отпускай!
Тепло дай, согрей, пожалей, тепло дай!».
К стихиям Природы апеллируют с просьбами дать еды и женского тепла.
В системе оппозиций при объяснении юкагирского понятия
Пон «тепло» противопоставлено
«холоду». В одном синонимическом
ряду с положительно отмеченным понятием «тепло»
будут: еда, благоприятное, горячее, хорошее. В оппозиционном ряду
соответствий отрицательно отмечены: голод, неблагоприятное,
холод, плохое. Следовательно, формула «тепло дай» многозначна
и заключает в себе спектр разнообразных желаний, испрашиваемых
у божеств-берегинь.
По нашим полевым записям 1986–1994 гг. верхнеколымская юкагирка Е.Н.
Дьячкова все силы Природы отождествляет с женским началом,
«это духи», не имеющие зоо- или антропоморфного облика
[Жукова, 1996б, с. 50]. Она называет:
Лосид эмэй ‘Огонь-мать’
Оожиид эмэй ‘Вода-мать’
Лэбиэн эмэй ‘Земля-мать’
Кужууд эмэй ‘Небо-мать’
Йэльоодьэ эмэй ‘Солнце-мать’
Киндьэд эмэй ‘Луна-мать’
Йэдул тибон эмэй ‘Гроза-мать’
Нумөн эмэй ‘Дома-мать’.
Мужских соответствий нет. К перечисленным стихиям
Е.Н. Дьячкова обращается с просьбами различного характера: прошения о
здоровье, об удачной рыбалке, охоте, о хорошей погоде и пр.
В сочиненных и исполняемых ею песнях на юкагирском языке
постоянны образы Унуŋ эмэй ‘Реки-матери’, Колымы-матери,
Коркодон (реки)-матери [Фольклор юкагиров, 2005, с. 66–69]. Данные образы накладывают на личные песни
исполнительницы печать наследования древних мифопоэтических традиций. Ее картина мира — это тот же пролонгированный во времени
Абсолют с женскими соответствиями стихий и объектов Природы.
народы Сибири и Дальнего востока
Юкагиры
В зооморфном
оленьем облике некоторые
арктические
народы (саамы, нганасаны, энцы) воспринимали
мифопоэтические
образы Земли-матери, Льда-матери. В цикле
мифов о первоустройстве
мира Земля-мать считалась прароди-
тельницей людей
и мыслилась гигантским существом — Матерью-оленихой,
на которой животные живут, словно насекомые в
шкуре зверя.
Согласно нганасанскому мифу, весной к Олени-
хе — Земле-матери
подошла Солнце-мать, побежала вода, из
шкуры мифической
важенки вылезли голые черви — это и были
люди. В некоторых
мифах люди сразу начинают добывать диких
оленей, в других
они долго бедствуют, пока не научатся вести
образ жизни
охотников на диких оленей. «У аборигенов Севера
отчетливо выступает
тенденция распространять представления о
материнском
начале на все объекты, в какой-либо степени связанные с жизнью людей»
народы Сибири и Дальнего востока
Юкагиры
Наивно-рационалистическое расчленение древнего юкагирского понятия Пон ‘Нечто’ происходило при ассоциировании стихий с женским рождающим, кормящим и защищающим на-
чалом. Одушевленные стихии наделялись сенсорными способностями, они могли«воспринимать» просьбы человека и адекватно реагировать на них. Именно по этой причине стихии отождест-влялись с человеком не по половому признаку (Огонь-женщина,Земля-женщина),а кровнородственному(Огонь-мать,Земля-мать). Полагаем, таким путем шло складывание тотальных женских соответствий Матерей-стихий у евразийских охотников тайги и тундры.
народы Сибири и Дальнего востока
Юкагиры
Юкагиры поклонялись священным камням, символизировавшим женское начало.
народы Сибири и Дальнего востока
Юкагиры
http://ilin-yakutsk.narod.ru/2000-4/28.htm
Народы Сибири мать-прародительницу
представляли в образе матери-оленихи,
или бело-молочной кобылицей, или, как
показал анализ древнейших
наскальных рисунков Монголии, в виде
многоруких-многоногих
антропоморфных фигур. Эти последние
фигуры известны на обширной
территории Северной и Центральной
Азии — в Корее, Китае, Монголии, южной
Сибири, Забайкалье, Верхнем
Приамурье (рис. 6а). На скалах они
часто изображались в сочетании с
фигурой животного — тотемного
первопредка, символизирующего
мужское начало. «Вертикальная
пирамида каждой («елочки» — Л.Ж.)
составлена из трех фигур,
расположенных одна над другой, так
что ноги верхней фигуры являются в то
же время руками второй, а ноги второй
— одновременно руками третьей, — так
описывает изображения женщин-первопредков
Э.А.Новгородова. — ... Ноги последней
фигуры широко расставлены, изогнуты
в коленях, и между ними чисто
символически показан будущий
ребенок... Петроглиф красноречиво
выражает суть древнего мифа о матери
как источнике жизни, как
олицетворении возрождающейся и
умирающей природы. ...Трехступенчатая
фигура демонстрирует диахронно
существовавшие поколения женщин,
которые связаны в протяжении времени:
это своего рода дерево жизни, где
счет родства ведется по материнской
линии».9
Финно-угры
Карелы. Рождение железа девами
Петрухин - Мифы финно-угров
В некоторых рунах волшебные девы именуются Луоннотар или Сюннютар — «рождающие». Их три (они подобны девам судьбы в мифологиях разных народов — мойрам, паркам и норнам). Молоко этих трех дев способно излечить от всех болезней. Столь странные мифологические ассоциации между тремя девами, определяющими судьбы всего живого, объясняются сюжетами мифологической картины мира, свойственной многим народам. Три девы, воплощающие судьбу, сидят у корней Мирового древа, возле источника, питающего весь мир. Они связаны с Матерью-Землей и ее рудоносными жилами, которые часто считаются кровью Земли. Молоко этих дев так же целебно, как и само железо — оберег против всяческой напасти.
…
Укко, тот творец верховный.
Старец Укко, бог небесный,
Отделил от неба воду,
Разделил он воду с сушей;
Не рождалось лишь железо.
Не рождалось, не всходило.
Укко, этот бог верховный,
Протянул однажды руки
И потер их друг о дружку
На своем колене левом;
Появились три девицы,
Эти дочери творенья.
Эти матери железа
И голуборотой стали.
Вот пошли они, колышась,
В облаках они ступают.
Молоком полны их груди,
И сосцы отяжелели.
Молоко течет на землю.
Грудью полной орошают
Девы землю и болота.
Тихо дремлющие воды.
Каплей черною стекает
Молоко у девы старшей,
У второй же девы, средней,
Каплей белою стекает,
А у той, что всех моложе.
Каплей красною сбегает.
И из черных этих капель
Вышло мягкое железо;
Где же белые упали —
Сталь упругая явилась;
А из красных капель вышло
Лишь некрепкое железо.
Финно-угры
Карелы. Творение мира богиней Ильматар
Ильматар (фин. Ilmatar) — в финской и карельской мифологии — богиня, сотворившая мир.
В начале не существовало ничего, кроме безбрежного океана, по которому плавала Ильматар. Через 700 лет одиночества к ней прилетела утка и свила гнездо у богини на коленях. Через некоторое время утка снесла 7 яиц. Ильматар вздрогнула от боли (яйца раскалились и были очень горячими), и яйца выкатились из гнезда и раскололись. Из скорлупы образовалась земля, желтки стали солнцем, белки же превратились в луну и звезды. Но созданная земля была пустой и скучной, и Ильматар создала острова, долины и реки.
Имя Ильматар приблизительно означает «воздушная». В «Калевале» она также носит имя Луоннотар («природная»). Она стала матерью Вяйнемёйнена.
...
|
Дочь воздушного пространства, Стройное дитя творенья. Долго девой оставалась. Долгий век жила в девицах Средь воздушного простора, В растянувшихся равнинах. Так жила — и заскучала, Странной жизнь такая стала: Постоянно жить одною И девицей оставаться В той большой стране воздушной, Средь пустынного пространства. И спустилась вниз девица, В волны вод она склонилась. На хребет прозрачный моря. На равнины вод открытых; … Утка, та красотка-птица. Полетала, осмотрелась. Увидала в синих волнах Матери воды колено. Приняла его за кочку И сочла за дерн зеленый. Полетала, осмотрелась, На колено опустилась И гнездо себе готовит. Золотые сносит яйца: Шесть яичек золотые, А седьмое — из железа. Вот наседкой села утка. Греет круглое колено. День сидит, сидит другой день. |
Вот уж третий день проходит —
Ильматар, творенья дева, Мать воды, вдруг ощутила Сильный жар в своем колене: Кожа так на нем нагрелась, Словно в пламени колено И все жилы растопились. Сильно двинула колено, Члены сильно сотрясает — Покатились яйца в воду, В волны вод они упали, На куски разбились в море И обломками распались. Не погибли яйца в тине И куски во влаге моря, Но чудесно изменились И подверглись превращенью: Из яйца, из нижней части, Вышла мать-земля сырая; Из яйца, из верхней части, Встал высокий свод небесный, Из желтка, из верхней части, Солнце светлое явилось; Из белка, из верхней части, Ясный месяц появился; Из яйца, из пестрой части. Звезды сделались на небе; Из яйца, из темной части, Тучи в воздухе явились. И вперед уходит время. Год вперед бежит за годом. При сиянье юном солнца, В блеске месяца младого. Мать воды плывет по морю. |
Мать воды, творенья дева. По водам, дремотой полным. По водам морским туманным; И под ней простерлись воды, А над ней сияет небо. Наконец, в году девятом, На десятое уж лето. Подняла главу из моря и чело из вод обширных, Начала творить творенья, Создавать созданья стала На хребте прозрачном моря. На равнинах вод открытых. Только руку простирала — Мыс за мысом воздвигался; Где ногою становилась — Вырывала рыбам ямы; Где ногою дна касалась — Вглубь глубины уходили. Где земли касалась боком — Ровный берег появлялся; Где земли ногой касалась — Там лососьи тони стали; И куда главой склонялась — Бухты малые возникли. Отплыла от суши дальше, На волнах остановилась — Созидала скалы в море И подводные утесы. Где суда, наткнувшись, сядут, Моряки найдут погибель. |
Ненецкая народность:
Не все божества считались одинаково вли- ятельными. Одни из них занимали более, дру- гие менее значительное место. Из них особен- но выделяются женские божества «Я’Миня»,
«Я’Мюня», «Я’Небя». Эти образы передают представления ненцев о том, как устроен мир и как соотносятся между собою отдельные его части: «Я’Миня» – Верхний мир. Это мир бо- гов и света. «Я’Небя» – Средний мир (земля, мир людей). «Я’Мюня» – Нижний мир, где обитают подземные существа, враждебные людям, и темные силы.
Функции покровительницы женщин
«Я’Миня» получила под влиянием русского и коми-зырянского населения в конце XVIII – начале XIX в. Богиня «Я’Миня» давала душу новорожденному, влияла в последующем на здоровье и благополучное развитие ребенка, который находился под ее покровительством. Свое решение о том, какой быть судьбе, она записывала в особую книгу – «Ил’падар»; «По верованиям хасово каждому человеку положе- но прожить определенное количество време- ни и совершить определенные деяния. Все это изложено на личном листке каждого», – пи- сал Л. Костиков [23, с. 121].
Образ богини «Я’Небя» занимает особое положение в мифологии и происхождение ее не ясно, во всяком случае – неоднозначное. Даже в современной мифологии в образе
«Я’Небя» соединены несколько главных черт, характеризующих ее как представительницу мира богов. Во-первых, она всегда старуха, обладающая сверхъестественными возможно- стями, которыми владеют лишь боги. «Я’Не-бя» управляет природой, у нее тесные связи со стихиями воздуха и воды. Во-вторых, она име- ет связь с подземным миром. За нарушения известных ей законов она наказывает, т. е. вер- шит правосудие. Словом, она выступает в ка- честве триединой богини – «Я’Миня», «Я’Мю- ня», «Я’Небя». Она – Мать-Природа, живая биосфера планеты и сила элементов. Культ
«Я’Небя» мы относим к общененецким.
тюркские народы
Шорцы
В пантеоне домашних духов покровителей особое место занимало божество Умай или Умай-иче, покровительница детей. Верования о богине Умай широко распространены среди всех тюркоязычных народов Саяно-Алтая и возникли, видимо, в древнейшую древнетюркскую эпоху. По воззрениям шорцев, Умай живет одновременно и в верхнем мире, и на земле, рядом с новорожденным ребенком.
Мрасские, кондомские и верхнеабаканские шорцы (улус Балыкташ) одновременно почитали добрую покровительницу детей Умай и злое божество Кара-Умай, с которым связывали болезнь и смерть грудных детей.
Умай, покровительница детей, олицетворяется с душой ребенка, кроме того, словом «умай» именовали и душу ребенка с момента рождения примерно до трех лет, также называлась у шорцев и пуповина младенца. Символическое изображение Умай – оберег в виде лучка со стрелкой, прикрепленной с кусочком заячьей шкурки к куску бересты – прибивалось к стене юрты или над колыбелью ребенка, как знак присутствия женского божества.
У мрасских шорцев известно было и другое изображение Умай – маленькая берестяная колыбель, выстланная заячьей шкуркой и проткнутая либо стрелой (для мальчика), либо веретеном (для девочки) и прикрепленная к стене юрты. В качестве самого простого оберега могла служить и короткая деревянная стрела с железным наконечником, уложенная на дно колыбели ребенка.
Если в семье болели и умирали дети, мать обращалась за помощью к шаману, и тот заставлял женщину тайно от всех свернуть из тряпок куклу — «пала куду начах», т.е. детскую душу маленького ребенка, имитирующую младенца. Это камлание «Умай тытарга» устраивалось тайно, глубокой ночью в годовщину смерти последнего ребенка, а предварительно, по совету шамана, женщина бросала в реку колыбель, чтобы вместе с ней уплыла вниз по течению реки, в царство мертвых, и Кара-Умай. Во время камлания женщина держала в руках у груди, словно ребенка, изготовленную куклу.
Фигурки Кара-Умай тщательно прятали от постороннего глаза, закапывали после удачного камлания в земляной пол юрты неподалеку от того места, где обычно помещалась колыбель с новорожденным или отправляли куклу в маленьком деревянном гробике на плотике вниз по течению реки.
алтайская Священная Белая Мать Ак-Эне
у нее три имени:
- Умай-Энэ — Мать всех существ, От-Энэ — Мать Огня, Ак-Энэ — Священная Белая Мать.
она олицетворение первичного Океана (ср. с шумерской Тиамат и Девой Марией - “Морской”), Хозяйка трехглавой мировой горы Уч-Сумеру (арийская гора Меру) на Северном Полюсе и Мать Бога грома и молний Ульгеня (Логоса - Сына Неба), сотворившего своим Словом все три мира - верхний небесный, которым правит сам, средний земной и нижний подземный, где правит его брат-антипод Эрлик, - от изошедшего из нее Бога Неба Тенгри (др.гр. Урана, арийского Дьяуса-Дня - Отца Небесного).
тюркские народы
Ак-Эне
Ак-Эне (Белая мать)
Когда кругом была одна вода, и ещё не было ни клочка суши, Ульгень задумался о том, как творить и что творить. Он услышал внутренний голос, который дважды произнес: «алдында тут, алдында тут» («впереди хватай»). Ульгень произнёс эти слова, протянул руку и схватил камень, который появился из воды. Он сел на этот камень и стал думать, что и как творить. В это время из воды вышла Ак-Эне и дала ему совет (подсказала) как творить. Чтобы свершилось то, что задумано, надо сказать: «сделал», «свершилось», и так и будет, после чего он и стал творить. Ак-Эне же скрылась и больше никогда не появлялась. Ульгень ощутил в себе мысль и произнес: «О! Сотвори землю», и земля сотворилась. Потом, глядя в небо, он произнес: «О! Сотвори небо», и небо сотворилось. Он продолжал произносить эту фразу, и создал таким образом не только землю и небо, но и разные виды животных.
тюркские народы
Алтайцы
Но что за Белая мать, появившаяся из морских глубин? Почему она так
бесследно исчезла, и миф более не упоминает о ней? Посмотрим на эту
ситуацию с иной точки зрения.
В океане первичного хаоса встречаются два начала — мужское и
женское, и в результате становится возможным рождение мира. Не об этом
ли говорится в архаичном мифе бурят, где «серебряный отцовский столб»
встречает в океане «золотое материнское лоно»? Последнее обозначается
словом «умай»; следовательно, речь идет о божественной паре, в которой
женское начало именуется так же, как известная тюркам богиня — Умай (она
же супруга Тенгри, Ульгеня). Мы можем предположить, что Белая мать и
есть Умай. Кстати, в алтайском фольклоре ее нередко описывают как
женщин/ с золотыми или белыми волосами.
Почитание Умай
(Ымай) существовало у телеутов, бельтиров, качинцев, сагайцев,
кумандинцев, шорцев, черневых татар (северных алтайцев). И плюс к тому
же, тувинцы, бельтиры, сагайцы и шорцы знали также и “Кара Умай”.
Шаманы у телеутов, хакасов, обращаясь к “Умай”, призывали ее как огонь;
у киргизов культ огня иногда сливается с культом покровительницы детей
Умай. До сих пор у киргизов сохранилось выражение “Да поможет тебе
матерь Умай!”
В представлении сибирских тарских татар Умай - это духовное начало, находящееся в человеке и поддерживающее его физические и духовные силы; а шорские и тобольские татары понятие Умай отождествляли и с пуповиной ребенка; в древнетюркском же языке понятие “Умай” имело следующие значения:1) послед, детское место, чрево матери; 2)имя самой богини.
тюркские народы
Татары
У сибирских татар до сих пор сохраняется представление о божестве Умай. В их представлении Умай — это духовное начало, находящееся в человеке и поддерживающее его физические и духовные силы
У саамской Матери-Земли Мадероакки было три дочери. Младшая Уксахкка (Дверная Женщина) защищала вход в землянку-вежу и следила за первыми шагами ребенка. Средняя Юксахкка
(Лук-женщина) — что-то вроде северной Артемиды-Дианы: она
покровительствовала охоте, но, главное, являлась хранительницей постели и
брачного ложа.Наконец, самая почитаемая — старшая Сарахкка
(Прядущая Женщина)— объединяла в одном лице и богиню Любви и богиню
Судьбы: она считалась и Божеством соития и оплодотворения, а также
повитухой, помогающей родам и у людей, и у животных, и у растений.
Именно ей приносилась в жертву первая чашка супа или чая, которая
выливалась в огонь. Ей же приносились жертвы и во время родов и после
рождения ребенка. Характерно, что в жертву приносились животные только
женского пола, а во время жертвоприношения позволялось присутствовать
только женщинам и жертвенное мясо также разрешалось есть только
женщинам.
тюркские народы
Якуты
А потом небесная Айыысыт
Стремительно подошла
К громоздкой двери жилья.
Тяжелую, грузную дверь,
Которую семьдесят семь человек,
Налегая плечами семь суток подряд,
Не смогли бы и приоткрыть,
Настежь распахнула она,
Откинула, как лепесток.
Через громадный толстый порог,
Схожей с четырехтравным быком,
Развалившимся на боку,
Перешагнув легко,
Вновь обернулась она
Кобылицею молодой,
Масти белой, как молоко;
И, мгновение постояв,
Порывисто фыркая, горячась,
Поскакала – и прянула на бегу
На белое облако,
Невдали
Распластавшееся по земле,
И на облаке этом,
Похожем на шкуру
Чалого стригунка
С сизой дымкою на груди,
С белой дымкою на животе,
В Верхний мир
Величаво взмыла она.
тюркские народы
Якуты
«Если на третий день
Благодарностью не воздам,
Радостью не помяну,
Праздником не провожу
Явившуюся на помощь ко мне
Великую Иэйэхсит,
Давшую благословенье мне
Почитаемую Айыысыт –
Обидится,
Огорчится она,
Разгневается она...
И в далекие будущие времена
В доме моем потомкам моим
Скудно придется жить».
Так подумав,
Сабыйа Баай Хотун
Кликнула клич,
Созвала гостей
Из дальних и ближних селений айыы,
Где солнечные живут племена,
Где прежде жила она...
Двенадцать прославленных красотой
Стройных белолицых девиц,
Горделиво ступающих по земле,
Как стерхи – белые журавли,
Откидываясь немного назад,
Отозвались, явились на пир.
Хозяйка, введя гостей
В почетную урасу,
Разожгла священный огонь.
И все, степенно усевшись в круг,
На толстых белых кошмах
За кумысной чашею круговой,
Поставив перед собой
Всякую изобильную снедь
И желтого масла большую бадью,
Чтоб умилилась Иэйэхсит,
Славословие произнеся,
Шумно, радостно веселясь,
Справили праздник они,
Проводили Айыысыт.
тюркские народы
Якуты
Иэйэхсит
Эта богиня в якутских верованиях исполняет очень интересную миссию. Она —
посредник между людьми и другими богами, до которых доносит мольбы из
человеческого мира и приносит людям обратно на землю ответы небесных
покровителей. Именно потому Иэйэхсит занимает особое место в сонме
якутских богов.
Её представляли богато одетой женщиной, нисходящей с неба на землю один раз в год по весне. Распускающиеся на деревьях листья — верный признак того, что Иэйэхсит уже побывала в мире людей, и что совсем скоро наступит лето.
С этой богиней, кстати, связано и ещё
одно поверье. Если она с младенчества берёт покров над каким-то
ребёнком, то он обязательно проживёт счастливую жизнь и ему не будет
грозить случайная смерть или смерть от болезни.
тюркские народы
Якуты
Айысыт
Одна из главных богинь в якутском пантеоне, покровительствующая деторождению и плодородию. Айысыт имеет несколько ипостасей — для мира людей и для мира фауны, причём в последнем она может становиться отдельной для каждого вида животных.
В своей ипостаси для людей её зовут Нэлбэй Айысыт. Якуты представляют её как степенную госпожу, облачённую в дорогие одежды. Богиня живёт где-то в восточной стороне неба за пределами досягаемости людей. Спускается она оттуда в ореоле света, дабы исполнить свою главную миссию — вложить в темя мужчины душу ребёнка, которая во время соития перейдёт в тело женщины. Таким образом мифология объясняла состояние беременности.
Предание гласит, что именно Нэлбэй Айысыт имеет власть решать — даровать мужчине и женщине ребёнка или нет. Попросить же богиню о благосклонности можно было путём проведения специального обряда.
С присутствием богини при рождении ребёнка также связан обычай якутов во время родов и спустя трое суток после них разговаривать исключительно шёпотом, дабы не разозлить небесную покровительницу. Всё это время нужно было также держать посуду в доме опрокинутой или накренённой.
Именно с её гневом связывалась смерть новорождённого или роженицы. После удачного разрешения беременности в жертву богине приносилось любое животное. Причём совершали жертвоприношение только женщины, они же после должны были исполнить и особый обряд, предваряющий сам процесс ритуального жертвования.
Заключался он в следующем: в юрте делали специальную ямочку, насыпали туда сено и сверху клали пучок конских волос. После всё это засыпали землёй, а вокруг ставили макет берестяного шалаша. К нему привязывали изображения коня, оленя и лося. Мужчин из юрты выгоняли, плотно закрывали двери и окна. Затем одна из присутствовавших женщин стреляла из лука в изображения на символическом шалаше и поджигала их.
В огонь лили особый напиток из масла и молока под названием «суломата». Всё это сопровождалось ритуальным смехом. Считалось, что та молодая девушка из присутствующих, кто громче всех смеётся, вскоре забеременеет — ей подмигнула сама Нэлбэй Айысыт.
Учёные считают, что этот культ имеет свои корни в эпохе матриархата, которая оказала существенное влияние на традиционные верования якутов. Так, для выполнения определённых ритуалов, связанных с культовым обращением к светлым богам, шаманы должны переодеваться в женскую одежду. Такое перевоплощение практикуется в обрядах до сих пор.
В своей ипостаси для скота богиня носит имя Исэгей Айысыт. Живущая в качестве покровительницы животных там, где небо сходится с землей, она приходит в человеческий мир во время отёла и решает — дать хозяину скотины новый приплод или нет.
тюркские народы
Якуты
Там, где высится над землей
Непреодолимый рубеж
Трех издревле враждебных миров,
На узорном склоне теплых небес,
Благословенных восточных небес
Поселили владыки айыы
Схожую с крапчатогрудой тетеркой,
Пленяющую сердца
Сияющей улыбкой своей,
Прекрасную в блеске богатых одежд
Праматерь живого всего
Богиню Иэйэхсит.
Хранительницей жилья,
Дарительницей добра,
Покровительницей чадородья – она
В былых временах прослыла.
Рождением и судьбою людей,
Говорят, управляет она.
Ей сила дана,
Дана благодать
Рожденного охранять,
На счастье благословлять.
– Вот идет она к нам
Сама – наяву
Наша матушка Иэйэхсит! –
Говорили в прежние времена...
– С края неба сходит она,
Простирая щедрую длань,
Поглаживая нежной рукой
Серебристые щеки свои;
Радостно хохоча,
Яркой улыбкой лучась,
Нарядясь в дорогие одежды свои,
Идет она в гости к нам! –
Чтобы крепкими дети росли,
Чтоб они здоровьем цвели,
Чтобы выросли богатыри,
Надо, чтобы полон был дом
Изобилием и добром,
Желтым благом и молоком.
Вот для этого властелины айыы
На приветливом просторе земли,
Где вечное лето цветет,
Под крапчатым склоном крутым
Восточных теплых небес,
Рядом с матерью Иэйэхсит,
В средоточии медном,
В истоке щедрот,
Чэчирами желтыми окружив,
Водворили жить и владеть
Светлую Айыысыт Ньэлбэн,
Почитаемую Айыысыт Хаан.
Дабы размножала она
Беспредельно бездонную для людей
Неисчерпаемую благодать,
Тучное богатство земли,
Чтобы расплодила она
В Среднем мире,
В бескрайней шири его
Бесчисленные стада!
Душу девочек пристрастив
К острой игле и шитью,
Душу мальчиков пристрастив
К стрелам, боевому копью,
Поколенье за поколеньем хранит,
Взращивает Айыысыт.
С той поры все, в чьем доме
Дети растут,
В чьем хлеву коровы мычат,
Айыысыт благодатную чтут,
О помощи заклинают ее,
Дарят ее, угощают ее,
Ставя в честь ей желтый чэчир,
Песни о ней поют.
тюркские народы
Якуты
Якутская богиня-мать Айыысыт, тюркская Умай, древнеиранская Арта (Аша) и древнеиндийская Ума. Якутская богиня-мать
Айыысыт в своих функциях и назначениях соответствует богиням: тюркской
Умай - Умай-энэ (кумадин.), Ымай-энэ (качинск.), May-энэ (телеут.) и
древнеиндийской Ума, а также древнеиранской Арта (авестийское - Аша).
Считается, что модели тюркской Умай и древнеиндийской Ума близки между
собой по семантике.[di]
В якутском языке сохранилось слово ‘ымай’, которое употребляется в
словосочетании ‘ымай киэли’: матка (анат.), женская утроба. Это слово
фонетически соответствует тюркским названиям богини Ымай, Умай, Май и
древнеиндийской Ума. Название якутской богини ‘Айыысыт’ перекликается с
названиями древнеиндийских богинь, в составе имён которых присутствует
слово Ау (мать).
Древнеиндийская Ума, олицетворяющее женское начало, приходится
дочерью гор Гималаев и второй женой Шивы - одного из трёх первотворцов
Вселенной. В образе Ума возрождается первая жена Шивы Сати (солнце).
Ума, олицетворяющая гору, лес и воду, аналогична древнетюркской Йэр-Су
(земля-вода), которая как оппозиция верху в пантеоне богов является
супругой главного божества Тэнгри.[dii]
В обрядах, посвящённых якутской богине Айыысыт, обнаруживаются
функциональные параллели с обрядами, связанные с древнеиндийской богиней
Ума и древнеиранскими богинями, упоминаемые в «Авесте» (богиня Арта в
переводе И.С. Брагинского (Яшт 5, «Ардвисур-», или «Абан-яшт»),[diii]
богиня Ардви-Сура-Анахита переводе И.М. Стеблина-Каменского (Яшт 5,
«Ардвисур-», или «Абан-яшт»),[div] Аша - в переводе И.М.
Стеблина-Каменского (Яшт 17, «Ард-яшт»)[dv].
В «Авесте» (Яшт 5, «Ардвисур-», или «Абан-яшт») в переводе И.С.
Брагинского богиня Арта - покровительница стад, дома и усадьбы. Ей
приписываются функции, покровительствующие рождению: творение мужского
семени, приготовление для родов материнского ложа, а также благодаря ей
роды становятся лёгкими и материнская грудь наполняется молоком.[dvi]
В «Авесте» (Яшт 5, «Ардвисур-», или «Абан-яшт») в переводе И.М.
Стеблина-Каменского богиня Ардви-Сура-Анахита является богиней вод и
плодородия. К ней с молитвами обращаются девушки, чтобы в будущем у них
был хороший муж и большой и богатый дом. Женщины призывают её во время
родов, прося её, чтобы роды были лёгкими.[dvii]
В обряде “испрашивание детей” у богини Айыысыт (Айыысыт тардар) в
доме должно быть всё красиво прибрано. В этот день всех кормили досыта,
даже домашний скот и собак. Присутствующие не должны были ругаться и
даже громко разговаривать. Кроме того выражение их лиц должно быть
радостным. В «Авесте» богиня Аша является в богатые дома, в которых
постели удобны и красиво убраны. Жёны их возлюблены, т.е. царит лад. Эти
дома изобилуют скотом.[dviii]
В обряде проводов богини Айыысыт одна из девушек стреляет из лука в
изображение оленя и лося. Лук и стрелы присутствуют и в образах тюркской
Умай и древнеиндийской Ума.[dix]
Общий рисунок обрядов, связанных с богиней Айысыыт показывает сходства с обрядами, посвящённых древнеиндийским богиням-матерям: наличие конского волоса, возлияние масла в огонь и присутствие чистых юношей и невинных девушек.
Ритуальный смех женщин и счастливое выражение лиц являются
обязательными элементами обрядов, посвящённых Айыысыт. В якутском языке
помимо названия ‘ымай киэли’ (женская утроба), имеется глагол ‘ымай’
(улыбаться, усмехаться), т.е. улыбаться, быть счастливым, и в этом
смысле ‘ымай’ (улыбаться) сближается с понятием ‘счастья, птица счастья’. По мнению Д.С. Дугарова, Umay южносибирских тюрков в образе огромной птицы восходит к иранской Хумай (huma) – птице, обитательнице мирового дерева.
В мифологии саха она соответствует супруге верховного божества, которая
иногда представляется в виде белой лебеди - Хубай Хотун[dx].
По мнению многих исследователей, тюркская Умай вобрала в себя
несколько образов древнеиранской мифологии - образ плодородия,
девы-воительницы Анахиты, персонификации напитка Хаомы и птицы
счастья-хумай, а также древнеиндийской богини-прародительницы.
Некоторые исследователи полагают, что лексическим или даже генетическим
прототипом Умай является иранская птица Хумай, которая, бросая тень на
человека, делает его счастливым.[dxi]
Третье название главного бога у якутов Юрюнг Айыы Тойоеа - ‘Юрюнг
Арт Тойон’. По-якутски ‘Арт’ означает ‘умолять, упрашивать,
взмолиться’.[dxii] Теоним ‘Арт’ фонетически созвучен с индоиранскими
теонимами: arta- (др.-перс.), Ard (среднеперс., осет.), aša-, aša-vahišt(авест.) - ‘божество’. Написание aša- передаёт традиционное (жреческое) произношение arta-. В «Ригведе»
tá
- ‘истинный порядок’ (космический, ритуальный, нравственный)
фонетически соответствует древнеперсидскому arta- и авестийскому aša-.
Первая часть имени скифского бога At
mpada [Artimpasa] (Афродита Урания) сближается с названием иранской богини Art
(богиня
плодородия и покровительницы новобрачных). У согдийцев она называется
rtwg. По мнению В.И. Абаева, у Геродота допущена описка в слове Ampada; вместо ‘t’ написано ‘g’
тюркские народы
Якуты
Обряд, посвящённый проводам богини Айыысыт. Во время
присутствия богини в доме нельзя было держать посуду опрокинутой или
накрененной. Тем более нельзя было ссориться и сердиться, чтобы богиня не подумала,
что ей здесь не рады. Поэтому в доме даже громко не разговаривали и не
стучали утварью, в доме старались говорить шёпотом и ходить на цыпочках.
В случае, если богиня рассердится, она надолго оставит этот дом и роженицу. В результате новорожденное дитя останется без её благословения.
Богиня покидала дом роженицы на третий день после родов. В
этот день устраивали обряд, называемый “проводами Айыысыт”. Всё это
время роженица должна была лежать там, где родила; на полу, на соломе.
На третий день её поднимали. Она умывалась и шла на кровать.
Для исполнения обряда делались предварительные приготовления: 1)
варили “суломату” из молочных продуктов, который обливали толстым слоем
масла; 2) в двух чашках (мисках) замораживали топлёное масло; 3) варили
сердце, печень, почки и жир скотины, убитой по поводу рождения ребёнка;
4) в юрте около шестка вырывали неглубокую ямочку; 5) из бересты
вырезали изображение коня с перемётной сумой, оленя и сохатого лося
(если родилась девочка, то вместо изображения коня вырезалась кобыла);
6) из бересты делали маленький остов урасы (берестяной шалаш) и лук со
стрелами. После всех этих приготовлений начиналось исполнение самого
обряда.
Эти обрядовые действия исполняли женщины. В юрте в приготовленную
ямочку около шестка настилали сено, на которое клали послед вместе с
пучком конских волос; сверху обсыпали землёй. Вокруг ямочки
устанавливали макет остова урасы (берестяного шалаша) и покрывали его
берестой. Около урасы вбивали в землю маленькую копию коновязного столба
сэргэ, к которому привязывали изображение коня с сумами, а также рядом
устанавливали оленя и лося.
Из присутствующих одна девушка выстрелом из лука опрокидывала макеты
оленя и лося. После этого ломали изображения урасу, коня с сумами и
коновязью, оленя с лосем, лук со стрелами и, собрав всё в ямку,
поджигали. Когда горение пламени заканчивалось, всех мужчин выгоняли на
улицу и крепко закрывали двери. Если обряд происходил в более тёплое
время, когда в окне не было льда,[cdxcix] то закрывали и окна.
Оставшиеся женщины, в том числе роженица с бабкой-повитухой, рассаживались вокруг ямки
на полу. Бабка-повитуха или одна из старших среди женщин подливала
масла в огонь и обращалась к богине, прося её, чтобы она благословила
новорождённое дитя, не осуждала за плохую “малаасын” (пирушку) и в
будущем не оставила их своим посещением и содействовала бы
благополучному исходу родов. Затем, чтобы не обидеть и задобрить богиню,
говорили, что все присутствующие ей очень рады и благодарны. Каждой
наливали деревянной ложкой (сиэллэх сиэгэй хамыйага), украшенной пучком
конских волос в пригоршни топлёного масла, которым женщины мазали себе
лица и волосы, распущенные специально для этого случая. Это действие
сопровождалось ритуальным смехом. Про ту женщину, которая смеётся
сильнее всех, говорили, что ей “подмигнула Айыысыт”. Считается, что она
вскоре должна забеременеть. После смеха (со смехом) женщины принимались
за “малаасын” (пирушку). Ели и пили из своей еды, приготовленной для
этого случая.Бабке-повитухе за труды, сверх вознаграждения, давали одну чашку (миску)
масла, шкуру и одну заднюю ногу скотины, убитой в честь рождения
ребёнка. Ей давали ту ногу, которая оказывалась ниже остальных при
падении на землю убитой скотины
тюркские народы
Якуты
Обряд “испрашивание детей” у богини Айыысыт (Айыысыт тардар).Этот обряд в древности проводился весной. Его мог совершать только служитель культа белые
айыы. Во время исполнения ритуальных действий в доме должно было быть
чисто и всё убрано. Земляной пол юрты устилали свежей травой, дверь
открывали настежь. Всю посуду перемывали и обмазывали маслом. Затем
красивыми рядами устанавливали по столам и полкам. Сосуды наполняли ещё
не остывшим топлёным маслом. В этот день кормили всех досыта. Причём не
забывали накормить даже домашних животных, чтобы все встретили богиню
радостно. Во дворе напротив двери устанавливали коновязный столб. От
него по направлению к двери в виде аллеи втыкали в два ряда берёзки.
Для исполнения обряда служитель культа выбирал по девять (в
некоторых источниках - семь) непорочных юношей и девушек. Они должны
стать ритуальными танцорами-битииситами и помогать главному исполнителю
обряда. Для его проведения изготовлялся маленький берестяной турсучок,
украшенный искусной резьбой. Внутри турсучка устраивали подобие птичьего
гнезда из лисьей, собольей или рысьей шерсти у богатых, из заячьей - у
бедных. В это гнездо клали два вырезанных из дерева изображения
трясогузок. У камелька ставили стол. К нему приставляли два стула. На
стулья садились в праздничных одеждах муж и жена, желавшие иметь детей.
Жена садилась с распущенными волосами, подражая богине Айыысыт, которая
представлялась с распущенными волосами. Напротив места, где сидели
супруги, приготовляли скамейку-ложе Айыысыт. Между местом, где сидели
супруги, и камином стелили шкуру лошади белой масти, чтобы на ней мог
сидеть исполнитель обряда. На полу по правую сторону от супругов
садились юноши, по левую - девушки. Считалось, что в случае, если
супруги окажутся недостойными, Айыысыт ради счастья этих чистых юношей и девушек, даст супругам душу будущего ребёнка.
Все присутствующие старались придать своим лицам ласковое и
радостное выражение, показывая, что они радуются приходу богини. Кроме
того, они тем самым подражали самой богине, так как, когда она
показывалась в образе женщины, то обязательно смеялась и улыбалась.
Супруги и танцоры-битииситы мазали свои лица топлёным маслом. Главный
исполнитель обряда в своих ритуальных песнях, обращаясь к богине,
поминал и чествовал всех родственных богов Айыысыт, не пропуская ни
одного. Танцоры-битииситы, взявшись за руки, переступали с ноги на ногу в
такт на месте и подпевали хором, сообразно словам песни: “Айхал!..
Айхал!.. Уруй!.. Уруй!..” Получив душу ребёнка, служитель культа
подходил к супругам. В этот момент присутствующие должны были
демонстрировать, что они радуются. Жена подходила к столу, брала чашу с
топленым маслом и отливала в огонь, говоря: “Госпожа Айыысыт уходи
покушав и поев, улыбнись, взглянув в мою сторону! Жилое место как будто
хочет стать с обитателями!” Все присутствующие улыбались и кричали:
“Уруй! Айхал!”.
Муж и жена брали по одному изображению птицы и подавали служителю культа. Он внедрял
в них душу ребёнка. Обойдя супругов, задевал их плечом. От имени
Айыысыт говорил, что они оказываются добрые и поэтому наделяю их
ребёнком, но не обижайте будущего ребёнка и благословляю супругов. Они
отвечали: “Госпожа Айыысыт, будь такой же всё время ласковой к нам!”.
После этого исполнитель обряда гадал, будет ли ребёнок счастливым.
Потом выпивал часть кипячёных сливок из глиняного горшка, а часть
разбрызгивал на огонь и по сторонам. Затем выливал на огонь остаток
топлёного масла из миски и говорил: “Госпожа Айыысыт, благополучно
отправляйся!”. В заключение ему подавали пучок белых конских волос,
размахивая которым, он трижды обходил вокруг своего сиденья и бросал эти
волосы в огонь. На этом обряд заканчивался.
тюркские народы
Якуты
Якутская богиня-мать Айыысыт в своих функциях и назначениях
соответствует богиням: тюркской Умай - Умай-энэ (кумадин.), Ымай-энэ
(качинск.), May-энэ (теле-ут.) и древнеиндийской Ума, а также
древнеиранской Арта (авестийское - Аша). В якутской мифологии Ахтар
Айыысыт, или Налыгыр Айыысыт, или Нэлбэй Айыысыт - это богиня,
заботящаяся о размножении людей. Она вместе с Иэйэхсит испрашивает у
Урун Аар Тойона душу (ийэ-кут) ребёнка и внедряет ее через темя мужчин. В
произведениях обрядовой поэзии говорится, что Айыысыт или Иэйэхсит
приносит на землю душу ребёнка мальчика, превратив её в нож или стрелу, а
душу девочки - в ножницы. Белые шаманы обращались к Айыысыт с просьбой о
том, чтобы она подарила душу ребёнка к покровительствуемому ими лицу.
Айыысыт является при родах и помогает благополучному разрешению от
бремени. Она имеет власть дарить или не дарить ребёнка, вернее, без ее
ходатайства перед Ypyн Аар Тойоном женщина не может стать беременной.
Богиня Айыысыт оставляет дом родительнице на третий день после родов. Ее
проводы празднуются весьма торжественно и крайне оригинально и при этом
исключительно одними женщинами.
тюркские народы
Якуты
Айыысыт (якут. Айыыhыт) — богиня, живущая на восточном
небе и спускается оттуда, окружённая ореолом света, в виде богато одетой
пожилой женщины или кобылицы. Она появляется при родах, помогает
благополучно разрешиться от бремени, благословляет родившееся дитя и
покидает дом роженицы на третий день после родов. Айыысыт человека
находится в стороне восхода летнего солнца. Существует ещё айыысыт
конного скота, которая находится в стороне восхода зимнего солнца,
айыысыт рогатого скота — под землёй. Кроме того, имеются айыысыт и у
других животных.
Иэйиэхсит (якут. Иэйиэхсит) — богиня-покровительница женщин. Живёт на
восточном небе. Всегда открыта к людям, весела, задорна. Спускается на
землю в мае месяце. С её возвращением начинает зеленеть листва,
начинается лето. Помогает людям своим волшебным советом, оберегает от
злых сил, благословляет приплод скота. Не любит грязь и неопрятность.
Богиня-покровительница рожениц Айыысыт — одна из почитаемых божеств. Она
внедряет душу ребенка в женщину и присутствует при родах. В ее честь
после благополучных родов устраивается обряд “Проводы
Айыысыт” со сложным ритуалом и молениями
Божество, покровительствующее деторождению, называли Айыысыт: она
представлялась как степенная, важно рассевшаяся госпожа, одетая в
дорожную одежду.
Финно-угры
Женские богини саамов
Большакова Н. П - Жизнь, обычаи и мифы кольских саамов в прошлом и настоящем
Манн — Богиня Луны
На особом месте в саамской мифологии стоит и Богиня Луны — Манн. Точных сведений о том, считалась ли Манн женским или мужским божеством, нет. У южных саамов она называлась Анкака, у северных — Биссе-манну — «священная луна». В мифах многих народов Луна является владычицей небес.
Когда Луна всходила на небосклоне, саамы, например, финской Лапландии, в своей веже клали на отверстие для дыма обруч. Они считали, что так Луне будет лучше освещать их жилище. Этим лапландцы выражали Манн свое почтение.
Если кто-то перед Луной грешил, то есть работал, что очень строго запрещалось, должен был принести ей в жертву животное мужского пола. Луне саамы посвящали субботу. Воскресенье они особо не чтили, а вот в субботу не занимались никакой работой, не ловили рыбу, не ходили на охоту. Манн считалась покровительницей женщин, поэтому, когда в декабре в первый раз появлялась Луна, женщинам запрещалось прясть до тех пор, пока Луна была видна на небосводе.
Из записей В. Чарнолуского в одной из саамских сказок, мы узнаем, что у Луны есть дочь Никтоя. Вот как говорит сама Луна о дочери в сказке: она есть и ее нет. «Моя дочь молода... нет ей ни росту, ни воздыхания. Я и не знаю, есть ли она? Нет ли ее? Держу вот на руках, родимое, слышу, млеет сердце мое! А в чем моя радость — не знаю! Чего хочу — не знаю, чего жду, жду, а чего не ведаю, а дитя мое — вот оно, а есть ли, нет ли оно — я не знаю... Однако вот оно: висит...»
Сар-ака
Самая почитаемая из дочерей богов Земли Сар-ака — старшая дочь Моаннтар-оаххк. Ее имя — прядущая женщина, покровительница пятницы. Она считается настоящей саамской повитухой, покровительствующей рождению людей, животных, размножению растений. Ей поручено вкладывать ребенка во чрево матери, чтобы душа младенца срослась с его телом.
Сар-ака охраняет детей от недугов и дурного глаза. И не случайно старейшине рода Сар-аке — первая чашка чая, супа, которую непременно выливали в огонь — по обряду жертвоприношения. Считалось, что она защитит огонь очага рода. Сар-ака у саамов была в особом почете. Внебрачный ребенок обязательно должен был побывать в руках у Сар-аки или у Уккс- аки, и та, которая его первой схватит, и должна дать пол ребенку. Приносились Сар-аке и жертвы. Было это в основном во время родов и после рождения ребенка. Причем приносились в жертву животные только женского пола. Жертвоприношение Сар-аке отличалось от всех остальных тем, что присутствовали при этом одни женщины и мясо жертвенного оленя могли есть только они.
Еще для жертвоприношения варилась каша, которая ставилась на два- три дня под дверь. В нее втыкались три папочки. В одну палочку, расщепленную, вставляли еще и три металлических кольца. Вторая ставилась белого цвета, третья — черного. И если в кашу падала черная палочка — значит, роженица или ребенок умрут. Если в каше исчезала белая, — оба останутся жить и будут здоровы. Что означала расщепленная палочка с тремя кольца ми, Харузину выяснить не удалось. Ели кашу только после разрешения нуэйта или старейшины рода, которое они давали, гадая на бубне.
Матери Природы
Чарнолуский В.В. - В Краю Летучего Камня. Записки Этнографа (1972)
В архаичных верованиях народов Крайнего Севера Евразии обнаруживается много черт, связанных с материнским культом. Особое место среди них занимают представления о Матерях Природы. Материнские сакральные представления сохранились у разных народов в различной степени, что связано с различиями в уровне социального развития отдельных групп населения Заполярья и Приполярья Старого Света. Несмотря на значительные различия, эти представления в основных чертах тождественны. Единообразие особенно ярко проявляется в культах Земли-Матери, Воды-Матери, Огня-Матери, сверхъестественных существ, олицетворяющих космогонию.
Наиболее полно этот культ Матерей Природы сохранился у самоедоязычных народов Крайнего Севера, и в частности у нганасан. Рождение всего живого нганасаны прежде всего связывали с Моу-нямы – Землей-Матерью. Земля-Мать занимала центральное место в пантеоне Матерей Природы. Об исключительном единообразии представлений о Земле-Матери в прошлом во всей арктической и субарктической зоне убедительно свидетельствует сходство древних формул заклинаний у саамов, ненцев, нганасан и юкагиров.
У саамов Земля также отождествлялась с материнским началом. Так, в «лопарской песне» (то есть в тексте заклинаний, обращенных к Матерям Природы), записанной Тури у лопарей Каресуандо, говорится следующее:
«Матери и красавицы, родные долины, матери оленей!
Вайя, вайя, нана, нана!
Привет вам.
Вайя, вайя, нана, нана!
Прими нас снова, родная Земля, вайя, вайя, нана, нана!
И заботься о нас, как прежде, всегда.
Вайя, вайя, нана, нана!
Дружите снова, Матери, со мной.
Вайя, вайя, нана, нана!
Вы, Матери, напитайте досыта моих оленей» .
В приведенном заклинании говорится о Матерях Природы, от которых зависит жизнь всего живого. Лопари именуют Матерей Природы акка (акхе) – «бабушка». Среди них у саамов наибольшую роль играли Медер-акка (Старшая Мать) и ее дочери Сар-акка, Урс-акка и Юкс-акка. Медер-акка хранит души людей и животных. Она предлагает эти души своей дочери Сар-акка, которая делает так, чтобы душа срослась с телом и получился совершенный плод, а также помогает женщинам при родах и оленям во время отела. Другие Дочери Старшей Матери, Урс-акка и Юкс-акка, оберегают детей и жилище.
тюркские народы
Тувинцы
Среди современных тюрко-монголов культ богини Умай встречается у киргизов, узбеков, казахов, алтайцев, шорцев, телеутов, хакасов, бурят, сибирских татар, тувинцев и др.
тюркские народы
Тувинцы
Эмегельджи, Эмегельчи, Эмегельджин, Эмегельджиэджи, Эмеген («прабабушка»,
«бабушка»); Эмегёльджи-дзаячи («прабабушка-создательница»), в мифологии
монгольских народов, а также тувинцев домашнее божество типа богини-матери;
Эмегельджи называются и онгоны семейных и родовых предков-женщин. Эмегельджи
- покровительница детей, их счастья и здоровья. У тувинцев, например, онгону
Эмегельджи молятся, когда нет детей или они рано умирают. В алтайской мифологии
аналогичные онгоны известны как Эмегендер (Энекелер), «бабушки»; это духи
предков-женщин, их воплощения - тряпичные куклы - передаются по наследству
по женской линии.
тюркские народы
Хакасы
Культ Умай был широко распространён среди всех хакасских племенных групп за исключением кызыльцев, живущих на севере Хакасии.
Богиня Умай по-хакасски называется Ымай идже. По представлению
хакасов, она не видима для людей и постоянно находится на небе среди
белых облаков, откуда следит за рождением детей и оберегает их от
болезней. Считалось, что если грудной ребёнок упадет, то ему не будет
слишком больно, ибо Ымай идже его «поддержит», если во сне
младенец улыбается, значит она с ним играет, если вздрагивает и плачет —
пугает. В последнем случае Ымай идже «успокаивают» словами
«хурай, хурай», а ребёнку смазывают рот маслом, чтобы задобрить и
«накормить» богиню Умай. По верованиям хакасов, богиня Умай была
хранительницей детских душ, которые находились у неё в «храме» — в горе
Ымай-тасхыл.
Ымай идже представляли полной седовласой старушкой, жалостливой и ласковой к людям. Вероятно, поэтому сагайцы её называли Пай идже, т.е. богатая, добрая мать, или Улуг ах ине — Великая белая мать.
По объяснению стариков, слово ымай в хакасском языке
обозначает душу (или жизненную силу) грудного ребёнка. Считалось, что
вместе с рождением младенца появляется его ымай. Когда кончался грудной возраст, т.е. после двух-трёх лет (раньше хакаски кормили грудью до двух-трёх лет), ымай, в представлении
(93/94)
хакасов, превращался в хут — жизненную силу взрослого человека. Считалось, что ымай находится у пуповины или под родничком головы ребёнка. Видимо, в связи с этим некоторые качинцы родничок, а сагайцы пуповину также называли ымай.
тюркские народы
Хакасы
Следующая тройка богов — тройка жизненосных и судьбоносных сил, которые, однако,
находятся ниже космических или вселенческих, и выполняют другие функции
творения Жизни на Земле, вверенные только им. Это, во-первых, сама Земля — Чир Ине (Чир-Суб в каменных письменах). В современной интерпретации Чир Ине — Мать Земли отвечает за все, что творится на Земле, за все формы жизни. Но жизнь этим формам дает Ымай Ине — Богиня материнства, жизни и плодородия, но всему определяет время и срок жизни третий мифический персонаж, имя которому Чарлаг Хан — Бог Судьбы.
Все эти три бога во всем своем величии описываются в древних енисейских
письменах, участвуют в жизни людей активнейшим образом, влияя на них
как в житейских делах, так и в катаклизмах.
По мотивам древних мифов, Ымай Ине является супругой Хан Тиг!р (Кагана
Неба), а Чарлаг Хан — их сыном: вспомним «Онгинский памятник» — «Я —
сын Неба, Я — Бог Судьбы». Из хакасского фольклора, в частности, из
больших эпических богатырских сказаний, нам известно немало описаний
того, как Чарлаг Хан — Вершитель Судьбы и Рока в окружении других
богов-созидателей перелистывает Золотую Книгу судеб человеческих,
предрекая героям их земной путь.А у истока этого пути всегда стоит Ымай Ине — подательница_и хранительница детских душ, для испрашивания которых существовал с давних времен специальный обряд, который
проводился на святилищах с установленным там каменным изваянием,
символизирующим материнское начало.
Особо хочется отметить материнское начало Матери Земли, которое от древнего
первоначального значения Земля-Вода (Чир-Суг) с течением веков
трансформировалось в обозначение отечества – Родина. До сих пор у
стариков, по воле случая или судьбы оказавшихся вне родного аала,
существует выражение: «К!н!м сыстапча чир!ме» («По родной земле
пуповина болит»). Налицо факт двойного материнства: незримая пуповина
связывает человека с Матерью, родившей его, как и с Землей, на которой
родился. И мало кто, оказавшись вне Родины, избегает печальной участи
ностальгии.
Таким образом, та тройка богов (Ымай Ине, Чарлаг Хан, Чир Ине), о которых
идет речь в данной пояснительной справке, имеет не только философское,
но и психо-энергетическое значение, поднимая духовную культуру
хакасского этноса на высокий общечеловеческий уровень. Эта тройка богов
дарует обитателю Среднего мира рождение, судьбу и родину, оставляя на
его совести личный выбор между двумя мирами, между Верхним и Нижним,
между Добром и Злом.
тюркские народы
Кумыки
У кумыков представление об Умай как о женском божестве, возможно в
прошлом также имевшее довольно большое развитие и распространение, к
настоящему времени, в отличие от Тенгри, сохранилось лишь очень смутно. И
эти представления у кумыков связаны лишь с водной стихией - с морем:
Умай-денгиз, Умай-булакъ и т. д. Так, в местности Къызыл-чубукъ тала
(поляна красных прутьев), расположенной между селениями Кяхулай и Тарки,
до сих пор сохраняется небольшой родник, известный жителям под
названием Умай-булакъ. Старожилы окрестных аулов связывают этот родник,
его происхождение, правда, смутно, с образом Умай. Что же касается
словосочетания Умай-денгиз (море Умай), оно иногда встречалось в
старинных народных песнях.
Умай вместе с Тенгри покровительствует воинам. В древне-тюркских
рунах супруга кагана сравнивается по своему подобию с богиней Умай (”моя
мать - царица, подобная Умай”), а сам каган подобен (по образу) богу
неба Тенгри. Известный тюрколог С.Г. Кляшторный считает, что в этом
сравнении “содержится явное указание на миф о божественной супружеской
чете - Тенгри и Умай, земной ипостасью которой и является царская чета в
мире людей”[24].
Итак, в народных верованиях современных кумыков образ Умай в
качестве божества отчетливо не представлен, что отчасти, возможно,
объясняется его глубокой древностью.
тюркские народы
Вообще в анимистических верованиях балкарцев и карачаевцев большое
количество женских божеств, культ которых, очевидно, объясняется
господствовавшим некогда матриархатом.
Это Жукъу Анасы (Мать сна) - Чомпараш, Кюл Анасы (Мать золы) - покровительница очага, Кёме Анасы
(Мать кори), Эмина Анасы (Maть холеры), Азмыч - страшно уродливая
женщина, искусно умеющая говорить проклятия. Нетрудно догадаться, что
слово “ана” - “мать” - здесь употребляется в значении “покровительница”.
Возможно, в прошлом каждая их этих покровительниц имела имя, но со
временем оно изчезло из памяти людей.
Финно-угры
Культ женщины у народов коми
Из книги Налимова В.П. «Очерки по этнографии финно-угорских народов»
В древности у коми-пермяков существовал культ женщины, живущей на луне. Отголоски его обнаруживаются в рассказах нескольких пожилых людей, записанных В.П. Налимовым в Верх-Иньвенской волости. Самый распространенный сюжет на эту тему был такой: «Жила маленькая девица, у нее умерла мать. Мачеха девицу-сиротку держала очень плохо, все ругала ее, била. В лунную ночь маленькая девица пошла за водой. Она взмолилась луне: «Луна, ты хотя бы взяла меня». Луна взяла ее. Девушка-маленькая девица до сих пор живет на луне. Старуха после рассказа удивленно спросила меня: «Неужели я ни разу не видел маленькую девушку на луне?».
Многими народами женщина на луне признавалась покровительницей земледелия и охоты, но примеры этого коми-пермяки не приводили. Очевидно, в прошлом бытовали обряды в честь женщины, но к началу XX в. их уже забыли.
тюркские народы
Жена нарта Ёрюзмека — Сатанай-бийче, дочь солнца и луны, похищенная
драконом и спасенная Ёрюзмеком. Как и в эпосах других народов,
Сатанай-бийче воплощает в себе мудрость и женственность, она носит
гордое имя матери всех нартов. Женщина не раз спасает нартов-мужчин и
даже мудрого Ёрюзмека. Сам Ёрюзмек прославился тем, что победил злодея
Кызыл Фука (красного Фука).
тюркские народы
В карачаево-балкарском цикле об Ёрюзмеке и Сатанай значительное место
занимают нартские песни и сказания об их супружеской жизни. Они составляют две сюжетные группы: «Как Ёрюзмек хотел жениться на бесовке» и «Как хотели соблазнить Сатанай».
В рассматриваемом эпосе, как и в других национальных версиях
подчеркивается исключительное место Сатанай в нартском обществе. Несмотря на то, что Ёрюзмек —предводитель нартов, почти во всех сказаниях он ничего не делает без совета и благословения Сатан
ай. Не только Ёрюзмек, но и все жители нартской земли —«лишь исполнители ее воли и советов»
(Urusbieva, 1979: 48).
Лучезарная, ослепляющая красота.
(Nartı, 1994: 306, 572),
универсальность функций и культ Сатанай, вероятно, связаны с ее небесным происхождением:
Кюндю Сатанайны атасы, //Айды аны тапхан татлы анасы. //Айдан аны Тенгиз Тейри урлагьанды.—«Солнце —отец Сатанай, // Луна —родившая ее любимая мать. // У Луны ее Тейри моря похитил»
(Nartı, 1994: 306)
и отдал на воспитание
Матери Воды —Суу анасы.
«
Сатанай, Желмаууздан къачып, нарт элине
келгенди, анда ол нартланы бек жигит эм къарыулу батырлары Ёрюзмекни
къатыны болгъанды»
[Там же, 597].
—
«Сбежав от Тейри моря, Сатанай пришла в страну нартов и вышла там замуж за самого смелого и сильного среди нартов - Ёрюзмека» и «стала матерью нартов»
тюркские народы
Сатанай. Центральной героиней эпоса является мудрая и вещая Сатанай. Изначально в карачаево-балкарской мифологии Сатанай - дочь бога солнца Къайнара и богини Луны. Она – духовная мать и наставница нартов. Мудрая, вещая Сатанай - жена предводителя нартов Ёрюзмека, она учит нартов ремеслам и искусству. Сатанай (Шатанай, Шатана) – героиня и других версий общекавказской нартиады, однако ясного толкования имени в них нет.
Между тем этимология этого имени непосредственно следует из текста карачаево-балкарского эпоса. Согласно эпосу маленькую Сатанай, испросив разрешения у ее родителей, взял на воспитание Тейри земли (бог земли) – в полном соответствии с древним тюркским обычаем аталычества (аталыкъ означает буквально исполняющий роль отца). Обычай аталычества, как и многие другие элементы культуры тюрок, был заимствован другими народами Кавказа.
Непосредственной воспитательницей маленькой Сатанай на земле была богиня воды Суу анасы (букв. Мать воды). Когда девочка, вспомнив о родителях и соскучившись по ним, начинала плакать, то горячо полюбившая ее Суу анасы давала девочке свои драгоценные камни, которыми она любила играть. Более всего девочке нравилось играть красными камушками – кораллами (на др.тюркском языке коралл – это сата) [6]. По этой причине богиня воды прозвала девочку Сатанай (сата + уменьшительно-ласкательный аффикс -най). Таким образом, сатанай буквально означает маленький коралл.
Имя можно рассматривать также как составное, включающее слова сат (шат) + анай – матушка, мамочка. Слово шат (сат) на др. тюркском языке означает советник высшего ранга, мудрец, облеченный властью (ср. Лермонтов пишет об Эльбрусе: “Молвил гордый, величавый, седовласый Шат…”).
Имя Сатанай, Шатана, таким образом, может означать наимудрейшая мать, что также полностью укладывается в контекст эпоса
тюркские народы
Бог Солнца (Къайырнар или Къайнар), или Солнце, женится на Покровителе Луны, или Луне и от них на свет появляется ребенок, с чертами женщины, но еще не женщина (так как она бесплодна) (духовная) мать нартов, первых людей на земле Сатанай (варианты: Ариукъыз, Араугъанны Обур къызы, Аргъуянда туугъан къыз, Хамма-Хыргыууан къызы).
Первой же, не обладающей чертами небожителя женщиной, ставшей женой Дебета и родившей ему 19 сыновей и 7 дочерей, была Батчабай, о которой в мифической поэме «Араугъан бла Деуэт» повествуется так:
Ой, джигит Деуэт часто захаживал к волколикому Йашымтаю, волчице Батчабай дал себя обмануть, тем самым Чегему худо сделал.
Ойта, ой, чегемлиле келедиле бетлерин соя, къан куса, ой
Ойта, ой чегемцы идут, раздирая лица, кровью исходя.
Нарт эллеге къуугъун келтирте, ойта, ой санларын да талай, ашай,ой.
В нартовские селения беду принесли, ойта, ой, физическому и духовному их состоянию вред принесли, ой.
Ойта, ой, нарт эллери къызыл къаннга боялыбдыла Батчабайны тылпыуундан къанындан,
Нартовские селения кровью залиты от дыхания и лика Батчабай,
Ой, джигит Деуэт бытда бетли Йашымтайгъа джол салды, Батчабай къуртхагъа кесин алдатды, Чегем элге къан салды.
Гюрбеджиси къадама зийдан болгъанды энд гырнайлагъа нарлагъа Деуэт-нартны сартындан...* (13).
Кузница теперь нарта Деуэта - позорная тюрьма для девиц (целомудренных) и юношей
Первой же, не обладающей
чертами небожителя женщиной, ставшей женой
Дебета и родившей ему 19 сыновей
и 7 дочерей, была Батчабай, о которой
в мифической поэме «Араугъан бла Деуэт» повествуется так:
Ой, джигит Деуэт часто захаживал к волколикому Йашымтаю, волчице Батчабай дал себя обмануть, тем самым Чегему худо сделал.
Ойта, ой, чегемлиле келедиле бетлерин соя, къан куса, ой
Ойта, ой чегемцы идут, раздирая лица, кровью исходя.
Нарт эллеге къуугъун келтирте, ойта, ой санларын да талай, ашай,ой.
В нартовские селения беду принесли, ойта, ой, физическому и духовному их состоянию вред принесли, ой.
Ойта, ой, нарт эллери къызыл къаннга боялыбдыла Батчабайны тылпыуундан къанындан,
Нартовские селения кровью залиты от дыхания и лика Батчабай,
Ой, джигит Деуэт бытда бетли Йашымтайгъа джол салды, Батчабай къуртхагъа кесин алдатды, Чегем элге къан салды.
Гюрбеджиси къадама зийдан болгъанды энд гырнайлагъа нарлагъа Деуэт-нартны сартындан...* (13).
Кузница теперь нарта Деуэта - позорная тюрьма для девиц (целомудренных) и юношей
Славяне
Образы, связанные с женщиной, в мифотворчестве славян
С. В. Жарникова - ЗОЛОТАЯ НИТЬ (https://www.booksite.ru/fulltext/zhar/niko/va/zol/index.htm)
Камень Алатр (Алатырь) и Богоматерь
Образ Пресвятой Богоматери в заговорах очень часто соединяется и с находящимся на острове Буяне священным Алатырь или Алатр камнем – символом мировой горы. Вспомним, что в сказке «О Царе Салтане» дуб растет на холме (или кургане), который является аналогом мировой горы или Алатырь-камня. Причем именно на этот холм, под дуб приводит князь Гвидон свою мать – одну из трех дев-прях. Отметим в связи с этим, что в русских народных заговорах Матерь Божия неоднократно входит в некую триаду: так, в одном из заговоров на остановку кровотечения, записанном в г. Дедюхине Пермской губ. Д. Петуховым в середине XIX века, говорится: «В восточной стороне есть синее море, на нем бел Латырь камень, на камне святая церковь, в церкви золотой престол. На том золотом престоле сидит Матерь Божия с двумя сестрицами, прядет и сучит шелковую кудельку».
Правда, есть и такие варианты заговоров, где просто фигурируют три девицы. Например: «На море на Окияне, на острове Буяне стоит светлица, во светлице три девицы: первая иголочки держит, другая девица ниточки делает, а третья девица кровавую рану зашивает». Или: «Шли три девицы, три красные молодицы, не умели ни ткать, ни прясть, только кровь замолвлять. На море стоит камень, а на камне трость...». Есть и такой вариант: «В этом великом океане-море есть каменная изба; в этой каменной избе сидят три сестры, самому Христу дочери. Большая сестра сидит у порога на золотом стуле, берет иглу булатную, вдеват нить шелковую, зашивает рану кровавую».
Море-океан, остров Буян, дуб-стародуб или заповедный камень Алатырь (Алатр), как обязательные элементы сакрального пространства, присущи огромному количеству русских народных заговоров. Христианская топография, попадая в древний текст, как бы переплавляется в нем, ничего не меняя по существу: «На море на Океане, на острове Буяне стоит крута гора Сион-матушка, на крутой горе растет дуб-стародуб...», «На море, на Окияне, на острове Буяне стоит гора Арарат, а на той горе, на Арарате, лежит заповедный камень...»
Причем, древнейшие сакрализованные пространственные элементы постоянно получают в заговорах определения такого характера, как «пречистый святой Океан», «святое море Окин», «Окиян-море железное», «Святой Божий остров» и т. д.
Лебедь, утка
Одним из ведущих персонажей в этой сказке А. С. Пушкина является Царевна Лебедь, у которой «месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Причем, если Князь Гвидон – повелитель вод, то Царевна Лебедь – символ звездного неба. Оснований для такого предположения более чем достаточно. Если мы обратимся к древнейшим литературным памятникам индоевропейцев Ригведе и Авесте, то узнаем, что в санскрите «hansa» – гусь, лебедь и душа, познавшая высшую истину, высший дух. В гимнах Ригведы и Авесты гусь-лебедь ассоциируется с творческим началом Вселенной, со светом, разумом и богом-творцом
Ю. А. Рапопорт считает, что образ водоплавающей птицы «отражает представление об изначальности водной стихии, которую в авестийском пантеоне олицетворяла богиня, чье имя, как полагают, было скрыто за тройным эпитетом Ардви Суры Анахиты»
В хорезмийской концепции происхождения Вселенной есть свидетельство того, что «изначальное божество, заключающее в себе части мироздания, представлялось в образе водоплавающей птицы». Стоит вспомнить также, что спутником Сарасвати – великой водной богини ведической эпохи – был гусь-лебедь, который олицетворял собой всеохватывающее небо.
Не менее значимым был этот образ и в славянской культурной традиции. Еще на праславянских украшениях встречаются многочисленные изображения лебедей. На древнеславянских зольниках – местах ритуальных костров – археологи находят вырытые в земле гигантские фигуры лебедей. Древнегреческая мифология не случайно связывает лебедей – священных птиц Аполлона – с северной окраиной Ойкумены, куда они ежегодно уносили бога к берегам холодного Кронийского океана, в земли гипербореев. Вероятно, прав Б. А. Рыбаков, считая, что «солнечных лебедей праславянского мира мы должны рассматривать не как механическое заимствование античного мифа, а как соучастие северных племен в каком-то общем (может быть, индоевропейском) мифотворчестве, связанном с солнцем и с солнечным божеством».
В целом, в русской народной традиции образы водоплавающих птиц – уток, гусей, лебедей играют совершенно исключительную роль. Зачастую именно утица, лебедь или гусь маркируют собой сферу сакрального в обрядовых песнях календарного цикла. Особенно же широко распространены образы гусей и белых лебедей в русских народных свадебных песнях, где постоянно сравнение невесты с «лебедью белой», плывущей по «Морю Хвалынскому», «по Дунаю», восклицающей «на тихих заводях», «отстающей от стада лебединого» и т. д. Кстати, и «пава» русских народных песен, судя по всему, мыслилась также водоплавающей птицей-уткой или лебедью. Об этом свидетельствует песня, записанная в 1958 году в Архангельской области:
«Что на тихой на тишине,
Да на тихой лебединою
Да там не паванька плавала,
Да не пава перья ронила...»
В восточнославянской, и особенно севернорусской, традиции гуси-лебеди тесно связаны с музыкальным ладом, с гуслями, с обрядовыми плясками. Так, в одной из предсвадебных песен, записанной в Архангельской губернии, есть следующие строки:
«Вы где, гуси, были?
Вы где побывали?
Где спали, ночевали?
Мы спали у княгини,
Побывали к первобрачной,
Еще что княгиня делает?
Во гусли играет,
Дары снаряжает...»
То есть, такой важный обряд, как подготовка свадебных даров, обязательно сопровождался ритуальной гусельной игрой.
Интересно, что рабочая часть ткацкого стана, создающая узоры нитью красного цвета по белой основе, носит в русской традиции название «уток». Но в ведических текстах понятие «уток ткацкого стана» связывается с представлением о мироздании, где нить утка, не прерываясь, переплетается с основой и образует узор ткани. В ней основа – субстанционально-качественная (энергетическая) нить, а уток расцвечивает основу природы, осуществляет разнообразие ее необъятной, но единой ткани.
Зная о том, что в древнейшей традиции музыкальный лад, связанный с гусями-лебедями, творит музыку Космоса, что игра на гуслях соизмерима в этом мифо-поэтическом ряду с тканьем «мировой гармонии», со структурированием Вселенной, можно понять, почему проповедник XII века Кирилл Туровский грозил посмертными муками тем, кто ворожит, гудит в гусли и сказывает сказки, почему в требнике XVI века среди вопросов на исповеди были такие, как: «Не пел ли еси песней бесовских. Не играл ли еси в гусли...», а игумен Памфил ругал псковичей за то, что во время Купальской ночи они играли «в бубны и сопели и гудением струнным».
Заря
В гимнах самой древней части «книг знаний» Вед – Ригведы постоянно воспеваются зори: утренняя, предваряющая приход солнца и незакатный 86-дневный день, и вечерняя, предстоящая 64-дневной зимней ночи. Действительно, следом за вечерней зарей и многодневными сумерками на широтах 70 – 68° с. ш. наступает двухмесячная полярная ночь, озаряемая только сполохами северного сияния. Заговоры Атхарваведы называют эту ночь «супругой года». Но весной заря снова оживает и предваряет длинный летний день.
Отметим, что, будучи дочерью неба, заря всю долгую зимнюю ночь отсутствует, спит в небе, где находятся и особо чтимые в ведическое время семь звезд Большой Медведицы (семь риши Ригведы, т. е. «семь мудрецов»). Они считались прапредками арьев, в то время как заря – праматерь, так как именно она «отмеряет награды, состоящие из потомства», «озирает все существа», «уменьшает срок жизни смертного», «повелевает надо всем земным добром», «пробуждает людей, поднимает все живое». Зарю называют «матерью богов, высокой богиней», которая «укрепляет людей в роде людском». Будучи богиней, она сестра семи звезд-предков и, естественно, у них отдыхает всю долгую зимнюю ночь, до той поры, пока ее не разбудят первые лучи приходящего на север солнца – «ее возлюбленного». И тогда она начинает сиять солнечным светом – «глазом своего возлюбленного», постепенно заполняя все пространство неба и прогоняя царившую до нее ночь. Вся описанная выше мифологическая ситуация достаточно легко укладывается в сюжет «Сказки о мертвой Царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина.
Отметим, что богиня утренней зари Ригведы Ушас – это весенняя заря и зиму она проводит «в твердыне на горе». В. Н. Топоров отмечает, что образ Ушас восходит к индоевропейскому представлению о заре и ее имя тождественно древнегреческому Эос, латинскому Аврора, латышскому Усиньш, русскому Усень, Авсень. Интересно также то, что «вне Ригведы она появляется очень редко и вскоре в послеведийскую эпоху полностью исчезает», хотя «архаичность образа Ушас несомненна; ее сравнивали с ипостасями женских божеств типа Великой матери»
тюркские народы
Башкиры
Вторая группа исследователей связы-
вает появление божества Хумай в башкир-
ской мифологии с древнетюркской, точнее,
пратюркской мифологией [Тухватуллина
1986: 132]. Как известно, божество Умай
представлено в памятниках древнетюрк-
ской письменности, где выступает вторым
по значимости после Тенгри божеством,
приносящим счастье, удачу, одаривающим
тюрков особой, божественной силой. В от-
дельных памятниках богиня Умай высту-
пает в качестве жены верховного божества
Тенгри и покровительницы тюркских кага-
нов, воинов. В памятниках материальной
культуры божество Умай обычно изобра-
жается с луком и стрелой [Мифы 1992: ΙΙ,
537–540], что также свидетельствует о по-
кровительстве божества Умай воинам-тюр-
кам.
Отметим и то, что божество Умай из-
вестно в мифологии современных тюрков
Сибири. Однако функции Умай в них суже-
ны. Она предстает в основном как богиня-
покровительница детей и женщин. У от-
дельных тюрков Сибири богиня Умай вы-
ступает защитницей рожениц. Не случайно
слово умай в различных фонетических ва-
риантах употребляется в качестве названий
отрезанной пуповины, чрева матери, матки.
Судя по материалам, богиня Умай у неко-
торых тюркских народов считалась богиней
плодородия и благополучия, покровитель-
ницей рода и семьи. Согласно же представ-
лениям алтайцев, богиня Умай считается
еще и хранительницей очага, семейного
благополучия [Мифы 1992: ΙΙ, 547].
В целом, можно сказать, что функции
богини Умай древних и современных тюр-
ков, а также Хумай из башкирских кубаиров
близки. Кроме отмеченных выше функций,
как богиня Хумай, так и Умай являются по-
средниками между верховным божеством
Неба и миром людей, животных
тюркские народы
Башкиры
Кроме того, в отдельных легендах в отличие
от эпоса «Урал-батыр» Солнце представле-
но как мужской персонаж. Например, по
легенде «Племя тангаур», праматерью баш-
кир-тангауров является девушка, зачавшая
от солнечного луча [Башкирское 1987: ΙΙ,
122]. Таким образом, по этой этногенетиче-
ской легенде, Ҡояш ‘cолнце’ — мужчина,
отец рода. Как известно, мотив рождения
от луча солнца встречается в веровани-
ях многих тюркоязычных народов
тюркские народы
Чуваши
АМА
– в чуваш. мифологии выступает праматерью всего сущего. Культ А.
аналогичен представлениям многих древних религий. Образ не вычленен в
ощутимых, конкретных деталях. Место её расположения в одном варианте –
огромное пространство; существовала вечно, еще до творения Мироздания. В
другом она находилась на земле, рядом с ней был Аçа.А. отречена от каких-либо действий,
Аçа,
наоборот, в период создания мира с шумом и грохотом поднимается ввысь [синонимы:
Пĕлĕт
(Тÿпе) Çĕртен уйрăлать – Небо отрывается от Земли (С собой берёт всё,
что имеется на земле: воду, огонь, камни и т.д.]. После отделения Аçа от
А. сооружаются ось мира и столбы-подпорки.Высказывется предположение, что от А. образовались матери всех существ, природы (Шыв
амăшĕ – мать Воды, Вут амăшĕ – мать Огня, Ана амăшĕ – мать Пашни),
самих верховных богов (Турă амăшĕ – мать Турă, Пÿлĕх амăшĕ – мать Пÿлĕх)
и злых духов.А.
у многих народов разных частей света, несмотря на разный этимологич.
строй, звучит одинаково или близко друг к другу. Запечатлена она не
только в мифах, произведениях искусства, исчезнувших письменностях,
забытых языках, а также в археологич. памятниках первобытнообщин. строя.
Эрзянская мифология
http://bookitut.ru/Mify-finno-ugrov.19.html
БОГИНЯ ПЛОДОРОДИЯ АНГЕ-ПАТЯЙ И ЕЕ ДЕТИ
Богиня-мать Анге-патяй в мифах эрзи, пересказанных Мельниковым-Печерским, была сотворена Чам-пазом. Она является богиней плодородия: ее небесный дом, скрытый за тучами, полон семян растений, зародышей домашних и диких животных, душ неродившихся младенцев. Из своего дома богиня посылает жизнь на землю вместе с росой, дождем, молоком (от него у коров становится больше молока), снегом, зарницей. Зарница — Белая заря — считается особенно плодородной, способной проникать в глубины земли, в жилище ее хозяина — Мастор-паза. В своем небесном доме богиня обитает в образе прекрасной девы (здесь сказалось влияние христианского культа Богородицы), на земле же появляется в виде старухи-богатырши, под чьей поступью прогибается земля; даже на камнях остаются ее следы. Иногда богиню видели в образе большой птицы с золотым хвостом и клювом — из него просыпались на землю семена — или в образе голубки, которая бросала цветы пчелам, чтобы те собирали мед, и хлебные крошки курам — ее любимым птицам. Из животных богиня любит больше других овцу и свинью — они наиболее плодовиты. Поэтому в жертву богине, наряду с курами и яичницей, приносят летом белую овцу, зимой — свинью, а также кашу и пиво — символы растительного плодородия (в пиво не кладут хмеля — ведь это растение Шайтана).
Анге-патяй — покровительница родов и рожениц. Ее молят, чтобы она почаще покидала свой небесный золотой дом — утешала земных внуков и детей, посылала побольше потомства, молока матерям, спасала от дурного глаза и колдунов, а девушки просят о женихах. Анге-патяй — покровительница женских работ, она и сама прядет пряжу на небе — на серебряном гребне, золотым веретеном. Летающая в осенние ясные дни паутина считается ее пряжей. Среди растений Анге-патяй больше прочих любит просо и лен, потому что они дают много семян. Богиня сама собирает лен с каждой десятины, а с белых овец выщипывает по шерстинке и прядет из них рубашки богам. Радуга — подол рубашки Нишке, сотканной небесной богиней. Своим новорожденным любимцам она также посылает рубашки — о них говорят, что они «в рубашке родились»: эту рубашку (послед) всю жизнь хранили в ладанке как талисман.
Прядение — одна из основных женских работ — не случайно связано с символикой рождения и наделения судьбой: греческие мойры, скандинавские норны, упомянутые волшебные девы эстонского фольклора — все они пряхи, прядущие нити судьбы. Сама Богородица, с которой отождествляла Анге-патяй христианская мордва, тоже пряла, когда к ней вдруг явился ангел с Благовещением.
Сначала — во времена творения — Анге-патяй заставляла все живое плодоносить ежедневно, но земля скоро переполнилась, роженицы не переставали жаловаться на родовые муки. Тогда богиня повелела всем существам рожать раз в год; чаще должны были рожать только куры, кукушки и муравьи — поэтому они живут и питаются возле людей. Считается, что муравьиное молоко слаще пчелиного, но, по наущению Шайтана, они стали прятать его под землю: тогда Анге-патяй велела им жить и плодиться в муравьиных кучах. Людям же мед стали приносить пчелы. Куриные яйца, крашеные в красный цвет и зовущиеся золотыми, — символ богини: их хранили, бросали в огонь при пожаре, клали возле пчелиных бортей, чтобы привлекать пчел, кормили ими цыплят, ели их и женщины, бездетные или те, у которых дети умирали в младенчестве. Шайтан и здесь не оставил своих козней: он подослал злых духов к курице, но петух склевал их, как зерна, — с тех пор злые духи боятся крика петуха.
Рассказывают, что в начале времен больше всех жаловалась на тяжелую долю матери кукушка, которую подбил на это Шайтан. Анге-патяй хотела сделать ее домашней птицей, но рассердилась, выгнала из человеческого жилья в лес и запретила вить гнезда. А птицу и ее яйца сделала пестрыми. С тех пор кукушка кладет свои яйца в чужие гнезда и жалуется на свою горькую долю.
Посланцы Анге-патяй — добрые духи озксы (буквально — «моление»), которых она высекла из огнива, подаренного Чам-пазом или Нишке, чтобы противостоять злым духам Шайтана.
Анге-патяй считается иногда матерью Нишке и других богов. Среди ее сыновей называют также Велень-паза, бога, управляющего земным миром, в том числе лесами и бортничеством. Другое его имя — Вирь-Нешке, т. е. «Лесной пчельник»). Еще один сын Анге-патай — Назаром-паз (или Назаром-Нешке — «Темный пчельник») — бог зимы, ночи и луны. Он судит умерших — хороших посылает к Нишке-пазу, дурных — к Шайтану. Наконец, четвертым сыном считается Волцы-пас, бог-покровитель животных (помогает также охотникам и рыболовам).
Анге-патяй родила и богинь, старшая из которых — Нишкенде-тейтерь («девка Нишке» — сестра верховного бога). Она покровительница пчеловодства и имеет богатый пчельник на земле. Нишкенде-тейтерь также является богиней судьбы: Анге-патяй велит ей определить судьбу каждого новорожденного. Сама она, по некоторым представлениям, родила громовника Пурьгине-паза.
Вторая дочь матери богов — Норов-ава («Мать земледелия»). Она и Чи-паз считаются родителями Мастор-паза, бога земли, обитающего в почве и дающего земле силу (он же — бог преисподней). Норов-аву призывали во время земледельческих работ: жнецы приглашали ее к обеду, просили о помощи при жатве — чтобы руки не болели, чтобы не пораниться серпом. Ей (или «Богине пашен» — Пакся-аве, Пакся-патяй) оставляли в жертву несжатую полоску, кусочки хлеба, посыпанные солью. Норов-ава почиталась и как покровительница чадородия. Перед первым кормлением новорожденного устраивали моление над хлебом: на стол ставили каравай, кашу, яйца, а повитуха или свекровь роженицы поднимала каравай над столом и просила Норов-аву, чтобы ребенок жил столько, сколько крупинок в горшке с кашей, и вырос на такую высоту, на которую поднят каравай.
Третья дочь богини плодородия — Пакся-патяй; она считается богиней пашен (пакся), лугов и огородов. Пакся-патяй родила бога вод Ведь-паза или Ведь-Мастор-паза («Бога всех вод, текущих на земле»), Наконец, четвертая дочь — Вирь-патяй, богиня лесов, рощ и деревьев. Ее сыном считается Варма-паз, бог ветров и воздуха.
У мокши пантеон менее развит (или менее изучен). Помимо Солтана и Мастор-паза, созданных Шкаем, мокша почитали богинь-матерей (ава), старшей из которых считалась Азор-ава, что означает «Госпожа (Хозяйка) — мать». Мельников-Печерский приписывает ее браку с Солтаном рождение других матерей: Юртазор-авы, покровительницы усадьбы, Кудазор-авы, покровительницы жилища (дома — куд) и скота, Паксяазор-авы — покровительницы полей и урожая и прочих. Мы продолжим разговор о духах-матерях.
тюркские народы
Чуваши
Анамыш (чуваш. Анамăш(Мать пашни), Ана турри), — богиня плодородия, пахотной земли. Представлялась в образе женщины-матери. В скульптурном исполнении выступала в виде обнажённой фигуры. Большие параллели находит в зороастральных верованиях, особенно в древнем искусстве Согды и Хорасана эпохи индо-парфянской культуры.
https://scibook.net/prochie-religii-knigi/kult-bogini-umay-34901.html
Немного отвлекусь тут от нашей темы. Дальше будет в тему Интересных мест
По верованиям хонгорцев, богиня Умай была хранительницей детских душ,
которые находились у нее в «храме» - на горе Ымай-тас, расположенной в
верхнем течении Енисея среди Саянских хребтов (по-русски - гора Амай
напротив г.Саяногорска). Исходя из текстов бурханистских молитв, гора
Ымай-тас располагалась по небесной оси в центре Земли (типр ортазы тим1р
орген). «Храм» охранялся духом-хозяином этой горы.
Место
жительства Ымай-идже под названием «Ымай чирЬ> располагается на горе
Пулай-сын среди вечно цветущих деревьев, где не вянут зеленые травы и не
замерзают текущие реки. Там вещает золотая кукушка величиной с конскую
голову, сидящая на вершине золотолиственной священной березы. Последняя
растет на берегу мифического Молочного озера. Сама богиня Умай считается
в Хонгорае рожденной из молочной пены этого озера (ах тамырдац
чайалган). Хакасы представляли Ымай- идже полной седовласой старушкой,
имеющей способность летать в образе белой птицы. Опираясь на хакасское
представление о местожительстве богини Умай, можно предположить, что
между мирами людей и Небесного бога простирался особый мир полубожеств.
Гора Амай.
Координаты: 53°2’46"N 91°29’21"E
Гора пирамидальной формы. Священное место Хакасов.
https://www.tourprom.ru/country/russia/sayanogorsk/attraction/gora-amai/
Тайна Золотой Бабы. Лик Зарни Ань сияет на гербе Республики Коми.
Золотая Баба, Зарни Ань, Калтась, Дьес Эмигет, Сорни Най, Сорни Эква, Золотая Богородица — это только часть из множества имен, которыми называли золотого идола, неизвестно откуда появившегося на капищах древней Биармии, Югры и Перми и неизвестно куда сгинувшего.
Тайна золотой бабыЭтому идолу веками поклонялись народы, живущие по обе стороны Уральских гор. Все жаждали встречи с ней, стремясь прикоснуться к тайне. В непроходимых таежных дебрях ее искали посланцы Ивана Грозного, белые атаманы и красные комиссары, агенты спецслужб, ученые и тысячи безвестных охотников за удачей. Но никому она не далась в руки. Золотая Баба в списке «Ста великих сокровищ» истории человечества, и по-прежнему загадочна и непостижима. Лик Зарни Ань сияет на гербе Республики Коми.
Финно-угры
Золотая баба
Обыденнов М.Ф., Круглов Е.А. Клады и сокровища народов Урала и Поволжья. 2011
В ней (Никоновской летописи) за 1396 г. говорится о язычниках-остяках, т. е. коми: «ни Бога не знающих, ни закона не ведающих, поклоняющихся идолам, солнцу, огню, воде, камению, древию, кудесникам и волхвам, и „Золотой бабе“ ».
Тогда же эти сведения о золотом женском божестве жителей Двины, Оби и Вычегды стали просачиваться и за рубеж. Австрийский путешественник и посол императора Максимилиана I Герберштейн, побывав в Московии в 1517 и 1526 гг., на составленной им же карте России в низовьях Оби, на левом берегу устья, изобразил женскую фигуру с копьем в правой руке, а под ней - подпись латинским шрифтом: «ЗЫа ЬаЬа». В пояснении к этому изображению австрийский посол писал, что «у моря Студеного (район Пермского Предуралья - Приполярья на карте наших дней) стоит идол. Это есть статуя в виде некоей старухи, которая держит в утробе сына, и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук». Чуть позже австрийца в Россию пожаловал из туманного Альбиона Антонио Дженкинс, который в 1562 г. выпустил свой вариант карты Московии. В ней немало отличий от атласа Герберштейна, составленного за 40 лет до того. Отметим лишь то, что касается нашей темы: в устье Оби, но теперь уже на правом ее берегу, британец изображает статую женщины с ребенком, стоящую на пьедестале и без копья в руке. Вокруг нее - коленопреклоненные люди. Рядом с рисунком надпись по-английски «8Ыа ЬаЬа».
Кто же из двух послов ближе к истине в изображении и локализации статуи? Дженкинс не дает никаких пояснений к своему рисунку, в то время как австриец в своих «Записях о Московских делах» (1549) дал достаточно подробное описание местонахождения и внешнего вида богини: «идол, находящийся при устье Оби, в области Обдоре, на более дальнем берегу... этот идол - золотая старуха... Говорят, что она там поставила некие инструменты, которые издают постоянный звук наподобие труб».
Нельзя тут не вспомнить историю, о которой (и о событиях вокруг «Золотой бабы») писали Н. М. Карамзин, В. Н. Татищев, Г. Ф. Миллер и в наши дни И. П. Магидович. Выглядит она так. Во время знаменитого похода Ермака (Ермолая) Тимофеевича казаки лихого атамана, едва перевалив за Каменный пояс, услыхали вдруг от местных жителей легенду об остяцком золотом кумире, который-де помогает противостоять гостям незваным, посылая своему народу «силу невидимую» из Делянского городка.
Пробравшиеся в этот городок лазутчики из отряда Брязги и впрямь увидели золотое изваяние кумира, вокруг которого ночь напролет ханты совершали загадочные гадательные ритуалы. «Посоветовавшись» за ночь со своим божеством, ханты наутро без боя сдали город войскам атамана. У казаков в предвкушении удачи (и богатства) уже тряслись, наверное, руки и темнело в глазах. А когда туман в глазах все-таки рассеялся и город был взят и прочесан, выяснилось, что Золотой идол исчез.
Есть и другая версия, согласно которой противники христианского миссионера XIV в. Стефания Пермского, ведшего свою проповедь среди хантов, коми и манси, бежали за Урал на Обь и именно в это время унесли с собой «Золотую бабу» и другие богатства своей ку- мирницы в безбрежные леса Зауралья. Так полагал в своих «Дневных записках» еще И. И. Лепехин, твердо веря в реальность кумира. Сегодняшние краеведы коми-пермского Приуралья хоть и не столь твердо убеждены в действительной сохранности до сего дня неуловимой богини, все-таки допускают, что во всех этих дошедших до нас сказаниях отражен факт былого существования общего божества пермских земель. Точнее говоря, пермских лесов, ибо «Перм» или «Парма» на языке коми - хвойные леса!.. Там и нашла, видимо, себе убежище З о лотая богиня. Что же до серебряной статуи, которую выдавал вогул из Ямнель-Пауля Савва, то это, надо думать, своего рода копийный «слепок » с оригинала, гораздо меньших размеров, как вспоминал и сам старец.
По его словам, эту статую закопали в песок с глиной, а сверху в виде метки вылили ковш расплавленного серебра. До лучших времен... А пока они не наступили, у каждого ханта и манси хранились (да и сейчас хранятся) амулеты - овальные бляхи из бронзы, изображающие женщину с высоко поднятой головой, несущую ребенка в чреве и на руках. По краю овала внимательный глаз археолога без труда заметит национальный шнуровой орнамент; минуют века, а память и традиции сохраняются, ибо в сильно схематизированном изображении женщины на амулете - вне сомнения! - проглядывает облик Золотой богини герберштейновского описания 1549 г. Ну, а что сама Богиня? Леса Пармы безбрежны и не пропускают блеска золотых лучей и алмазного сияния древней Юмалы, 15 веков назад покинувшей Вечный город. Прижилась она было в пермском Приуралье, одаривая благодатью преданных ей вогулов и остяков вплоть до ватаг Ермака. А затем сохранившие ей верность коми перенесли Богиню за Урал. Может быть, на восток, к Оби. Может быть, на север, за Норильск, в район Таймыра, где в пещерах Путорана древнее божество и поныне ждет своего искателя.
Образ богини-матери в мифологии коми: к проблеме реконструкции / Лимеров П.Ф
изображения отражают исконные знания, а описания конечно бред от сознания
http://era.name/myths.html/articles/obraz-bogini-materi-v-mifologii-komi-k-probleme-rekonstruktsii-limerov-pf-r50/
Седна — в мифологии инуитов (эскимосов) морское божество, хозяйка морских животных.
В мифологии эскимосов (инуитов), живущих от Гренландии до Чукотки, есть образ морской богини-покровительницы всех, живущих в море.
Эскимосы Баффиновой земли зовут ее Седна («она там внизу»), эскимосы нетсилик — Нулиаюк («женоподобная»), эскимосы Западной Гренландии — Арнаркуагссак («старая женщина»), Восточной Гренландии — Имапинуа или Сассума Арнаа («мать моря»), эскимосы иглулик — Уинирумайуитук («не желавшая мужа»), медные эскимосы — Арнапкапфаалук или Агнакапсалук (”большая плохая женщина”). Также среди ее имен отмечаются такие как Нерривик (”место мяса”), Кавна (”та внизу”), Агналук Таканналук (”женщина нижняя”). Ее боятся больше всех других божеств, так как хотя она и посылает людям пищу и изобилие, но и лишает их всего, если разгневается.
Несмотря на различие в именах, образ Седны одинаков повсюду. Ее представляли в виде старой женщины, живущей на дне моря и повелевающей морскими животными, которых она время от времени даёт людям. Если люди грешат, их грехи как грязь запутываются в волосах Седны, тогда она гневается, держит моржей и тюленей вдали от берега и в эскимосских селениях наступает голод. Необходимо вмешательство шамана, чтобы её умилостивить.
По мифам некоторых эскимосских групп, Седна повелевает не только морскими животными, но и речными рыбами, и оленями карибу, и птицами. У медных эскимосов и у нетсилик Седна считается самым всесильным и могучим из духов. Она правит и погодой, и загробным миром, и многим другим. Как и иные женские божества, Седна враждебна мужчинам. По одним мифам, у неё совсем нет мужа, по другим — мужчина, находящийся у неё в подчинении, это кобель, с которым Седна поселилась на острове и родила детей, ставших прародителями индейцев и белых людей, а также злых духов, собакообразных монстров (2: с.482). Вероятно, это монстры, известные как адлет.
Согласно одному из мифов, Седна, подобно ундине, была дочерью бога-создателя Ангуты и его женой. Она была такой большой и прожорливой, что ела все, что находила в родительском доме, и даже сгрызла одну из рук отца, пока тот спал. Ангута так рассердился, что выбросил ее из каноэ. Она уцепилась за его борта, но Ангута обрубил ее пальцы один за другим. Седна утонула и попала в царство мертвых, став владычицей глубоководных чудовищ, а ее огромные пальцы стали тюленями, морскими львами и китами, на которых охотятся эскимосы.
Другие мифы утверждают, что Седна была красивой целомудренной девушкой, невинно завлеченной замуж злобным птичьим духом. Когда отец попытался спасти её, дух разозлился и вызвал ужасный шторм, угрожавший уничтожить его людей. В отчаянии отец бросил свою дочь в бушующее море.
Различные легенды дают разные объяснения ее смерти от рук отца. Иногда она невинная жертва, иногда оказывается, что заслуживает наказания за жадность или какой-нибудь плохой поступок. Однако все истории сходятся на том, что Седна сошла в глубины океана и стала владычицей морских существ. Так или иначе, она стала жизненно важным божеством, истово почитаемым охотниками, зависящими в добывании пищи от её доброй воли
Финно-угры
Звучание мордовского женского костюма
https://cyberleninka.ru/article/n/zvuk-v-kostyume-mordvy
Что касается костюма мордовской женщины, то он всегда поражал современников какой-то удивительной «говорливостью». Он хрустел обилием складок, сборок, накрахмаленных холщевых рубах; шуршал шерстяными кистями, выдержанными в кипящем конопляном масле, с бисериной на сгибе. Он звонко сигналил соприкосновеньем монет, цепочек, бубенчиков, поясных подвесок. Не «молчала» и обувь: лыковые лапти или праздничные кожаные сапоги с множеством складок, шумящими подвесками на онучах. Интонационный рисунок костюма, богатство «звучащей» в нем информации обогащали визуально-пластическое оформление образа мордовки, предупреждая всякий раз о ее появлении. Говорили, что мордовку сначала услышишь и лишь затем увидишь.
Шумящие подвески, носимые на одежде, имели для населения значительную ценность, что подтверждается находками кладов, состоящих в основном из предметов, относимых к женским украшениям: бронзовые ажурные бляшки, ряды бронзовых проволочных спиралей, ажурных подвесок на стержне, подвески в виде утиных лапок, браслеты, бусы.
Звучание костюма создавало уникальный, узнаваемый всеми образ женщины: «по одному только звону колокольчиков и погремушек можно идущую молодую бабу или девку, не видя, отличить от старухи». Девушка обилием звуков утверждала свое единение с миром природы. Любопытно, что внутреннее содержание звуковой лексики мордовских языков оказывается ассоциативно связанным с теми или иными явлениями окружающей действительности - пением птиц, шумом ручья и т. п.
Полифония, присущая культуре мордовского этноса, утверждает ценностное восприятие звуков природы, уважение к голосу каждого человека, характеризует механизмы психологии этноса, возникшего и тысячелетия проживавшего на стыке оседло-земледельческих, кочевых скотоводческих хозяйственно-культурных типов. В звенящем голосе женского традиционного костюма сохранились истоки гармонии мира.
...
Находки лядинского могильника
Воронина Р.Ф. - Лядинские древности_ из истории мордвы-мокши_ конец IX - начало XI века
Финно-угры
Обряд перенесения священных свечей «алашат»
И.Н. Смирнова-Мордва Историко-этнографический очерк-1895
В понедельник после Фомина воскресенья происходит обряд перенесения священных свечей из одного дома в другой. В обряде участвуют одни женщины. Собравшись к дому, где хранились до этого момента свечи, женщины сначала молятся. “Молявы” совершают старухи, которые просят бога, чтобы рыбаки не тонули в течение наступающего лета, чтобы больше родилось детей, чтобы бог дал здоровья пахарям, чтобы не было порчи. Попив и поев, несут свечи к соседу. Во главе процессии идут три бабы с так называемыми „алашат” — палочками, концы коорых сделаны в виде конских голов. Одна из них — та, в дом которой переносятся свечи, -— несет эти палочки, другие две — хлеб, говядину, пшенный пирог, вино, брагу. За ними еще три бабы едут верхом на палках аршина в 2 длиной. Вся компания распевает грубые эротические песни. Оставив свечи у того лица, на которое приходится очередь, пьяные бабы едут верхом на палках по улицам.
Мужчины старательно избегают встречи с ними ввиду того, что попавший в руки к бабам делается жертвой безобразных издвательств. Несчастного раздевают донага, поднимают на плечи и несут по улицам, высказывая весьма откровенные соображения насчет физических ресурсов своей жертвы. По поводу слабо развитого человека откровенно заявляют, что его жена должна ходить к другим мужикам; по адресу здорового также откровенно высказываются, что к нему, несомненно, ходят чужие бабы.
Финно-угры
Богиня-покровительница воды у мордвы
https://cyberleninka.ru/article/n/magiya-i-zagovory-svyazannye-s-boginey-pokrovitelnitsey-vody-vedavoy
В представлении эрзян и мокшан вода освобождает как от физических, так и от психических заболеваний. Водой лечат не только знахарки, но и любая мордовская женщина может применить ее для избавления от того или иного недуга, например, чтобы успокоить расстроившегося взрослого человека, расплакавшегося ребенка. Особое место в жизни мордвы занимали и занимают родники – «лисьмапря». Раньше их было больше, и они были более ухоженными, так как являлись источниками исцелений: оттуда носили «ведьпря», для некоторых ритуалов нужно было набрать воду из семи источников и т.д. В наше время многие родники высохли, они менее ухожены. Также есть родники и другие водоемы, вода в которых, по мнению мордвы, неблагоприятна для людей. Названия этих водных источников говорят сами за себя, например: Раужо лисьма ‘Черный колодец’.
В наше время больше почитаются святые источники, святая крещенская вода, которая у многих хранится в течение года.
Таким образом, вода в мордовской мифологии является первоосновой мироздания. Во взглядах на богиню воды – Ведьав’у сохранились анимистические и антропоморфические представления. Она изображается и как владычица воды и как сама вода. К Ведьав’е обращались при засухе, ее просили о помощи в семейных делах, особую роль уделяли и уделяют ей в народном целительстве. Издавна мордовские знахарки старались оказать помощь человеку, в т.ч. при телесных и душевных болезнях с помощью заговоров, обращаясь к богине-покровительнице Ведьав’е. При этом они прибегали к магическим средствам и действиям, а именно обрызгивали водой, прибегали к жертвоприношению и т.д. В наше время народные целительницы используют родниковую, колодезную воду, а так же освященную крещенскую воду. Считается, что заговоренная вода получает чудодейственную силу и способность снимать всякую болезнь. Для этого ею необходимо поить и умывать больного. Обращение к богине – покровительнице воды – Ведьав’е, зачастую заменяется обращением к Богородице и православным святым, однако в некоторых заговорных текстах ее упоминание сохранилось.
(народы Северного Кавказа, чеченцы)
В чеченской культуре женщина — исток всех нравственных начал. Существует популярное выражение у чеченцев «Ненан мотт» (материнский язык). Оно охватывает весь комплекс этики, принципы нравственного поведения и представления о человечности и добре, которые должны переселиться от матери в детскую душу.
«Однажды у знаменитого человека спросили, какими такими свойствами он обладает, что столь прославился. Этот мужчина ответил, что ничего особого за собой не замечал. Вот только уважает его жена. А потому и вся семья. Уважение в семье вызвало такое же отношение односельчан. Уважение с их стороны определило уважение всей страны».
Приведенное предание — не просто мо-рализированный фольклор. Это исконный институт чеченского общества — приоритет женского начала. «Поэтому во вновь построенный дом первой положено входить хозяйке, которая затем приглашает войти супруга.
В богатом женскими персонажами чеченском фольклоре почти не встречается образ злой колдуньи или безобразной старухи, зато много места отдано женщине-матери и сестре.
У чеченцев есть сентенция: «Нет мужчины, который исправил бы женщину. Но многие женщины из недостойных мужчин делают достойных».
С первых своих лет, еще в младенческом возрасте, женщина несла благословение семье и миру.
Самая жестокая схватка прекращалась, как только среди сражавшихся появлялась женщина. Стоило потенциальной жертве кровной мести прикоснуться к подолу любой женщины, как оружие тотчас пряталось, так как он оказывался под ее защитой.
Величайшим позором считается непочитание матери и ее родственников. «Для зятя почитание родственников жены без божественного суда открывало врата Рая».
У чеченцев женщины по степени почитания подразделяются на три категории. Первая — это «Циен нана» (хозяйка огня) — мать. Самым страшным проклятием считается пожелание, чтобы потух в твоем доме огонь. (Здесь ощущаются и отголоски почитания подвига Прометея.)
Мать у чеченцев произносит слова прощания перед уходом на войну или в опасный поход.
Вторая категория — это разведенная женщина или вдова.
И, наконец, третья категория — «Мехкарий» находится на особом положении, так как считается, что такие женщины наделены сакральной силой, обеспечивающей благополучие поколения. Сейчас термин «Мехкарий» применяется по отношению ко всем девушкам, а раньше таковыми считались только рожденные первыми.
По описанию С.-М. Хасиева, «внешне принадлежность женщин к этой категории подчеркивалась стрижкой волос на затылке, что позволяло им надевать мужской головной убор и одежду (это запрещалось остальным категориям женщин), а также завязыванием на груди особой повязки («Silga»), что давало возможность носить оружие.
О девушках, входивших в категорию «Мехкарий», в памяти народа сохранились предания.
В древности, во время битвы, среди воинов присутствовала девушка «Малх-Азди» (голос солнца) в белом одеянии. Под ней был конь белой масти. «Ее платье и головной убор становились священным знаменем отряда». Она первой пускала во врагов стрелу. По ее же сигналу (обнажением головы) битва и завершалась. Как обратил внимание на это предание Ян Чеснов, из древнего ритуала до сегодняшних дней «сохранился только последний обычай — первостепенная роль женщины в прекращении ожесточения и насилия».
Одна из особенностей чеченского культа женщины — необыкновенная любовь и уважение к сестре. У чеченцев брат связан с сестрой особыми узами: он всячески подчеркивает свою любовь к ней, не может отказать сестре в ее просьбах, какие бы затруднения не влекло за собой их исполнение.
Может ли быть для чеченца что-нибудь выше этой любви? Оказывается может. Об этом повествует легенда.
«Две девушки пошли купаться и начали тонуть. Неподалеку оказался брат одной из тонувших. Он вытащил не сестру, а ее подругу. На похоронах мать, улучив момент, сказала сыну: «Сегодня я узнала, что у меня вырос «К1ант» (сын)». То есть она похвалила его за то, что он не поддался голосу крови и не бросился в первую очередь спасать сестру, а, переступив через свою любовь к ней, спас чужую. В противном случае все чувствовали бы себя опозоренными, лишенными чести».
В старинных героических песнопениях «Илли» образ матери подан как исток лучших качеств героя. Как отмечают исследователи, функция матери в «Илли» состоит в напутствии героическому сыну. И сегодня образ матери остается центральным в чеченском менталитете. Следовательно, этика и этикет, скромность и мужество, доброта и благородство будут постоянно возрождаться.
( по материалам С-М. Хасиева, Я. Чеснова)
Славяне
Сущность женщины в мифологических представлениях славян
КиберЛенинка: https://cyberleninka.ru/article/n/suschnost-zhenschiny-v-mifologicheskih-predstavleniyah-slavyan
Согласно представлениям славян, все живое на свете результат любви Земли и Неба. Люди считали их живыми существами, более того супружеской парой. До сих пор мы называем землю Матерью и это трудно оспорить. Язычники относились к ней с большой любовью, и все сказания говорят, что она платила им тем же. Великую Богиню Земли славяне называли Макошь. Первый слог «ма» - от слова мать, мама. А вот «кошь»? КОШелек, где хранится богатство, КОШара, куда загоняют живое богатство - овец, «КОШем» еще называли жребий, судьбу, счастье. А также большую корзину, куда складывали собранный урожай - земные плоды, а ведь именно они и составляли земное богатство, судьбу и счастье древнего человека. Выходит, что: Макошь -Хозяйка Жизни, Дарительница Урожая, Всеобщая Мать, одним словом женщина.
По меткому определению русского историка В. Я. Шульгина, во времена язычества все сферы жизни были открыты женщине. Подтверждение тому отличительная черта русских былин X - XIV веков - почти полное отсутствие образов «женщин-врагов». Именно женские божества были добры и милостивы к людям. В пантеоне Богов одно из почетных мест занимает Род и Роженица - особо «ответственные» за процветание и приплод всего живого в природе, а также за приумножение рода людского, за брак и любовь между людьми. По мнению современных ученых, Рожаниц было две: Мать и Дочь.
Рожаница-Мать связывалась славянами с периодом летнего плодородия, когда созревает, тяжелеет, наливается урожай. Чему вполне отвечает образ зрелого материнства. Обычно плодоносную Осень художники изображают немолодой женщиной, добротной и полнотелой. Это почтенная хозяйка дома, мать многочисленного семейства. Древние славяне дали ей имя Лада, и с ним связано, не меньше слов и понятий, чем с Родом. Все они имеют отношение к установлению порядка: «ЛАДить», «наЛАЖивать». При этом порядок мыслился прежде всего семейный. «ЛАДо» или «ЛАДа» - так ласково славяне обращались к любимому супругу, жене или мужу.(4. С.52)
Как признают исследователи, деятельность Лады не ограничивалась только домом. Великую Ладу так же считают матерью двенадцати месяцев, на которые делится год. Как известно, они связаны с двенадцатью созвездиями Зодиака, которые согласно астрологической науке, оказывают влияние на судьбу человека. Таким образом, Богиня Лада предстает не просто Богиней лета, домашнего уюта и материнства, она связана еще и со всеобщим Космическим законом.
Младшая Роженица Леля считалась дочерью Лады. Недаром детскую колыбель часто называют «люлькой», нежное, бережное отношение к ребенку передают словом «лелеять». Аист, якобы приносящий ребенка, по-украински - «лелека». А само дитя и сейчас называют ласково «лялечкой». Так славянская Леля - Богиня трепетных весенних ростков, первых цветков, юной женственности. Славяне считали, именно Леля заботится о едва проклюнувшихся всходах -будущем урожае. Весну торжественно «закликали» - приглашали в гости, выходили встречать ее с подарками и угощениями.
Праздник Рожениц справляли в апреле. В этот день приносили жертвы растительными и молочными продуктами, которые с молитвами съедали на священном пиру, а потом ночь напролет жгли костры: огромный, в честь Лады, и вокруг него еще двенадцать поменьше - по числу месяцев года. Согласно традиции это был женский и девичий праздник. (4.С 33)
Почитая естественные природные силы, праславяне в своих обрядах старались символически представить то, что происходит на небе, или то, что, по их мнению, должно происходить. Связь мифов с песнями, музыкой и танцами придавала обрядам сакральное значение.
Принятие христианства повлияло на некоторые персонажи женской мифологии, но суть их осталась прежней. Святая Параскева-Пятница - прямое продолжение богини Макоши. Христианские и языческие культу слились, и Пятница стала «бабьей святой». Таким образом, в русской мифологии женщина играла особую роль подательницы жизни, не изменилась она и с принятием Христианства. Широко распространенный в Русской Православно Церкви образ Богородицы почитается и в наши дни.
Восточнославянским древним символом женщины считалась вода. В старину люди преклонялись перед водой, о ней слагались сказки, легенды, саги ей были посвящены обряды, поскольку у всех народов, вода считалась колыбелью жизни.
Человек на 80% состоит из воды, которая, как доказано наукой, может образовывать структуры гораздо более сложные, чем молекула Н20. Из способности молекул воды образовывать огромнейшее количество сочетаний проистекает одно из ее важнейших свойств -записывать, сохранять и передавать информацию. Это наверняка было известно женщинам прошлого. Они не могли знать химические свойства воды, но ее способность переносить информацию широко использовалась в повседневной жизни славянок. С помощью многочисленных заговоров с использованием воды в обрядовой культуре изгоняли нечистые силы, лечили недуг, а также просили небесные божества помочь в делах житейских.
Логично предположить, что упоминания в сказках о Живой и Мертвой воде имеют под собой реальную основу. И тут очень важно понять, что человек в состоянии менять структуру своей «внутренней» воды, совершая того или иного рода поступки. Каждое слово или действие, -все эмоции человека влияют на него самого, на окружающих и, в конечном итоге, на всю Вселенную...
Обладая мощными знаниями тайных оберегов, на протяжении веков женщина продолжает творить окружающее ее пространство, каждый раз вкладывая тайный смысл в материальные вещи, тем самым, пытаясь уберечь родных и близких. И это нашло отражение в древних представлениях о судьбе человека.
Так хранителями судеб были не Боги, а Богини, которые изображались сидящими за прялками или за ткацким станком. Нити человеческих судеб выпрядали хеттские, греческие, римские, скандинавские Богини. Долгане и эвенки, живущие на севере нашей страны, представляют судьбы в виде невидимых нитей, тянущихся к небесам от головы каждого человека. А в Африке, согласно верованиям дагомейцев, Богиня предсказательница судьбы является дочерью Богини покровительницы прядильщиц.
Существовали подобные верования и у славян. О том, что и для наших предков судьба была некогда вполне вещественной «нитью», свидетельствует до сих пор бытующее выражение «связать свою судьбу» с кем-то или чем-то. Древние славяне считали: льняная нить, которой перевязывали пуповину младенцу, накрепко, на всю жизнь прививала к нему его Долю -маленькое божество личной судьбы, даруемое каждому человеку Матерью Ладой, старшей Роженицей, Богиней космического порядка вещей. В свою очередь покровительницей прядения и ткачества у наших языческих предков была Макошь, которую ряд исследователей считают хозяйкой судеб - великой Богиней Земли.
Такую поистине «космическую» нить пряли наши прабабушки, и надо думать, прекрасно это осознавали, повседневный труд был для них своего рода священнодействием. Признание высоких женских достоинств в мифологии, а также сакральные знания проецировались и в другие сферы крестьянского быта.
Этнографы говорят, что народы больше всего отличаются друг от друга двумя традициями -воспитанием детей и приготовлением еды. Заботы женщины о еде были у всех народов священными. Особое таинство в жизни женщины представляло приготовление пищи. Та часть избы, где находилась судная лавка, всегда считалась женской половиной, даже если изба состояла из одной комнаты. Заходить туда мужчинам без особой надобности считалось неприличным, а посторонним - тем более. Объясняется это тем, что в действительности женщина не просто готовит пищу, она готовит своё будущее. И чем вкуснее она это делает, тем более счастливое будущее будет ее ждать. Доныне сохраняется традиция, что хлеб выпекался именно женщинами.
Как гласит народная мудрость, хлеб всему голова. В эти простые слова заложен глубокий сакральный смысл. По представлениям славян, мука, вода, соль и специи — это отношения супругов, родственников и их детей. Чем дольше и качественнее их замешивать, тем крепче станет семья и сплочённее отношения. Если замесить некачественно, то глубокой связи не будет, и члены семьи будут каждый сам по себе.
Женщине необходимо вложить всю свою любовь и заботу в процесс замешивания теста. Так она формирует пространство счастья для своей семьи. Мука олицетворяет собой звёзды, соль -солнце, специи — благоприятные качества планет, а готовое блюдо звездный путь семьи.
В изобразительном искусстве древних культур засеянное поле изображается тем же знаком, что и женская беременность. Славяне верили, что хлеб-жито должны сеять только мужчины, при этом раздевшись донаго. Тем самым они как бы заключали «священный брак» со вспаханным полем, и не одна женщина при это не смела присутствовать: иначе Земля «испугается» и не сможет родить. Этот знак дожил до наших времен в традиционных узорах вышивки на одежде. Отсюда уже следует, что хлеб был для славян священным даром Богов, и творить его считалось священной обязанностью женщин.
Свое символическое значение придавалось и огню, на котором готовится еда. Он олицетворяет судьбу. Необходимо тщательно следить, чтобы пища не пригорела. Если это всё-таки случилось, значит, огонь хочет, чтобы женщина повторила медитативный процесс приготовления. Очень благоприятно, когда жена зовёт мужа на кухню зажечь огонь. Это привносит в процесс приготовления священный настрой. Огонь, зажжённый мужем, поможет женщине в приготовлении пищи и защитит её от неудач.
Особое внимание уделяла хозяйка обеденному столу. Стол - это ладонь Бога, с которой кормится человек. Жизнь будет выглядеть так, как выглядит обеденный стол, считали люди. Украшайте его как можно лучше, и ваша жизнь тоже станет вкусной и прекрасной. Чем меньше на столе пустого места, тем реже человек станет испытывать состояние опустошённости. Свободное место говорит о том, что хозяйка не готова отдать все своё сердце семье. И напротив заполненный целиком стол подобно наполненному сердцу, где не осталось никакой пустоты и места для грустных мыслей и болезненных желаний.
Настоящая красота женщины выражается также в красоте её кулинарного искусства. Это её внутренняя сущность, и так можно понять её природу. По простому обеду в доме будущей супруги можно предположить, что ожидает мужчину в последующем.
Таким образом, на протяжении все жизни женщина, выполняя свои повседневные обязанности, творит окружающее себя пространство. Все вокруг наполнено ее душой, и потому домашняя атмосфера, а дом - это главная сфера, где проявляется женская сущность, наделена женскими качествами лаской, теплом и уютом. Какую бы работу она не выполняла, во все вкладывается глубокий смысл, и чаще всего ни один. Если пища, то не только вкусная и сытная, но и полезная. Если одежда, то не только удобная и красивая, но и оберегающая.
тюркские народы
Высоко в небе, на ветвях Байтерека хранится жизнь всех людей и зверей, тех, кто будет жить в будущем. И для того, чтобы родился человек, Тенгри посылает ветер, который сдувает с Байтерека будущие жизни. Подобно маленьким искоркам они летят на землю и через тундуки – дымовое отверстие – попадают к женщине, которая зачинает материальную основу новой жизни. Богиня Умай начинает создавать внутри женщины кости, мясо, кровь нового ребенка. С момента зачатия и до пяти-шести лет Умай покровительствует ребенку и роженице. Человека на его жизненном пути сопровождает его двойник, который после смерти уходит в Небо или под землю в Нижний мир. Когда человек спит, его двойник может покинуть тело и бродить по разным местам. А потому нельзя будит резко спящего человека, двойник может испугаться, и покинут тело. Тогда человек начинал болеть или умирал.
Символика прядения у славян (в вятской обрядовой традиции)
Спиралевидная природа нашей галактики определила и «спиральность» кода человека (двойная спираль) и «дления» (развития) его жизни. В представлениях наших предков о мироустройстве ключевым понятием было понятие ‘нить Жизни’. ‘Прясть’, ‘вить’ символически означало ‘длить Жизнь’.
В славянских сказках одним из ключевых символических образов является образ «чудесной самопрялки, прядущей золотые нити, спускающиеся с неба». Из этих-то солнечных нитей, по представлениям наших предков, и приготовлялась та «чудная розовая ткань, застилающая небо, которую мы называем зорею».
В сказаниях народного эпоса часто встречаются герои и героини с золотыми волосами. Например, русская сказочная красавица царевна Златовласка. Слово ’краса’ первоначально означало: свет («красно солнышко»), так как для народа не было в природе ничего прекраснее дневного светила, дающего всему жизнь и краски. О царевне Златовласке сказка выражается так: до чего ни дотронется она рукою - тотчас все превращает в золото (т. е. все золотит яркими солнечными лучами) [1].
В древнейшую эпоху создания прарусского языка лучи солнечные, в которых фантазия народа видела роскошные волоса, должны были уподобляться и золотым нитям; ибо оба понятия: и волоса, и нити, - язык обозначал тождественными названиями.
Названное вертящимся колесом, солнце принято за колесо прялки, а лучи его - за нити, наматываемые на веретено. Это представление отозвалось и в языке: пряжа и пряжити - поджаривать на сковороде (пряженый, пряженец).
Вятская народная загадка прямо уподобляет солнечный луч веретену: Из окна в окно готово веретено [3].
Сравним: кудель (кужель, куделя) - моток льна, приготовленный для пряжи, и кудеря - кудря, кудло - длинная шерсть, кудлатый - человек с всклокоченными волосами, кужлявый - курчавый, волосень - шерстяная пряжа, овечья шерсть [2].
В Вятской губернии пучок льна - почесок (от чесать; пачеси - волоса, остающиеся на гребне).
Женщина в народной мифологии «прядет нить жизни», поэтому умение прясть было необходимым условием для того, чтобы выйти замуж (выйти на новый виток развития).
Символика прядения (витья) в обрядах «засевания Матери земли»
В календаре природы наших предков Весна была первым временем года. Весна символизировала девичество природы. Как только лучи Солнца прогревали мать-землю, она готова была принять зерно, совершались обряды «засевания матери-земли». В обрядовых хороводах «сеяли» «просо», «мак», «горох», «лен». В песне, записанной в селе Ашлань Уржумского уезда Вятской губернии, пелось:
1. Сею-вею, да сею-вею, Сею-вею белый лен, да. (2)
Женщина «пряха» прядет (вьет) Нить Жизни. Пропуская через свои руки все стадии выращивания и обработки льна, женщина символически «длит Нить Жизни». Поэтика второго и третьего куплетов - это символика заклинания «вития» «Нити Жизни».
2. Завечаю. Завечаю, Завечаю - уродися! (2)
3. Тонок - долог, Тонок - долог,
Тонок - долог, волокнистый! (2) [4]
В Лузском уезде Вятской губернии мать-землю «засевали» в обрядовом хороводе «Горох»:
Сею-вею бел-горох, Сею-вею бел горох. Завивайся бел горох Со гороховиною! [4]
Горох в обрядовом тексте назван «белым» не случайно: символика «белого» это символика чистоты (здесь в значении высокого качества). «Завивайся бел горох» здесь в значении «пройди все стадии (витки) роста!».
Весной девушки «завивали капусту» в обрядовых хороводах, повторяя в узоре хоровода «виток за витком, чтобы остаться осенью с вилком»:
Вейся ты вейся, капустка, Да завивайся белая! Да как капустке не виться, Да как зеленой не родиться! Да частый дождичек льется, Да ливно поливает, Да зеленую не ломает! [4]
Символика прядения (витья) в обряде Зеленые святки
Седьмая неделя после Пасхи на Вятке называлась семицкой или троицкой. Семик -четверг на семицкой неделе, считался очень важным обрядом. Он открывал сложный комплекс обрядов, знаменующих прощание с Весной (девичеством Круга Жизни природы). Смыслом этих обрядов являлось прославление зеленеющей земли. Символом девичества Природы, символом чистоты была березка.
Во всех деревнях Вятской губернии «в среду (в одних уездах) или четверг (в других уездах) перед Троицей девушки отправлялись «завивать» березку. Семицкое действо «завивания» березки на Вятке называлось рябить, наряжать, опряжить, выряжать [5]. В Нолинском (д. Ботыли) и Уржумском (с. Шурма) районах в первый день Троицы ходили «отпевать» берёзку («Не на местечке берёзка вырастала»).
Семантическим смыслом данного обрядового действия было «свивание» судьбы молодого дерева и судьбы молодой девушки: как Весна - пора девичества Природы переходит в стадию Красного Лета - молодости в круге жизни Природы, так и девушка «должна» была перейти в новое качество - выйти замуж и стать женщиной.
Завивание березки
В большинстве деревень Уржумского уезда Вятской губернии в среду или четверг перед троицей девушки отправлялись выбирать - «завивать» березку [5]. К березке шли со специальными песнями, в которых обращались к березоньке со словами:
1. Уж ты белая березонька,
Да уж ты белая кудрявая.
2. Да уж ты белая кудрявая,
Да еще что тебе, березонька, стоять?
3. Да еще что тебе, березонька, стоять,
Да при ветру, да при вихорю?
4. Да при ветру, да при вихорю,
При такой большой дороженьке? [4]
Взявшись за руки, девушки начинали березку величать: заводили вокруг нее узорчатый хоровод и пели неспешно, величаво (семицкий хоровод Уржумского уезда Вятской губернии «Во поле березонька стояла»):
1. Во поле берёзонька стояла, Во поле кудрявая стояла, Люли, люли, да стояла. (2)
2. Некому берёзу заломати, Некому кудряву заломати, Люли, люли, заломати. (2)
3. Пойду я в поле погуляю, (2) Люли, люли, погуляю. (2)
4. Белую берёзу заломаю, (2) Люли, люли, заломаю. (2)
5. Сломлю я веточки немножко, (2) Люли, люли, немножко. (2)
6. Завью веночек невеличек, Люли, люли, невеличек. (2) [4]
Выбрав на лугу самую стройную и белую молодую березку, девушки начинали совершать ее «завивание»: выплетали из своих кос ленты и вплетали их в «березовые косы».
Соединяя ветки березы с травой, верили, точно как березка наполнялась живой силой от матушки-земли, так и девушка брала от неё тепло, красоту и здоровье, перенимала все женские качества, готовясь превратиться из девушки-невесты в женщину-жену: На поляне, на лугу гнулася березонька. Завивали девушки, завивали белую. Лентой украшали, березку величали. Эти обрядовые действия, по мнению участниц семицкого обряда, должны были:
1) обеспечить продолжение Рода: как природа в лице березки прощается со своим девичеством, так и девушка должна была распрощаться с девичеством и выйти замуж (символика перехода на новый виток Жизни);
2) завивание березки символизировало соединение судеб девушки и молодца: как веточки березки переплетались друг с другом, так же девушка надеялась уже в скором времени «свиться» с молодцем.
Ритуальная еда
Каждая девушка приносила с собой «козули», род круглых лепешек в виде венка с яйцами в середине [5].
Березка, березка, завивайся, кудрявая, К тебе девки пришли, пироги принесли, Пироги принесли со яичницею [4].
После садились вокруг возвеличенного дерева и коллективно съедали яичницы. Яйцо - символ появления Жизни. Коллективное «съедание» яичницы символизировало пожелания развития, то есть продолжения Жизни.
Завивание венков
Каждая из девушек готовила себе обрядовый березовый венок: связывала концы обломленной березовой веточки лентой, выплетенной из своей косы. При этом припевали:
ёПойдем, девочки, завивать веночки! Мы завьем веночки, мы завьем зеленые. Стой, мой веночек, всю недельку зелен, А я, молодешенька, увесь год веселешенька! [4]
Потом возвращались веселым хороводом в село с тем, чтобы в Троицын день снова прийти к той же березке «развить» свои венки: посмотреть, завял или еще свеж ее венок. По нему судили о своем счастье или несчастье. Кроме того, свивали еще венки и для своих родных, испытуя и их судьбу [5]:
Пойдем, девушки, в зелену рощу,
Совьем, девушки, себе по веночку,
На мне венок не сохнет, не вянет
По мне дружок не тужит, не плачет!
Или припевали:
Вью, вью веночек на батюшка,
Другой веночек на матушку,
Третий веночек сама на себя! [4]
Кумление («свивание» на дружбу)
Ритуал кумления совершался девушками в лесу после завивания березки: из веток березок завивали венки. К этим венкам девушки подвязывали свои крестики, затем сквозь венки целовались, менялись крестами и пели песни, содержанием которых является призыв к кумлению («свиванию» на дружбу):
Покумимся, кума, покумимся!
Подружимся, кума, подружимся!
Год бы нам с тобою не браниться,
Год бы нам с тобою дружиться! [5]
Покумившиеся девушки считаются подругами на всю жизнь или до следующего кумления через год с другой девушкой, или на срок праздника. Кумятся все девушки, присутствующие при обряде.
Символика приговоров кумления - это символика перехода в новое качество - на новый виток жизни. Во время кумления девушек-подростков приветствуют обыкновенно так: «Еще тебе подрасти да побольше расцвести!», а девице заневестившейся говорят: «До налетья (следующего года) косу тебе расплесть надвое, чтобы свахи и сваты не выходили из хаты, чтобы не сидеть тебе по подлавочью (т. е. в девушках)!», а бабам пожелания высказываются несколько иного характера: «На лето тебе сына родить, на тот год сам-третьей тебе быть!». Девушки свои пожелания шепчут друг другу на ухо. По завивании венков, после кумовства, выбирают подбрасыванием вверх платков старшую куму, которая и носит это название в продолжение целого дня [5].
Потом возвращаются веселым хороводом в село:
1. А мы в поле сходили,
доли-лели-лели-ле!
2. В поле сходили, дело сделали!
Доли-лели-лели-ле!
3. Дело сделали, венки завили! Доли-лели-лели-ле! (троицкая, село Ашлань, Уржумского уезда Вятской губернии) [4]
Проводы Весны (до свидания, Весна!)
В воскресение на семицкой (зеленой, троицкой) неделе устраивались большие народные гуляния. Главной тематикой обрядовых игр песен и хороводов была тема будущих брачных союзов. В этих песнях добрые молодцы и красные девицы «показывали», что не хотят быть парою с «неровнюшкой» - со старым или малым, богатым или бедным. А хотят «свить гнездо» с тем, кто сердцу мил.
Символическими образами этих обрядовых текстов являются образы птиц - «утицы» и «селезня». Выступая в игре-хороводе в образе «утушки», девушка показывала, что хочет «свить гнездо» и готова защищать своих будущих «птенцов». Обязательными обрядовыми играми на троицу были «Шла утица по бережку», «Коршун и наседка», «Селезень утку ловит».
Вот как, например, игрался обрядовый хоровод Уржумского района Вятской губернии «А как, как, утушка?» [4]:
1. - А как, как, утица,
А как, как, серая,
Через море летала? (2)
(Хоровод-круг движется по солнцу, «утушка» стоит в центре круга.)
- Я эдак, вот эдак, я эдак, вот эдак,
Через море летала? (2)
(Хоровод-круг стоит, девушка «утушка летит по кругу и машет крыльями».)
2. - А как, как, утица,
А как, как, серая,
Гнездо завивала? (2)
(Хоровод-круг движется по солнцу, «утушка» стоит в центре круга.)
- Я эдак, вот эдак,
я эдак, вот эдак,
Гнездо завивала! (2)
(Хоровод-круг стоит, «утушка» «перевивая кисти рук» кружится в центре.)
3. - А как, как, утица,
А как, серая,
Деток выводила? (2)
(Хоровод-круг движется по солнцу, «утушка» стоит в центре круга.)
- Я эдак, вот эдак,
я эдак, вот эдак,
Деток выводила! (2)
(Хоровод-круг стоит, «утушка» «садится на гнездо, закрывая его руками-крыльям)
4. - А как, как, утица,
А как, серая,
Их летать учила? (2)
(Хоровод-круг движется по солнцу, «утушка» стоит в центре круга.)
- Я эдак, вот эдак, я эдак, вот эдак,
Их летать учила! (2)
(Хоровод-круг стоит, девушка «утушка летит по кругу и машет крыльями». Птенцы летят за ней.)
Символика прядения (витья) в купальских обрядах
Обряды на Ивана Купала принадлежали к числу самых почитаемых, самых важных годовых обрядов. Традиция требовала активного включения каждого во все обрядовые действия, действа, обязательного выполнения и соблюдения обрядовых правил и запретов.
Обвивали соломой старые колеса, поджигали их и спускали с пригорков. Вертящееся колесо символизировало «верчение» солнца [5].
Завивание венков
В день Ивана Купалы девушки завивают венки из трав и цветов: Иван-да-Марьи, лопуха, богородицкой травы и медвежьего уха. Травы и цветы, по представлениям наших предков, - это волосы земли, поэтому символически волосы девушки свивались с волосами земли, беря от них животворящую силу. Не случайно каждый цветок девушка срывала со специальным заговором:
Как этот цветок всем мил да хорош,
Так чтоб и я, свет, Натальюшка,
Всем была мила, да хороша! [5]
Хороводы с венками
Заводили хороводы с венками. Семантическим смыслом такого хоровода было появление пары, которую оберегало само солнце. Символом «солнца» в обрядовом хороводе был «золотой вьюн» - венок [4]:
1. Со вьюном я хожу, С золотым я хожу.
Я не знаю куда вьюн положить. (2)
(Внутри хоровода против солнца ходит девушка с венком в руках)
2. Положу я вьюн, Положу я вьюн, Положу я вьюн на правое плечо. (2)
(Хоровод-круг стоит. Девушка внутри хоровода движется по солнцу с венком на правом плече)
3. А со правого, А со правого,
А со правого на лево положу. (2)
(Хоровод-круг стоит. Девушка в центре хоровода, кружится на одном месте с венком на левом плече.)
4. Я ко молодцу, Я ко доброму,
Я ко молодцу иду, иду, иду.
Поклонюся, да веночек подарю!
Хоровод-круг движется по солнцу.
(Хоровод-круг стоит. Девица движется внутри хоровода. Выбирает доброго молодца, кланяется ему и дарит венок.)
Затем этот хоровод заводили для доброго молодца. Тогда в последнем куплете пели:
Я ко девице, Ко красавице
Я ко девице иду, иду, иду.
Поклонюся, да веночек подарю!
(Хоровод-круг стоит. Молодец движется внутри хоровода. Выбирает девицу, кланяется ей и дарит венок.)
Гадание на венках
Купальской ночью пускали цветочные венки на воду. Символика перевитых трав в венке - это символика перевитых судеб доброго молодца и красной девицы. Примечали, как и куда венки плывут: если венок тонет, значит, суженый разлюбил и замуж за него не выйти, а если пристает к бережку, значит, девушка «пристанет» к своему избраннику.
Символика прядения (витья) в обряде Зажинки
В конце лета, оканчивая жатвенные работы, жнеи сходились каждая своею полосою к единому центру, в котором оставлялся пучок живых колосьев. Этот пучок символизировал бороду славянского божества Волоса (Веле-са). «Завив» эту «бороду», главная жнея «завивала» из нее же венок, а оставшиеся колосья закапывала в землю [5]. Символика этих действий в желании продлить «Нить Жизни», обеспечив ее новый виток.
Символика прядения (витья) в обряде Кузьминки
Осень - третье время года в календаре наших предков. Завершался космический цикл (три времени года - цикл жизни Живой природы). Не случайно обряд Кузьминки называли поминальным обрядом. В народе сохранилось присловье: «Кузьминки - осени поминки».
Солнце переставало греть и ярко светить: необходимо было совершить специальные обрядовые действия, чтобы «нить Жизни» не оборвалась.
Семантический смысл кузьминского обряда точно передают обрядовые хороводы. В обрядовом хороводе Вятской губернии «Вейся, хмель», где «бел-хмель» - символ мужского начала, а тычина - символ женского начала, поется:
1. У нас солод на овине, бел хмель на тычине.
На тычине, на елине, на самой вершине [4].
Не случайно хмель в обрядовом тексте «бел» - это символ чистых, светлых помыслов мужского начала - продолжения Рода. Он вьется, обвивая тычину - женское начало. Тычина представлена образом «еленки». Ель - вечнозеленое дерево и в символике женских образов-деревьев - это образ-символ женщины-продолжательницы Рода. Не случайно в Вятской губернии шаль, которая венчала головной убор девушки на свадьбе, называлась «еленка».
Символика второго куплета - завершение космического цикла Жизни в Природе: «Ты-чинушка обломилась, хмель-от опустился»:
2. Тычинушка тонко гнется, бел-хмель кверху вьется.
Тычинушка обломилась, хмель-от опустился.
В третьем и четвертом куплетах символически заклинается продолжение Жизни: «Со-вивайся, соплетайся трава с повилицей!»
3. Опустился, обломился, на мать-сыру землю.
Совивайся, соплетайся трава с повилицей!
4. Совивайся, соплетайся трава с повили-цей!
Соживайся, совыкайся молодец с девицей!
Так же как весной в обрядах «засевания матери-земли» девушки символически «завивали «капустку», так осенью добрые молодцы «завивали «бел-хмель» вокруг девушек «тычинушек».
Ой, вейся, хмель, ой, вейся, хмель,
По тычине высоко, в сыру землю глубоко.
Таким образом, «прядение» (завивание) выступает как ключевое символическое обрядовое действие. «Прядение» (завивание) является ключевой символикой «дления» (вития) Нити Жизни; символическим заклинанием плодородия в обрядовых текстах годового календарного цикла в обрядах вятской (русской) этнокультурной традиции.
Народы Сибири и Дальнего востока
Селькупы
Степанова Ольга - Традиционное мировозрение селькупов, представления о круговороте жизни и душе
Орнамент “Хозяйка дома”
На селькупских женских вещах, используемых в хозяйстве,
например фартуках, часто изображается орнамент, называемый «хозяйка дома»
([ПМА]. Мы склонны думать, что в нем отражен древний селькупский образ
вселенной — чрева священной матери-предка: дерево с дуплом, уходящее кроной в
небо, а корнями в землю и делящее мир на три сферы, и земля, имеющая внутри
себя некую «полость, чем-то заполненную» — «середку земли».
Музыкальные инструменты - варган и лебедь
У ЮЖНЫХ СЕЛЬКУПОВ старинным музыкальным инструментом был семиструнный “лебедь”; широко был распространен варган - костяная пластинка с вибрирующим язычком. Варган также служил женским шаманским инструментом и заменял шаманке бубен.
Народы Сибири и Дальнего востока
Зооморфные образы у селькупов
Степанова Ольга - Традиционное мировозрение селькупов, представления о круговороте жизни и душе
Лосиха
В утробе великой мифической лосихи Кыз-анги, живущей в
огромном подземном доме, заключена вся земная сила жизни, которая дает жизнь всему живому на земле: людям, животным, растениям. Когда лосиха дышит, сила жизни выходит из нее вместе с ее дыханием. Великая лосиха все время движется. Она за сутки обходит весь мир с востока на запад: выходит
из-под земли, поднимается на небо и снова спускается под землю, отдыхает у
ствола мирового дерева и опять отправляется в путь [Пелих 1998: 57]. На рогах у
лосихи солнце [Пелих 1998: 9]. Та же лосиха (лось) носит «на лопатке рогов луну» [Функ 2000: 232]. По народным приметам, окончание лета связывалось с днем, когда лось мочился в воду,
считалось, что он «замораживал», «студил» воду [Ким, Кудряшова, Кудряшова 1996:
206]. Это поверье лежит в основе праздника начала осени, который до сих пор
проводится шёшкупами деревни Иванкино (Пиль эд) в первые дни августа.
Образ лосихи сочетается также с мировым деревом, которое
напоминают лосиные рога, — на них, как на дереве (из развилки дерева-рогов),
выросло солнце — и с рекой: «если внимательно посмотреть на лопатку лосиных
рогов, то виден прочерченный луной след великой реки» [Ким, Кудряшова,
Кудряшова 1996: 208].
По преданию об охоте на лося, охотники загнали небесную лосиху на небо и убили ее, и она осталась на небе в виде созвездия, называемого «Лось» (созвездие Большой Медведицы)
[Прокофьева 1961а: 63].
Лось считался божественным животным, и когда-то у селькупов
существовал запрет на охоту на лося [Пелих 1998: 13; Ким, Кудряшова, Кудряшова
1996: 208]. Это священное животное часто представлялось селькупам существом
женского рода.
Лягушка
Лягушка, очень популярный персонаж селькупского фольклора, — также ипостась
матери-прародительницы всех селькупов. Образ лягушки, как зооморфный, так и
антропоморфный, имеет два разных лица. Одно из них доброе: лягушка спасает
людей во время потопа, затыкая дырку в лодке своим телом [Прокофьева 1976b]. Лягушка искусная повитуха, она помогает женщинам во время родов [Мифология 2004]. Положительную половину образа
лягушки представляет Нэтанка — «идеальная» женщина-мать — трудолюбивая,
аккуратная, порядочная [Мифология 2004]. «В разговорной речи селькупов лягушка
— синоним слова „женщина“; в определенном контексте — инвектива „женское
место“, воплощение детородной способности женщины» [Мифология 2004]. «Девочку
называли чамдже — лягушка, а мальчика — чунджека, значит воробышек. Я и сейчас
учу внучку: „Мама — чамдже, бабушка — чамдже, Маша — чамдже“» [Тучкова 2002b].
Паучиха
По сведениям Е. Д. Прокофьевой, на небе обитает паучиха — мать всех пауков, в ее изображении
акцентируется брюшко-мешочек с ещё не родившимися паучками. А пауки, которые представляются погасшими звездами, — это души людей, падающие с неба на землю [Прокофьева 1961а:
63]. Стоящий в верховьях реки огромный дом матери-прародительницы окружен стальным неводом-забором, напоминающим паутину [Прокофьева 1976b: 113]. На небе паутина-невод развешана богами для просушки, а застрявшие в ней рыбьи чешуйки — это звезды [Прокофьева 1976b: 108]. В этом мифологическом фрагменте «верх» четко связывается с жизнедательными функциями. На небе в конце концов оказалась и божественная лосиха: согласно мифу, Лосиха ушла на небо, спасаясь от погони
охотников, да там и осталась [Пелих 1998: 17]. Созвездие Большой Медведицы селькупы
называют также Большой Лось [Пелих
1972: 108].
Народы Сибири и Дальнего востока
Селькупы. Котел - атрибут женщины
Степанова Ольга - Традиционное мировозрение селькупов, представления о круговороте жизни и душе
В представлениях селькупов образом утробы иного мира часто
служит котел — предмет, считаемый сугубо женской принадлежностью, личной вещью
хозяйки любого селькупского дома («котел — символ семейной жизни, жена —
„человек для котла“, стряпуха» [Мифология 2004]). В нескольких легендах котел
фигурирует на небе и ассоциируется с самим небом. В мифе о появлении на небе
созвездия Большой Медведицы медведица-людоедка, убитая героем на земле,
проходит через процедуру сварения в котле, после чего поднимается на небо,
становясь созвездием, то есть оживает в ином мире. Ковш созвездия Большой медведицы — тот самый котел, в котором ее
сварили [Пелих 1998]. Можно этот миф истолковать и так: медведица,
разрубленная героем на куски и помещенная в кипящий котел, оказывается в ином
мире — кипящем котле. В аналогичном мифе лосиха, загнанная охотниками на небо,
убитая и сваренная в котле, там, на небе, и остается. Созвездие Большой
Медведицы селькупы называют также «Лось» (Паккы). Ковш этого созвездия — тот самый котелок, в котором была сварена лосиха
[Прокофьева 1961а]. Варение злого духа в котле, означающее избавление от него,
отправку его в иной мир — очень частый прием, используемый героями селькупского
фольклора.
В сказках котел часто спасает героев, что указывает на его
жизнедательную, жизнеспасительную роль: котел «слышит» шаги крадущегося врага и
начинает глухо гудеть им в такт, особенно ночью [Функ 2000], в чем проявляется
также способность к ясновидению.
По данным А. В. Головнева, котел и утроба обозначаются одним словом — чи [Головнев 1995]. По сведениям В. В. Быконя, чи, ти, си
значит двойник’ [Быконя 1998]. Лексема
чи присутствует также в слове шунчи — нутро’: нут шунчи — нутро неба’, полость
неба’ [Прокофьева 1976b: 109], того неба, которое перевернуто над землей как
огромная чаша/котел [Прокофьева 1961а].
Народы Сибири и Дальнего востока
Мать-прародительница / жизненная старуха селькупов
Степанова Ольга - Традиционное мировозрение селькупов, представления о круговороте жизни и душе
В ведении Илынтыль кота —
«жизненной» старухи, «вмещающей жизнь» старухи, находится жизнь и смерть. Она посылает на землю на кончике солнечного луча душу человека, который должен в этот день родиться. Она охраняет жизнь
женщины при родах, предупреждает мать ребенка, родился он «с душой» или «без
души», выдает новорожденному люльку, а умершему гроб [Прокофьева 1961а: 56].
При рождении она выделяет часть человеческих душ на «съедение» злому духу,
записывая их в «книгу смерти», чем определяет («видит») их судьбу [Прокофьева
1961а: 58]. Жизненная старуха «утверждает шамана в его новой деятельности». Она
ведает промыслами, от нее зависит, хороший или плохой будет промысел зверя. Она
помогает человеку физически выдержать тяжелые условия на промысле. Старуха
помогает матери растить детей, ведает воспитанием девушек до замужества.
Девушек, достигших брачного возраста, она «экзаменует» на предмет мастерства в
пошиве одежды, приготовлении пищи, умении соблюдать правила гостеприимства и
уважать старших. Если «экзамен» проходит успешно, старуха «появляется» из
отверстия в земле и подает девушке корытце со скребком, желчью и жильными
нитками. Старуха устанавливает брачные нормы и обычай «стыдиться» [Прокофьева
1961а: 57; 1976b: 111]. От священной матери зависит вся жизнь человека (в
биологическом и социальном смысле), включая рождение и смерть, все ее важные
вехи. Нетрудно заметить, что божественная старуха противоречиво сочетает в себе
добро и зло. Люди относятся к ней как с любовью, так и со страхом. Ее образ маркируется двумя противоположными знаками — плюсом и минусом.
…
Многокомнатный железный дом старухи Илынтыль кота расположен в истоках-верховьях священной реки на священном «семиямном» болоте [Прокофьева 1949а: 56—61]; местом обитания старухи является
небо, а точнее, шунчи — нутро неба [Прокофьева 1949а: 57], здесь она живет в чуме — из дыма и искр очага ее чума образуется Млечный Путь [Прокофьева 1976b: 108, 111]. «Вмещающая жизнь», «обладающая жизнью» старуха Илынтыль кота посылает с неба на землю на кончиках солнечных лучей души людей (ильсат, ил, иль), которые должны родиться.
…
По материалам Е. Д. Прокофьевой, «настоящее небо является
землей для существ, населяющих верхний мир» [Прокофьева 1977: 75]. Человеческие
души, которые старуха Илынтыль кота посылает
на кончиках солнечных лучей на землю для рождения, имеют образ людей с крыльями
или птиц с человеческими лицами. Называются они «солнца людей идущие люди» (челынты
кукыль куммыль тотта). На небе их очень много — целый народ. До
отправки на землю они хранятся в дупле священного небесного дерева. Небесный
народ, почивающий «в дупле» неба, охраняется светлыми птицами — предками
селькупов и «семью покойницкими сороками» [Прокофьева 1961а: 61—62].
…
Священное мировое дерево «с солнцем на вершине» выросло из головы матери-прародительницы в образе медведицы-мамонта, то есть рождено ею и представляет с ней одно целое
[Пелих 1995: 156—157]. Илынтыль кота — полноправная хозяйка «семикорневого»,
«лиственного, с почками» священного дерева, у подножия которого находится ее
жилище. «Из этих корней выходили человеческие души, вселявшиеся в тело матери
еще до рождения ребенка» [Пелих 1980: 11—12], и в корни дерева возвращались
после смерти [Мифология 2004: 260, 307—308]. В другом варианте старуха Илынтыль кота — хозяйка «богом рожденного»
(т. е. ею же самой рожденного) дерева «с пустым нутром» [Прокофьев 1930: 367], равно
дуплом, где хранятся души ещё не родившихся людей, которые она посылает по
своему усмотрению на землю [Прокофьева 1961а: 61—62].
…
В описаниях старухи Илынтыль
кота постоянно подчеркивается ее главный атрибут — огромное жилище с
множеством внутренних помещений, сделанное из стали (сак
кэзыль мат, букв.: из ‛черного железа’) и обнесенное стальным забором
(сак кэзыль поккыса чуналпа), «изба» ее
ассоциируется с высоким каменным мысом, горой, пещерой, горным ущельем, где
«камень до неба достает» [Прокофьев 1930: 367, 371; Прокофьева 1961а: 56, 61;
1976b: 111].
Около дома старухи-прародительницы есть камень, на котором лежат
две книги, в них она записывает душу человека при его рождении. Если душа
предназначена для жизни — в светлую книгу, если для съедения злому духу, то
есть для смерти, — в темную [Прокофьева 1961а: 58]. Очевидно, что книги, в
которые старуха записывает новорожденных, — поздний образ, появившийся у
селькупов, по-видимому, под влиянием христианизации: так записывали
новорожденных и умерших в церковно-приходские книги русские священники.
«Жизненная» старуха чаще без книг предопределяла судьбу человека. Здесь нас
больше интересует, что книги, от которых так зависит судьба человеческих душ,
лежат на камне, намного более древнем символе жизни и смерти, и божественная
старуха — его хозяйка, следовательно, камень можно рассматривать как ее
воплощение.
…
По данным Е. Д.
Прокофьевой, ипостасью «вмещающей жизнь» священной старухи Илынтыль кота было солнце [Прокофьева 1976b: 107]. Солнце
людей «содержит», говорили селькупы [Прокофьева 1976b: 107]. Считалось, что солнце
посылает на кончике утреннего луча-птицы на землю душу человека, которому
суждено родиться. Солнечный луч — ильсат — ‛то, что оживляет’, жизненная сила [Прокофьева 1961а: 66].
…
По материалам Е. Д. Прокофьевой, в прошлом у каждой
селькупской женщины имелось корытце со скребком, желчью и жильными нитками,
которое, считалось, она «получала» еще девушкой от старухи Илынтыль кота,
«сдавая» ей экзамен на готовность к выходу замуж и ведению самостоятельного
хозяйства [Прокофьева 1961а: 57]. В фольклоре такое же корытце, только
разбитое, — основной атрибут связанной с жизнью и смертью ведьмы-лягушки
Томнанки [Мифология 2004: 313]. Эти корытца тоже можно отнести к «женскому
имуществу», аналогичному женским сумкам и игольникам. Женские швейные корытца,
сумки мыкай кота и игольники мыкай сангий, судя по их форме, значению и
смысловой нагрузке, можно интерпретировать как символическую копию утробы
мифической старухи-прародительницы
…
Образ моста, который маркирует границу, опять же связывается
с испытанием, намекающим на смерть-оживление героя.
Хозяйкой и воплощением мира, в который проникал шаман, —
неба, подземелья/низовьев реки — считалась «жизненная» старуха, священная
мать-предок селькупов: «иной» мир представлялся огромным живым организмом
женской сущности. Значит, через дыры, отверстия, теснины и ущелья шаман («со
сражениями») проникал в мифическое женское тело, что, на наш взгляд, служит
метафорой половой связи шамана-героя с женщиной-духом, от которой зависело
получение им желаемых благ.
Отголоски матриархата у народов Севера: долганов,
Долганы вплоть до XIX в. сохраняли пережитки матриархата, хотя счет родства велся у них по мужской линии. Женщины поддерживали огонь, «кормили» его; в их ведении находились все домашние святыни. Зимой несколько долганских семей, как правило, объединялись и строили большой чум из наклонных деревянных плах, обложенных для тепла дерном. Обитатели зимнего дома выбирали общую хозяйку. Нередко это была пожилая, сгорбленная от тяжелой работы женщина. Слово маленькой хозяйки было законом для всех, в том числе и для гордых и воинственных долганских мужчин.
Богиня прародительница Калтащь у народов ханты и манси.
Легенда “Вороний день”
Ворона на Север прилетает одной из первых, в апреле, когда еще лежит снег и бывают заморозки. Своим криком она как бы пробуждает природу и, кажется, приносит саму жизнь. Наверное, поэтому ханты и манси считают эту птицу покровительницей женщин и детей и посвящают ей специальный праздник.
В вороньей песне, записанной на реке Северной Сосьве, есть такие слова: «С моим появлением маленькие девочки, маленькие мальчики пусть родятся! На ямку с талыми гнилушками (из их люлек) я присяду. Замерзшие руки свои отогрею, замерзшие ноги свои отогрею. Долго живущие девочки пусть родятся, долго живущие мальчики пусть родятся!» По обычаям хантов и манси, за всеми вещами маленьких детей нужно строго следить, чтобы с ребенком не случилось несчастье. Это касается и тех предметов, которые младенцу уже не нужны. Поэтому гнилушки — стружки мягкой древесины, которые насыпали в люльку вместо пеленок, складывали после использования в укромном месте. Ханты считали, что ворона, прилетев с юга, в холодные дни греет лапки на этих теплых стружках и приговаривает: «Побольше бы детей на землю приходило, чтобы было мне где погреть свои лапки». Раньше на праздник собирались только пожилые женщины и девочки. Они готовили угощения, среди которых обязательно была густая каша-болтушка «саламат». Непременным элементом праздника были танцы. Некоторые группы хантов и манси связывали этот праздник с богиней-прародительницей Калтащь, которая определяла судьбы людей, отмечая их жизненный путь на священных бирках, помогала при родах. На женских праздниках, совершавшихся в определенных местах, часто привязывали лоскутки ткани на дерево. Целью таких праздников было стремление к благополучию, в первую очередь — забота о детях.
Финно-угры
Удмурты
Из книги http://elibrary.unatlib.ru/handle/123456789/5509
Удмуртская прялка (кубо) состояла из нескольких
элементов: навершие (сюмори), столбец (кубо гумы), сиденье-донце (пуксён).
Первая “корневая” прялка, сделанная из цельного куска дерева. Корневище,
обработанное должным образом, служило сидением, а ствол в виде верхней лопасти
прялки использовался для прикрепления волокна. Второй тип составная
палкообразная прялка из трех частей: донца, четырехгранного столбика,
вставляющегося в донце, и верхнего стержня палки, к которой привязывали кудель.
Навершие прялки украшали
восьмилепестковыми розетками, крестиками, ромбиками, заштрихованными
квадратами [Крюкова 1973: 84-86, рис. 86; Виноградов 1980: 46-51]. Прялка в
быту выполняла не только утилитарную, но и эстетическую функцию: служила
неотъемлемым украшением внутреннего убранства/интерьера жилища, ее вешали на
стену, ставили под стол, чтобы были видны ее орнаментированные части.
Относительно
символики старинных прялок в литературе высказаны две точки зрения. С.Н.
Виноградов обратил внимание, что донце или навершие прялки представляло собой
женскую фигурку, изображение
покровительницы женщин Калтак. И действительно, загадки и наименования
отдельных частей прялки отразили существование представления о прялке как
антропоморфном существе. К примеру, о навершии прялки (сюмори) отзывались:
“Рука деревянная, браслет серебряный” (суйыз пу} поскесэз азвесь)
[Гаврилов 1880: 55] или “Девичью голову железной гребенкой
расчесывают” (апоклэсъ йырзэ корт сынэн сыпало). Верхнюю часть столбца
называли кубо ноны ‘сосок прялки’; сама пряжа воспринималась как волосы,
сужение донца около столбца как пояс, а столбец рука или две вытянутые руки. В
Якшур-Бодьинском районе (д. Якшур) рассказывали о прялках, украшенных оловянными
литыми украшениями. Узорная литая полоса шириной 10-12 см помещалась на нижней
части навершия [Виноградов 1980:46-50]. Вспомним в связи с этим, что
аналогичные литые пластины украшали головные уборы девушек, женщин в
захоронениях ХѴІІ-ХѴІІІ вв. [Шутова 1992: рис. 29].
Вероятно, не
только донце или навершие, но и сама
прялка символизировали женскую фигурку. Так, И.А. Косарева на основе
анализа характера орнаментации трех разъемных частей одной старинной прялки
конца XVIII начала XIX в., содержащих символы солнца (навершие), луны, земли
(донце), дерева (столбец), уподобляет прялку трехчастному видимому миру,
которым управляла триада удмуртских богов Инмар, Кылдысин и Куазь [Косарева
1986: 4755]. Знаменательно, что в одном семантическом поле/ряду с подобными воззрениями
находится старинный обычай изготовления прялок из цельного куска дерева с
корневищем. На существование представлений о прялке, веретене как своеобразной
мировой оси, связанной с тремя уровнями Вселенной, указывают и другие данные. У
афанасьевских коми, когда женщина плохо чувствовала себя, советовали садиться
за прялку: “Болеешь пряди”, “С неба через куделю сила, мол, к
тебе приходит, а через острие веретена все зло в землю угоняешь...”
Поэтому в вятской культурной традиции уколоться веретеном считалось плохой
приметой.
В орнамента удмуртов важную роль играют солярные и лунные мотивы
http://religious.life/2012/02/vasileva-semantika-udmurtskogo-dekorativno-prikladnogo-iskusstva/
Солярные мотивы
Важную роль в декоративно-прикладном искусстве удмуртов, начиная с эпохи пермского звериного стиля [Климов 1988:7], играют солярные мотивы. Все солярные символы имели охранительное назначение. В частности, считалось, что солнце отгоняло злых духов. Изображения солнца отличались большим разнообразием – это круги, овалы, ромбы, полукружия и др. С развитием деревянного зодчества солярные мотивы начинают переноситься на такие важные части построек как наличники, причелины и ворота.
Солярный мотив на воротах дома. Удмуртская Республика, г. Ижевск, ул. Азина (Фото автора)
К важным солярным мотивам, перенесенным на полотняную ткань, относится свастика. Ее функция не только охранительная; она имеет также значение жизни, возрождения. Пожилые удмуртки ткали полотенца со свастикой во время войны даже под страхом смерти, потому что для них это был магический знак солнца и возрождения
Солярные мотивы в виде кругов с точкой представлены в мотивах «питыри» и «питырес» (окружность, круг).
Мотив «питыри» встречался на свадебном платке невесты, а мотив «питырес» — на головном полотенце (чалме) женщины [Виноградов 1973:28]. С.Н. Виноградов относит эти мотивы к «фактам времен матриархата», изначальное значение которых утрачено. Однако «это изображение удмуртками было сохранено благодаря приписываемому ему магическому значению и наличию в нем эстетического содержания».
Мотивы «питыри» и «питырес» (Виноградов 1973)
Некоторые солярные мотивы, будучи перенесенными в вышивку и ткачество, приобрели иные значения. Так, например, ромб – изначально солярный символ (ромб с радиальными лучами или крестом) – позднее истолковывается как пожелание порядка хорошему хозяину, засеянное поле или он нес информацию о количестве сыновей. Еще позднее ромб – это пряник, символ достатка. Ромб может также истолковываться как «куак» – небесное древо жизни и оберег от сглаза и болезней.
…Лунарный мотив - цветы шиповника
Не менее важным космическим мотивом в удмуртском декоративно-прикладном искусстве является лунарный мотив – «толэзё пужы». Другое, по всей видимости, более позднее название этого мотива – «легезьпу сяська» — «цветы шиповника». Девушке у северных удмуртов по обычаю не разрешалось выходить замуж без нагрудника с этим узором [Крюкова 1973:40; Виноградов 1973:28], поскольку он был женским знаком, способствовавшим плодовитости. В нем подчеркивался временной аспект, репродуктивный период женщины [Молчанова 1999:9]. Этот мотив обладал мощной защитной функцией.
Мотив «толэзь пужы». Нагрудник женский – кабачи. Вышивка. Северные удмурты. Начало ХХ в. (Климов 1988)
Финно-угры
Удмурты
О богине Шунды Мумы
http://istochnic.org/index.php/arkhitektura/item/440-park-derevyannykh-skulptur-v-sele-debesy
Фото: Скульптура Шунды МУМЫ (мать солнца)
Шунды Мумы (мать
Солнца) – женское божество, в легендах и мифах Удмуртии
– прародительница рода. Шунды Мумы - одно из самых почитаемых
мифологических существ удмуртов.
Миф повествует о том, что происходило во Вселенной во время
хаоса: молодое Солнце то приближалось к Земле и наступал потоп, то уходило
вдаль и наступал мрак и холод. Тогда матери Вселенских светил попросили Мать
Солнца установить миропорядок. Она взяла небесный свод в свои руки и прочертила
извечную дорогу своему сыну. С тех пор Солнце движется по этому пути, день
сменяет ночь, зиму лето.
Данная композиция
выражает единство мира в противоборстве царства света и тьмы. Свет и разум,
добро и любовь берут всегда вверх над злом и тьмой.
Нижняя часть композиции - тотемные столбы и скамейки,
опоясанные паутиной (канатом) олицетворяют нижний мир, где паук является царем
тьмы и извечным врагом света. Скамейки указывают стороны трех дорог,
которые проходят через село Дебесы.
Как «Шунды Мумы»
прорывается сквозь паутину - царство тьмы, и освещает божественным животворящим
светом солнца Землю Матушку, так и вы, прикоснувшись к Шунды-Мумы, сможете
преодолеть все ненастья.
Народы Сибири и Дальнего востока
Другая помощница по имени Сэвэки была послана Буге на землю, чтобы заботиться о каждом человеке. В первую очередь, речь идет об обереге от каких-либо болезней, сохранении стада в тайге и помощи на охоте. Единого мнения о том, как выглядела Сэвэки, нет. Исследователи указывают, что по одним поверьям она была, как и два предыдущих персонажа, благообразной старухой. Другие источники рисуют помощницу человека в виде лосихи, а третьи — как необычной красоты молодую девушку.
Кстати, старший брат Сэвэки по имени Харги является в мифологии эвенков неким прообразом дьявола. Говорят, что именно он придумал кровососущих насекомых и сделал так, чтобы люди болели и умирали. Узнав об этом, сестра навечно поругалась с Харги, и он ушёл в так называемый «нижний мир». Оттуда он до сих пор чинит злодеяния, посылая в человеческий мир своих помощников — злых духов. Они мешают охоте, приносят серьёзные заболевания и неудачи. Ещё Харги может сопровождать шаманов во время их «путешествий» в «нижний мир».
Девушки-мухоморы
Пожалуй, это самый интересный женский персонаж, появляющийся в мифологии ительменов. Под ним подразумеваются духи, являющиеся в девичьем обличье и способные позвать мужчину в потусторонний мир, чтобы водить его там тропами, по которым ходят только мёртвые. Главная цель этих персонажей — забрать человека к себе и оставить жить на правах мужа.
Для этого они могут использовать любые средства, которые, впрочем, при детальном рассмотрении современного человека, очень похожи на следствие употребления ядовитых грибов. К примеру, в одном из местных эпосов девушки-мухоморы, попавшие под дождь, завидели в лесу спящего молодого охотника, забрались к нему в уши и развели там костёр, чтобы согреться. Таким образом они и увлекли его за собой.
В других источниках мы можем встретить девушек-мухоморов смеющимися и манящими к себе, прежде всего, своей способностью «перенести» охотника в другой мир и своими глазами «увидеть» то, что скрыто от других людей. Приобщиться к другой жизни.
Как бы там ни было, но мужчина, соблазнённый обманчивым и коварным духом, маскировавшимся под мухоморы, мог запросто жениться на одной из таких «девушек» и уйти к ней, в её мир и остаться там навечно. В этом, кстати, заключается отличие ительменских персонажей от подобных им «природных духов» европейской мифологии, которые, наоборот, приходили за своими возлюбленными в мир живых людей и оставались там жить как «обычные» жених или невеста, муж или жена.
О том, что девушки-мухоморы были достаточно распространённым персонажем мифологии, говорят и учёные, которые на скале в районе чукотской реки Пегтымель обнаружили многочисленные рисунки грибов мухоморов с фигурами женщин и чётко обозначенными половыми признаками. Причём возле некоторых из них были изображены и фигурки мужчин также с хорошо прорисованными гениталиями.
Народы Сибири и Дальнего востока
Иэйэхсит ( символизирует Переднюю сущность?)
Эта богиня в якутских верованиях исполняет очень интересную миссию. Она — посредник между людьми и другими богами, до которых доносит мольбы из человеческого мира и приносит людям обратно на землю ответы небесных покровителей. Именно потому Иэйэхсит занимает особое место в сонме якутских богов.
Её представляли богато одетой женщиной, нисходящей с неба на землю один раз в год по весне. Распускающиеся на деревьях листья — верный признак того, что Иэйэхсит уже побывала в мире людей, и что совсем скоро наступит лето.
С этой богиней, кстати, связано и ещё одно поверье. Если она с младенчества берёт покров над каким-то ребёнком, то он обязательно проживёт счастливую жизнь и ему не будет грозить случайная смерть или смерть от болезни.
Буга
У эвенков — хозяйка вселенной в целом и земли в частности. Представлялась она в виде старой женщины с большим горбом, очень добрым лицом и аккуратно зачёсанными назад волосами, которая ведала душами, судьбами всех людей и животных. Облачённая в длинное платье, в левой руке богиня держит души животных, представляющие из себя маленькие шерстинки. В правой руке у Буга души-шерстинки людей, которые она может подарить человеку.
Она любит постоянно обходить свои владения, чтобы держать под контролем вселенную. При этом, больше всего Буга любит наскальные рисунки. Именно поэтому в шаманском культе эвенков большая роль отводится поклонению именно нанесённым на скалах изображениям.
А ещё у создательницы было несколько помощниц. Главная из них носила имя Энекан Того, что в переводе означает «бабушка-огонь». Такая же благообразная старушка, на спине которой висит большая сумка с углями, из которых появляется огонь. Последний, как известно, наделялся древними людьми сверхъестественными силами, способными как помогать человеку, так и уничтожать его.
Народы Сибири и Дальнего востока
Омиан-мама
В мифологии эвенков она покровительствует рождению детей, благодаря чему наравне с якутской Айысыт считается одной из самых могущественных богинь по своему влиянию на жизнь людей.
Задача Омиан-мамы заключается в том, чтобы души ещё не родившихся детей, похожие на маленьких птичек, пушинки или дождевые грибочки, попали в человеческий мир и смогли переродиться в виде людей. Предание гласит, что до того, как попасть в тело женщины, появившиеся в нашем мире души обитают в мире Нгактар, расположенном где-то у истоков мифической реки Энгдекит. Владельцем этого мира как раз и является Омиан-мама.
Седна
Богиня подводного мира у эскимосов, повелительница всех рыб и обитающих в море млекопитающих. О том, каким образом некогда прекрасная дочь и одновременно жена всемогущего бога-создателя Ангуты оказалась в морской пучине, есть несколько преданий.
По одной версии, Седна была чрезвычайно прожорливой и однажды, съев всё, что было в доме, сумела отгрызть руку у своего спавшего мужа-отца. Тот, конечно, этого простить не смог и решил свою дочь-жену утопить. Для этого он нашёл большую лодку или каноэ, посадил её туда, вывез в море и выбросил за борт. Седна пыталась сопротивляться и залезть обратно в лодку, но Ангута отрубил ей пальцы и она утонула.
Попав в подводный мир, богиня стала в нем владычицей, а её отрубленные пальцы — превратились в тюленей, китов и морских львов. То есть в тех самых млекопитающих, на которых традиционно охотились эскимосы.
Интересно, что образ Седны до её попадания на морское дно очень различен. Где-то говорилось, что она вполне заслуживала наказания за свою жадность, где-то она представала невинной жертвой обстоятельств.
Как бы там ни было, но в итоге она поселилась на морском дне, превратилась там в старуху и стала повелевать водной стихией и погодой, от которой зависит улов. Подобно всем некрасивым и обречённым на одиночество богиням, Седна достаточно враждебно относилась к мужчинам, которые зачастую могли погибнуть в море. В одних источниках это связывается с тем, что она так и не смогла выйти замуж по любви. В других указывается, что замужем богиня всё-таки была, но очень неудачно — её супругом стал пёс, от которого она родила монстров с человеческой головой и туловищем собаки.
Седна, в чьей власти позволить людям что-то добыть в море или нет, достаточно своенравна и нетерпима к людским грехам, которые подобно грязи путаются в её волосах. В таких случаях богиня гневается и отгоняет добычу от берега, обрекая людей на голод.
Народы Сибири и Дальнего востока
Мифология народов Дальнего Востока необычайно обширна. И ключевое место в верованиях коренных народов, населяющих восточные регионы нашей страны, отводится женщине. Отвечающие за те или иные сферы человеческого бытия, мифические женщины были как добрыми, так и злыми. Они представлялись очень красивыми или, наоборот, уродливыми. Одни из них в силу своей собственной судьбы были обижены на людей, другие, наоборот, всегда приходили на помощь.
Аан Дархан Хотун
Её имя переводится как «очень важная госпожа». В представлении якутов она — хозяйка земли, от неё зависело плодородие земель и будущие урожаи. Аан Дархан Хотун представлялась в образе седовласой благородной старухи, живущей на священном дереве. Ещё у нее были дети, дыхание которых приносило на землю тепло и заставляло листья на деревьях распускаться, а траву зеленеть.
Правда, на зло эта богиня не способна, потому что всегда очень близко принимает все проблемы и печали человека и, как может, старается помочь. Она часто гуляет среди людей в виде маленького вихря, создаваемого ветром. Единственное, что может расстроить Аан Дархан Хотун — это сознательное уничтожение человеком любимого ею дерева или поля.
В народном эпосе рассказывается, что когда перед одним из героев раскололось дерево, он увидел, как из него вышла богиня и покормила его своей грудью, дав тем самым ему силу и своё покровительство.
Более того, как положительный персонаж мифологии, она давала мудрые советы героям национального эпоса, оказывала им всяческое содействие по пути к поставленной цели, в том числе в борьбе со злыми духами. Особенно это касается сказаний, где добрый богатырь защищает свою землю от нападающих врагов — воинственных и жестоких чудовищ, разоряющих жилища и похищающих женщин и детей. Так вот главный помощник положительного героя и защитника — как раз Аан Дархан Хотун, выручающая где-то добрым советом, а где-то и своей силой.
Айысыт
Одна из главных богинь в якутском пантеоне, покровительствующая деторождению и плодородию. Айысыт имеет несколько ипостасей — для мира людей и для мира фауны, причём в последнем она может становиться отдельной для каждого вида животных.
В своей ипостаси для людей её зовут Нэлбэй Айысыт. Якуты представляют её как степенную госпожу, облачённую в дорогие одежды. Богиня живёт где-то в восточной стороне неба за пределами досягаемости людей. Спускается она оттуда в ореоле света, дабы исполнить свою главную миссию — вложить в темя мужчины душу ребёнка, которая во время соития перейдёт в тело женщины. Таким образом мифология объясняла состояние беременности.
С присутствием богини при рождении ребёнка также связан обычай якутов во время родов и спустя трое суток после них разговаривать исключительно шёпотом, дабы не разозлить небесную покровительницу. Всё это время нужно было также держать посуду в доме опрокинутой или накренённой.
Финно-угры
Богиня Анге-Патяй
Мельников-Печерский “Очерки мордвы” http://www.libros.am/book/read/id/177540/slug/ocherki-mordvy
Одной только богине Анге-Патяй велень-моляны совершались повсеместно. Кроме того, почти везде Мордва справляла „брачины” (от русского братчины), начинавшиеся с Покрова и продолжавшиеся до Казанской. Самому верховному богу Чам-Пасу особых праздников нигде не бывало, но при всех молениях имя его поминалось первым, и ему, как миродержателю и творцу самих богов, молились прежде всех.
Моление Анге-Патяй, а с нею и четырем дочерям и совершалось два раза в году: общественное, волостное, начинавшееся в день Семика и оканчивавшееся через неделю, и домашнее, в день Рождества Христова и в продолжение святок. Анге-Патяй, по понятиям Мордвы, единственное божество, созданное самим Чам-Пасом и произведшее всех прочих богов и богинь. Она представлялась вечно-юною девой,полною силы, красоты и жизни и во всем мире поддерживающую жизнь.. То она представлялась чистою девой, покровительницей и девиц и целомудрия, то матерью богов, покровительницей женщин, помощницей при родах, охраняющею жизнь и здоровье родильниц и новорожденных детей, покровительницей брака. Отсюда два праздника в честь ее: один деве Анге-Патяй, совершаемый летом, в полях или рощах подле речки или источника, сначала девушками, а потом вдовами; другой — зимний, совершаемый в домах сначала детьми, любимцами Анге-Патяй, а потом замужними женщинами и повивальными бабушками. В году, в честь Анге-Патяй, совершалось вообще, восемь праздников: 1) в четверг, в день русского Семика, праздник, совершаемый девушками частью в деревне, частью у воды. Это „кёлу-молян”, моление березе, или, точнее сказать, божеству, покровительствующему березе, Кёль-озаису; 2) в пятницу, на другой день Семика, большой мирской или волостной молян в честь богини Анге-Патяй и Кёль-озаиса. Он назывался „тевтярь-молян” (девичий праздник), так как в нем главную роль играли девушки; 3) в четверг после Троицына дня совершалось моление в честь богини Анге-Патяй вдовами, над которыми главною бывала повивальная бабушка. Это моление называлось „бабан-молян”, то есть старушечий праздник, или, точнее сказать, вдовий; 4) накануне Рождества Христова совершалось детьми обоего пола празднование богине Анге-Патяй и Кёляда-озаису, охраняющему домашний скот; 5) в самое Рождество Христово совершали домашний молян богине Анге-Патяй и сыну ее Нишки-Пасу, при чем происходило приглашение всех богов к себе в гости на праздник; 6) на другой день Рождества Христова общественный, мирской молян, совершаемый замужними женщинами в доме повивальной бабушки; 7) зимние праздники в честь богини Анге-Патяй заключались празднеством детей обоего пола ей и богу свиней Тауньсяй, накануне Нового года, и 8) домашним моляном богине Анге-Патяй и богу свиней в самый день Нового года.
По понятиям Мордвы, Анге-Патяй живет и на небе и на земле. У нее вверху, за тучами, есть свой дом, наполненный семенами растений, зародышами разных животных, как домашних, так и диких, и душами еще не родившихся людей. Из этого дома она разливает на землю жизнь, сходящую то в росе, то в дожде, то в свете, то в зарнице. Зарница особенно плодотворна: опускаясь на землю, она проникает в самое жилище Мастыр-Паса и дает ему силу земной производительности. В Симбирской губернии Мордва звала ее Заря-озаис и почитала любимейшею внучкой Анге-Патяй и главнейшею ее помощницей. В своем небесном доме Анге-Патяй молода и прекрасна собой, когда же сходит на землю, делается старухой, но чрезвычайно сильною. Здесь она как железная — ступит на землю, земля подгибается, ступит на камень, на камне остается след ноги. Иногда видали богиню на земле, то в виде большой птицы с длинным золотым хвостом, у которой из золотого клюва сыпались по полям и лугам зерна, то в виде белоснежной голубки, которая с высоты кидала цветы пчелам для собирания меда и хлебные крохи своим любезным курам. Но чаще всего люди видят одну тень благодетельной богини, когда она навещает нивы. Случается, что в ясный летний день, около полудня, вдруг пронесется по полю легкая тень от едва заметного облачка, заслонившего солнце. Это, по мнению Мордвы, тень Анге-Патяй, которая невидимо для людей ходит по земле, оплодотворяя ее и лелея любимые ею животные и растения. Приставляя к каждому младенцу особого духа-хранителя (Анге-озаис), Анге-Патяй. сама часто навещает детей во сне и ласкает их. Если спящий ребенок улыбается — значит, добрая богиня ласкает его. На земле Анге-Патяй надзирает, трудолюбивы ли женщины, и в особенности каково они прядут. Анге-Патяй сама пряха. На небе она прядет на серебряном гребне золотым веретеном пряжу. Поэтому в дни празднования ей, то есть в неделю от Рождества Христова да Нового года и от Семика до следующего четверга, мордовки не прядут, считая то за великий грех и думая, что льняная одежда, на которую будет употреблена выпряденная в эти дни пряжа, принесет много бед человеку, который будет носить ее. Летающие в ясные дни по осени пряди паутины считаются пряжей матери богов. Она посылает на землю своих прислужниц с зародышами животных и с душами людей, и сама присутствует невидима при рождении детей.
...
Куриные яйца, снесенные в Семик, то есть в праздник богини Анге-Патяй, на другой день красили в луковых перьях, отчего они выходят желтовато-красными. Эти яйца зовутся золотыми; их берегли и во время пожара кидали в огонь для укрощения пламени и перемены ветра, клали в лесу на деревьях, где устраивали борти, чтобы пчелы лучше роились, а, изрубив, кормили ими с молитвой к Анге-Патяй молодых цыплят, чтобы, выросши, они несли больше яиц. Эти же яйца ели женщины, которые не рожали, или у которых дети умирали в младенчестве. Во время скотских падежей и болезней домашнего скота, особенно же овец, изрубив эти яйца, раскидывали в хлевах, а скорлупой вместе с луковыми перьями окуривали скотину.
...
Посылая на землю полевую плодотворную зарницу, Анге-Патяй удерживает бурю, гром и молнию; без ее помощи давно бы весь мире разрушился. Когда идет дождь, она из небесного своего дома прыскает молоком. Капли этого молока, упавши на коров, увеличивают в них молоко.
...
Она сама собирает лен с полей, с каждой десятины по одной льняночке, и из него на своем серебряном гребне прядет пряжу на рубашки своим детям-богам. С белых овец выщипывает по шерстинке; собранную таким образом волну прядет, потом красит в лазури небесной, в красном солнце, в желтом месяце, в алой заре, и этою разноцветною шерстью вышивает на рубашках богов, по мордовскому обычаю, подол и плечи. Радуга — это подол рубашки Нишки-Паса, вышитый матерью его Анге-Патяй. Если женщина беременна и Анге-Патяй имеет особое благоволение к носимому ею ребенку, она из своей пряжи приказывает своей дочери (вероятно, Нишкинде-Тевтярь) выткать рубашку для новорожденного и посылает ее на землю с Анге-озаисом. Это те младенцы, которые родятся в так называемых сорочках. Они считаются счастливыми и всю жизнь находящимися под покровительством Анге-Патяй. Сорочку зашивают в ладонку и надевают на младенца; он носит ее всю жизнь, и по смерти ее кладут с ним в гроб. Потерять ладонку с сорочкой значит навлечь на себя множество несчастий и потерять покровительство богини.
...
Не любит Анге-Патяй хмелю, потому что он вырос из ветки, принесенной к людям Шайтаном; потому на праздниках в честь ее никогда не употреблялось пиво, сваренное с хмелем, а только одно сыченое сусло „пуре”. Из деревьев любимым деревом Анге-Патяй почиталась береза, потому что она скорее других деревьев размножается. Как без яиц и проса, так и без березы не обходились праздники в честь Анге-Патяй. Даже во время зимних праздников употреблялись распаренные березовые веники.
...
Анге-Патяй, как источник жизни, покровительствует повивальным бабкам и сама поэтому в некоторых местах называется „Буламань-Патяй”, т. е. богиня-повитуха. На другой день зимнего ее праздника, в каждой деревне в доме бабушки-повитухи совершаемы были особые жертвоприношения, сохранившиеся повсюду и до сих пор в виде „сборных обедов”. Богиня жизни покровительствовала также и лекаркам, помогая им лечить всякие болезни. При особом обряде лечения „притки” (порчи), о котором скажем в своем месте, лекарки употребляли яйца и просо, без которых не обходился ни один обряд, совершаемый в честь Анге-Патяй. По свидетельству о. Шаверского, в Самарской губернии до сих пор мордовские лекарки, снимают с человека порчу при пособии яйца, пшена и березовой ветки или веника.
Финно-угры
Из книги Петрухина “Мифы финно-угров”
Калтащ-эква
Ма-анкв, «Земли бабушка», «Земная женщина»
Калтащ-эква (Калтась-эква — ее
имя иногда сближается с именем удмуртского земного бога Кылдысина) была старшей сестрой и женой небесного бога.
Она участвовала в сотворении мира и
человека: это Калтащ-эква надоумила Нуми-Торума укрепить землю, плавающую на
поверхности океана, горным поясом; она вдохнула жизнь в тела первых людей.
...
Калтащ-эква
именовалась также Сорни (Шорни)-сис —
«Золотая»; их сыном был упомянутый золотой
всадник — Шорни-Торум, Мир-сусне-хум. Местом обитания и культа богини
считалась Нижняя Обь. Ее косы были такой длины, что по одной из них поднимался
соболь, по другой спускался бобр.
font-family:"Calibri",sans-serif;mso-fareast-font-family:Calibri;mso-bidi-font-family:
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">«Золотую Калтащ» или Йоли-Торум
(«Нижнюю богиню») сравнивают с иранской богиней, также воплощавшей утреннюю зарю, плодородие и целебную влагу Мировой реки
(Ардви — «Божественный источник»), стекающей с Мировой горы, именуемой Ардвисурой Анахитой (сходной с русской
матерью-сырой землей, покровительницей богатырей и рожениц). Эта богиня давала истоки всем мировым рекам,
в том числе и Волге — Ранхе, реке, текущей у края мира. Ее атрибутами было золото (златопрядный плащ, диадема, серьги и даже
обувь) и меха (Анахита имела шубу из
300 бобров, ослеплявших золотым и серебряным блеском).
..
Обско-угорские женщины, как и другие представительницы прекрасного пола в финно-угорском мире,
с древних времен любили многочисленные металлические украшения, в том числе
зооморфные. Косы они украшали изображениями птиц — ворона, ястреба, тетерева,
которые именовались «существами вершины кос». И в погребение за пазуху умершей
клали ее любимые украшения; среди них были изображения змей, лягушек, ястребов
и воронов — существ верхнего и нижнего миров, а также посредников между этими
мирами — ведь ворон питался падалью и был сродни хтоническим гадам. Женский
наряд воплощал Вселенную — космос: недаром и в греческой традиции вселенная и
женский убор обозначались одним и тем же словом — космос.
Сброшенная с неба Калтащ-эква стала богиней земли; ее
эпитеты в фольклоре — «кожистая земля»,
«волосатая земля». Она почиталась как защитница
от болезней и подательница детей. Сама Калтащ-эква считалась прародительницей людей мось — родового объединения обских
угров. Ее представляли в облике зайчихи
или гуся — животного первопредка (тотема) или бабочки — «зверя счастья».
Будучи прародительницей людей, Калтащ-эква не только считалась помощницей при родах, но и предопределяла людские судьбы:
она отмечала на специальных бирках весь
жизненный путь людей. Поэтому ей следовало приносить жертвы не только после
рождения ребенка, но и тогда, когда он вырастал и мог сам отправиться на охоту.
От нее зависела и посмертная судьба —
богиня определяла, в ком из потомков должен возродиться умерший.
В мифах и песнях обителью Калтащ-эквы считалось подножие
семи берез: там, у корней Мирового древа, воплощающего семь миров
Вселенной, богиня наделяет судьбой и
силой рождающихся на свет людей (как это делают мойры и норны в других
мифологиях). Еще более древним оказывается миф, где Калтащ в образе птицы сидит в гнезде на Мировом древе: из снесенного ею
яйца появляется самая первая женщина-прародительница (вспомним сходные мифы
у всех финских народов, в том числе у эстонцев и мордвы).
Анки-Пугос
У восточных хантов
главной женской богиней-жизнедательницей считалась Пугос (Анки-Пугос), которая была дочерью (в других мифах — матерью)
Нуми-Торума. Ее жилище находится далеко на востоке — за семью горами, семью морями, семью березовыми лесами. С солнечными лучами, которые оказываются косами богини, Пугос посылает во чрево женщин души детей в виде маленьких птичек.
При рождении она наделяет человека жизненной силой (ильт): для этого она должна семь раз качнуть семь колыбелей на золотой крыше своего жилища.
Когда ребенок лепечет в колыбели, он разговаривает с Пугос, поэтому взрослые
должны остерегаться при ребенке непочтительных разговоров о духах. За
супружескую неверность Пугос может наказать женщину трудными родами или рождением
урода. Она, так же как и Нуми-Торум, может наделить человека шаманским даром.
Косы богини опять оказываются важным
мифологическим символом — путем душ. Изображения личин с косами хорошо известны специалистам, занимающимся
искусством народов Приобья. Некоторые из них датируются ранним железным веком.
Археологи обнаружили многочисленные украшения для кос и волос, среди которых
наиболее популярны изображения птиц.
славянская мифология
На основании анализа 63 гротов А. Леруа-Гуран установил, что «женские знаки расположены главным образом в сакрализованных местах святилища (центральная стена зала, альков),тогда как мужские тяготеют к «проходным» частям пещеры». Но из этого наблюдения следует вывод, что главенство в религиозной жизни в эпоху пещерного искусства принадлежало именно женщинам.
Этот вывод подкрепляется и открытиями на верхнепалеолитической стоянке охотников на мамонтов в Мезине на территории современной Украины.
Найденный там набор музыкальных инструментов был открыт в жилище, в котором помимо них были обнаружены такие
специфические женские инструменты, как игла, шилья, украшения и браслеты, недвусмысленно свидетельствующие нам о том, что именно женщины исполняли экстатические музыкальные мистерии.
Исполнялись они, по всей видимости, именно в честь богини. Связь именно женских мифологических персонажей с музыкой, песнями и танцами является чрезвычайно устойчивой и встречается на протяжении многих тысячелетий у различных народов.
Богиня-владычица зверей могла даровать людям изобилие, однако была у этой хозяйки животных и смертельно опасная для людей ипостась.
В русской легенде о возникновении озера Светлояр рассказывается следующее: «Больше всего боялись люди далекого прошлого богиню леса и лесных зверей Девку-Турку. Где конь ее огромный ударял копытом, там проваливалась земля, оставалась яма. В наших заволжских лесах, в глухих местах жило в селении гордое, непокорное племя, которое забыло про Девку-Турку. И та, разгневавшись, на пустила на жителей селения своего коня. Конь бил землю копытом,
все провалилось и заполнилось подземной водой. Так и возникло на месте, где жило это племя, Светлояр»63. То, что в данном предании речь именно о богине, а не об отзвуках войн с турками, говорит как прямое указание, что все это случилось в далеком прошлом и характеристика Девки-Турки как богини, так и ее пол — в турецком войске амазонок не было.
Что касается ее необычного имени, то оно семантически связано с русским названием дикого быка— тура: «С названием тура нераздельны понятия о быстром движении и стремительном напоре: туровый, туркий — скорый, поспешный, турить — ехать или бежать скоро, гнать кого-нибудь.. .» Кроме того, ее имя перекликается с турицами русских былин и допускает предположение о том, что первоначально турицей могла мыслиться и сама хозяйка животных.
славянская мифология
ВЕЛИКАЯ БОГИНЯ-МАТЬ
Чтобы хотя бы отдаленно представить себе образ первоначальной богини, которой в глубокой древности поклонялись наши предки, обратимся к грузинскому «Житию Георгия Святогорского». В нем
при описании событий 1056 г. мимоходом упоминаются верования живших около Афона славян: «[Вс. Ливиздия (Ливадия?) на Афоне] жили болгары, именуемые славянами. В том владении с давних времен и до наших дней стоял один идол, мраморный, изображавший женщину. Эти неразумные люди служили ей и говорили: «Солнце и дождь, и всякое благо дается нам от нее, которая имеет власть даровать жизнь и смерть кому пожелает.
Помолись нашей богине, чтобы она помогла тебе перед царем».
Отголоски подобных представлений встречаются и в некоторых других местах славянского мира. Средневековый немецкий хронист Гельмольд при перечислении главных божеств отдельных
западнославянских племен упоминает «Живу, богиню полабов».
Верховная богиня этого западнославянского племени, как это следует из ее названия, выступала как олицетворение жизни как таковой.
«Каталог магии Рудольфа» отмечает, что еще в XIII в. в Силезии «в ночь рождения Христа оставляют стол (накрытым) для властительницы неба, называемой здесь «Почтенной госпожой» («Pania holda»), чтобы она им (во всем) помогала». Следы этого величественного образа встречаются нам и в русской вышивке:
«Всюду особое, вполне привилегированное положение женщины и сопровождающие ее символы неба и светил, моление пред нею великих и малых людей или человекообразных существ ясно указывает на то, что пред нами не простая женщина, а богиня, царица неба и земли. А это объясняет, почему для нее возводятся жертвенники,
храмы с поставленными в них, очевидно, с ее же изображениями,с ее же кумирами. Не трудно также решить вопрос о значении постоянно сопутствующего и часто замещающего богиню древа:
это, очевидно, есть древо жизни, и если богиня так тесно связана с ним, то, значит, в народном представлении, она сама есть начало жизни, мать всего сущего. Ей, как таковой, принадлежат все стихии: воздух, вода и земля».
тюркские народы
Умай
Умай (Ымай, Май, Омай). По представлениям древних тюрков и монголов Умай была женским божеством, относящимся к доброжелательным божествам и духам. Ее считали любимой женой Духа Неба Тэнгри и обитала она в небесной зоне. Как и Йер-Суб Умай непосредственно подчинялась и выполняла поручения Тэнгри. Если божество Йер-Суб управляла всем живым на земле и воде, то божество Умай дарила особую божественную силу людям.
Представить себе образ божества Умай невозможно. Живя в небесной зоне, она излучает на землю лучи, которые проникают в человека и. как горячие искры, живут в нем до самой смерти. Эта искра поддерживает в человеке его жизненную энергию и физическую силу, но ни духом, ни кутом она не является. Она – божественная сила, связывающая человека с небесной зоной и посылаемая Небом для его величия. Если искра гаснет, то и человек гаснет, умирает... Таким образом, двум божествам Йер-Суб и Умай были подвластны все духовное и материальное в нашей Вселенной.
У древних тюрков Умай выступала как высокочтимое женское божество, которое покровительствовало всему тюркскому народу. Вместе с Тэнгри и Йер-Суб она участвовала в достижении победы над врагом тюркским воинством. В орхонской надписи в честь Тоньюкука есть такие слова: “Тэнгри, (богиня) Умай, священная Йер-Суб – вот они, надо думать, даровали (нам) победу.” В орхонских надписях встречается сравнение супруги кагана с Умай: “...ее величеству моей матери-катун, подобной Умай,” что свидетельствует о почитании этой богини высшей правящей верхушкой древних тюрков, и прежде всего представителями божественной власти на земле – каганами.
Древние тюрки не приносили домашних животных в жертву богине Умай. Они приготовляли молочные и мясные блюда и торжественными церемониями посвящали их ей.
После распада и раздробления древнетюркских государств и разобщения древнетюркского населения Евразии, богиня Умай стала рассматриваться только как покровительница рожениц и маленьких детей, от злых духов земного мира. Культ божества Умай (Ымай, Май) был еще до недавних времен свеж в памяти алтайских тюрков.
Да и сегодня часть современных алтайских тюрков думают так: “Когда кут ребенка попадал на землю, он был слабым и беспомощным, и поэтому вместе с ним спускалась с небес и Умай, которая охраняла его даже в чреве матери. Это было необходимо, ибо злые духи, вселяясь в человека, могли проникнуть в чрево беременной женщины и погубить ребенка, привести к выкидышу. При наступлении родов Умай помогала ребенку появиться на свет, вступая иногда в борьбу со злым духом, который препятствовал этому и тянул ребенка к себе. Так объяснялись тяжелые, затянувшиеся роды. Умай помогала хорошо перерезать пуповину. Она не только оберегала ребенка, но и ухаживала за ним, мыла ему личико, прочищала ресницы. Умай развлекала малыша, воспитывала его и разговаривала с ним по-своему. Они хорошо понимали друг друга. Иногда ребенок во сне, а иногда и наяву, лежа в колыбели, вдруг начинал смеяться или улыбаться. Но иногда он во сне плакал, спал неспокойно, ибо Умай в это время его покидала.
Часть алтайских тюрков при исполнении ребенку шести месяцев приглашали кама для специального камлания Умай-ане, с закапыванием молодого бычка. Во время камлания просили Умай оберегать и ухаживать за младенцем, а к колыбели подвешивали маленькую модель лука со стрелой в качестве оберега, символизирующего оружие Умай, которым она поражала злых духов, пытающихся напасть на ребенка. Полная опека и постоянное нахождение Умай около ребенка продолжались до того времени, когда он начинал не только свободно ходить, бегать, но и, главное, хорошо понимать речь, легко говорить. Происходило это примерно в 5-6 летнем возрасте. Теперь ребенок целиком входил в окружающую его социальную среду, прежде всего в круг своих родителей и родственников, приучался к труду, играл со сверстниками и т.д. Его общение с Умай-ана полностью прекращалось”6. По достижению ребенком указанного возраста, по просьбе родителей устраивали специальное камлание Тэнгри, пославшему кут ребенку, с жертвоприношением домашнего животного, при котором и спрашивалось долголетие этому ребенку.
“У части алтае-саянских тюрков Умай сохранилась еще и как покровительница рожениц и маленьких детей. Здесь хорошо сохранилось представление об архаических чертах божества, олицетворяющего женское начало при воспроизводстве человека, покровительницы и защитницы рожениц и новорожденных от злых духов земного мира. Младенцы, появляющиеся на свет в земном мире по воле небесных божеств, были особенно чувствительны к злым духам.
Дети видели и чувствовали злых духов в жилище, в отличие от взрослых людей, конечно, за исключением кама. Олицетворение женского биологического начала отразилось и в самом названии Умай, которое означало (одинаково у тюрков и монголов) чрево матери, матку, плаценту и даже отрезанную пуповину. Оно подчеркивало специфику функций Умай как божества умножения населения. У нее и спрашивали детей бездетные или малодетные супруги, женщины, у которых дети умирали в младенческом возрасте, и т.д.”7 Камы камлали Умай при трудных родах, женщины называли ее Умай-ана – “мать Умай.”
Представления о плаценте и пуповине под названием Умай (Май, Ымай, Омай) не чужды и современным алтае-саянским тюркам и монголам. По обычаю, пуповину они закапывали около домашнего очага в юрте, считая, что Умай останется в пуповине и все время будет покровительствовать ребенку. Почитая Умай, тюрки во многих семьях делали символические изображения в виде маленького лука со стрелой или веретена, игравших роль оберега младенцев. Для мальчиков предназначался лук со стрелой, для девочек – веретено. Эти обереги прикрепляли в жилище, вблизи того места, где обычно находилась колыбель с ребенком. Делали их при первом же укладывании новорожденного в колыбель, с приглашением кама, а снимали, когда дети подрастали и уже не пользовались колыбелью.
У современных татар Поволжья почитание божества Умай не сохранилось. Оно сохранилось в доисламских татарских дастанах и легендах, в языке и в обычаях. В татарском языке есть много общеизвестных слов, которые образовались от корней ум, ым, им, ам, выражающие женскую утробу, связь матери и ребенка ым, ымсыну, ымын аму, йумалау, им-гэк, иму, имезу, имезлек, ими, имчяк, ам, амый, май и т.д.
«Наша прародительница, госпожа Умай» - называли тюрки свою главную богиню, имя которой означает «лебедь». В образе птицы она могла летать в небе, ходить по земле и плавать по воде.
Тюрки считали, что Умай принимала участие в сотворение мира. В древние времена, когда не
было ничего кроме Великого океана, по его поверхности плавала Умай-лебедь. Однажды она нырнула глубоко-глубоко и достала со дна землю, из которой и выросли горы, реки, растения и животные. Говорят, что
именно лебедь снесла яйцо, из которого вылупился этот мир.
Умай – волшебная птица, тень которой овевала избранников судьбы и приносила им удачу и славу. Потому тюрки никогда не убивали лебедей. А если такое случалось по глупости или недоразумению, то виновного ожидало страшное наказание. А самым страшным наказанием для тюрков была ранняя смерть детей.
Благодетельная Умай была супругой Тенгри. Вместе они покровительствовали тюркскому элю. Тенгри олицетворял бесконечность, а Умай – конечное земное существование, состоящее из рождения, вступления в брак и ухода из жизни.
Тюрки называли своих каганов тенгриподобными, а их супруги – катун – считались равными Умай. Богиня
представлялась красивой женщиной, которая на золотых крыльях спускалась с Верхнего мира для того, чтобы помогать людям. Она покровительствовала детям и их матерям, была богиней плодородия.В руках Умай была всегда золотая чаша, где в освященном молоке помещались души детей.
Если ребенок заболевал, то Умай кормила его молоком из своей чаши и приносила выздоровление.
Еще одним символом Умай был трилистник.
Поэтому тюркские женщины носили серьги и ожерелья в виде трилистника, которые
олицетворяли плодородие, многодетность, благополучие и отгоняли злых духов.
Чаша в руках каменных балбалов, которые стояли в степях от Монголии до Карпат, тоже были символом плодородия и богини покровительницы – Умай. В такой чаше богиня хранила священное молоко, которым поила младенцев и лечила их от болезней.
Умай излучала божественный свет, лучи которого проникали в людей и жили в них до самой
его смерти. Эти искры поддерживали в человеке его жизненную силу. Искра
света была той божественной силой, которая связывала его с небом и
посылалась Небом для его величия. Если искра гасла, то человек умирал.
тюркские народы
Йер-Суб.
Слово Йер-Суб у
древних тюрков имело два значения. Одно как великое божество. Другое как
видимый мир, в образе Родины. По представлению древних тюрков и монголов
Великое божество Йер-Суб обитало в средней зоне Вселенной, а местожительство
ее было на Хангайском нагорье (точнее, на горе Ланьшань в верховьях реки
Орхон, современная Монголия); это место еще древние тюрки называли земля
родная Отюкен. Божество Йер-Суб тюрки представляли как полную красивую
женщину. Божество Йер-Суб покровительствовало Родине (Земле-Воде), где жили
тюрки и монголы. В ее подчинение входили природа и все живое на земле и в
воде, кроме человека. Поэтому тюрки почитали божество Йер-Суб как высшее
божество после Тэнгри, что нашло отражение в древних надписях. Божество
Йер-Суб упоминается вместе с божеством Тэнгри в орхонских надписях под
называнием ыдук Йер-Суб (священная Земля и вода). Вот одна из записей:
“Вверху Тэнгри тюрков и тюркская священная Йер-Суб вот так сказали: “Да не
исчезнет тюркский народ! Да будет народом!” Опираясь на древние памятники,
можно сделать вывод, что главенствующую роль в определении судеб людей,
целых народов древние тюрки признавали за божеством Тэнгри, а силу имело то
решение божества Йер-Суб, которое принималось в согласии с Тэнгри. Иногда по
приказанию Тэнгри Йер-Суб карала людей за их грехи. Но в основном ее считали
доброй богиней, она в согласии с Тэнгри покровительствовала и защищала
тюрков. Чтобы ее задобрить, во всех землях, где жили тюрки, каждый год,
весной, перед подготовкой домашнего скота к появлению приплода, а у
земледельцев перед началом полевых работ совершались жертвоприношения
Йер-Суб. Жертвоприношения проводились и осенью, после завершения
сельскохозяйственных работ. Жертвоприношения божеству Йер-Суб в период
тюркских каганатов носили общегосударственный характер. Его проводили в
верховьях речки, на берегу озера. В жертву ей приносили коня рыжей масти и
спрашивали плодородия на скот, урожай, здоровья и благополучия тюркскому
роду.
Видимый мир, населенный людьми, древние тюрки называли Йер-Суб (земля-вода) или место средней земли, подчеркивая его срединное, центральное положение. Каждый род, племя владело своей территорией. На этой территории были поля, луга, горы, пастбища, места летовок и зимовок, охотничьи угодья. Граница хозяйственно освоенной территории оконтуривала мир, в котором из поколения в поколение жили члены данного рода, племени. Именно эта Йер-Суб (Земля-Вода) называлась своей, за ее границами – чужие владения, а еще дальше – вообще малоизвестная местность. Своя маленькая земля-вода была не просто освоенным пространством, а копией мира в целом. Для каждого рода своя земля – это середина мира, центр Земли, средоточение порядка, гармонии.
Богине подчинялось 17 добрых божеств, которые населяют вершины снежных гор, истоки рек, озера, леса. Они ведали душами – зародышами детей, скота и диких животных. Могущественнейший из них Ио-кан, который пребывает в самом центре земли, там, где расположен её пуп и растет мировое дерево, которое поднимается до самого Верхнего мира. Древние тюрки два раза в год, весной и осенью, собирались у рек или на холмах, чтобы вознести жертвы богам – духам Среднего мира во главе с Великой Жер-Су.
Слово Жер-Су у древних тюрков имело два значения. Одно как видимый мир – родная земля-вода, другое как божество, обитающее в Среднем мире. Богиню тюрки представляли как полную красивую женщину, которая покровительствует родине тюрков. Поэтому Жер-Су почиталась как высшее божество после Тенгри и Умай. Тюрки были уверены, что покровительство этой богини приносит счастье: “Вверху Тенгри тюрков и тюркская священная Жер-Су вот так сказали: “Да не исчезнет тюркский народ! Да будет народом!”
Иногда по приказанию Тенгри Жер-Су карала людей за их проступки. Но в основном ее считали доброй богиней, она в согласии с Тенгри покровительствовала тюркам. Чтобы ее задобрить, во всех землях, где жили тюрки, каждый год, весной, перед подготовкой домашнего скота к появлению приплода, а у земледельцев перед началом полевых работ, совершались жертвоприношения. Подобные церемонии проходили и осенью. Жертвоприношения божеству Жер-Су в период тюркских каганатов носили общегосударственный характер. Празднества и моления в честь Жер-Су неизменно проводились на вершинах гор или других возвышенностях, олицетворяющих собой, по-видимому, мировую гору — центр мироздания, Земли и Воды, Родины.
Символы Жер-Су понятны, а цвета ее – голубой и зеленый.
Славянская мифология
Макошь - великая богиня. Она обладает тайной Прави, тайной Коло Сварога. Ее велениям подчиняются и боги, и люди.
Она следит за соблюдением обычаев, обрядов. Милует и награждает она тех, кто крепко стоит за старинные обычаи. Высоко в небесном чертоге она сидит с помощницами Долей и Недолей, прядет нити судеб.
| Она нити прядет, в клубок сматывает, не простые нити - волшебные. Из тех нитей сплетается наша жизнь - от завязки- рожденья и до конца, до последней развязки-смерти. «Книга Коляды», 1 в |
Макошь - Небесная Мать, Небесный Закон, Правь. Третий лик Бога. Первый лик - Отец, Второй - Сын, третий - Мать. Ибо Мать - это и есть Дух Бога, приводящий в движение Мир. Именно Мать дает жизнь Сыну. И это значит - Мир изменяется, после Отца является Сын, потом Сын Сам становится Отцом и вновь рождает Сына.
Макошь знает тайну судеб, тайну прежних жизней и новых воплощений. Она требует, чтобы человек следовал предначертанному пути. Она дает и свободу выбора между добром и злом, где добро - суть следование пути Прави, а зло - отклонение от него. Тех, кто уходит в сторону, губит себя и свою душу - Макошь карает нещадно. Они вновь воплощаются на земле, но уже не людьми.
славянская мифология
Рожаницы (спутницы Рода) – безымянные богини плодородия, изобилия, благополучия. Образ их восходит еще к древним Оленихам, однако Рожаницы – не столько подательницы плодородия (это забота Рода), сколько хранительницы жизни. По наиболее древнему представлению Рожаницы мыслились в виде двух небесных богинь, подательниц дождя, но дольше всего держалась вера в них как в защитниц молодых матерей и маленьких детей. С принятием на Руси христианства культ Рожаниц постепенно слился с культом Богородицы, надолго пережив культ Рода.
В честь Рода и Рожаниц устраивались ритуальные пиры во время осеннего праздника урожая и на зимнее солнцестояние. Приношения богам состояли из хлеба, меда, творога, пирогов.
Женскими божествами плодородия, благополучия, весеннего расцвета жизни были Лада и Леля . Они подобны безымянным Рожаницам – спутницам Рода; сопоставление с мифологией других народов позволяет утверждать, что богини были матерью и дочерью.
Лада – богиня брака, изобилия, времени созревания урожая. Ее культ прослеживается у поляков вплоть до XV в.; в древности он был распространен у всех славян, а также балтов. К богине обращались с мольбами поздней весной и в течение лета, приносили в жертву белого петуха (белый цвет символизировал благо). Имя ее повторялось в припевах песен: “Ой, Ладо!”.
Образ Лады как богини урожая и свадеб ярче всего отражен в народной игре “А мы просо сеяли”, где сначала перечислялся весь цикл земледельческих работ, а затем одна из групп играющих “сваталась” к другой, и заканчивалась игра‑обряд “свадьбой” ‑ переходом одной из девушек в другую группу. Эта игра сопровождалась песней, каждая строфа которой заканчивалась припевом “Ой, Дид‑Ладо!”, т.е. игра являлась не чем иным, как молением об урожае и замужестве, обращенным к богине.
Ладу называли “матерью Лелевой”.
Леля – богиня незамужних девушек, богиня весны и первой зелени. Ее имя встречается в словах, связанных с детством: “ляля”, “лялька” ‑ кукла и обращение к девочке; “люлька”; “лелеко” ‑ аист, приносящий детей; “лелеять” ‑ заботиться о маленьком ребенке. Особо почитали Лелю молодые девушки, справляя в ее честь весенний праздник Ляльник: выбирали самую красивую из подруг, надевали на ее голову венок, усаживали на дерновую скамью (символ прорастающей молодой зелени), водили вокруг нее хороводы и пели песни, прославляющие Лелю, затем девушка – “Леля” одаривала подруг заранее приготовленными венками.
К древнейшему земледельческому культу Матери‑земли восходит общеславянское почитание Макоши (Мокоши ) – богини земли, урожая, женской судьбы, великой матери всего живого. Макошь как богиня плодородия тесно связана с Семарглом и грифонами, с русалками, орошающими поля, с водой вообще – Макоши поклонялись у родников, в качестве жертвы девушки кидали ей пряжу в колодцы (отсюда объяснение другого варианта написания имени богини: Мокошь – от “мокнуть”; однако при таком понимании имени богиня оказывается только покровительницей воды и прядения, а не земли и урожая). Макошь была также богиней женских работ, чудесной пряхой.
Священным днем Макоши считалась пятница; особо праздновались двенадцать пятниц в году (каждый месяц), из них наиболее важны девятая и десятая (конец октября – ноябрь), когда заканчивались все работы в поле и начинались женские посиделки, где пряли, ткали, шили. На эти пятницы девушки приглашали парней, угощали их, пели песни, загадывали загадки. В честь девятой пятницы девушки ткали “обыденную пелену” (т.е. ткань, сделанную за один день): собравшись вместе. Они за этот день проделывали весь годовой цикл работ – теребили лен, пряли, ткали, белили; эту ткань приносили в жертву богине. В северных русских вышивках часто встречается женская фигура среди растительного орнамента. Предполагается, что это – Макошь.
Во многом схожа с Велесом Морена (Марена ) – богиня мира мертвых (ее имя имеет общий корень со словами “смерть” и “мор”) и плодородия земли. Следы ее культа у славян прослеживались до недавнего времени: Марой или Мареной называли соломенной чучело – олицетворение зимней стужи, которое на Масленицу разрывали и разбрасывали по полям, чтобы те дали богатый урожай. Представления о Морене как царице иного мира, подательнице благ, сохранились и в русских сказках, где она названа златокудрой царевной Марьей Моревной. Ее обычно похищает Кощей (пленение богини плодородия приводит к голоду и бедам), Иван‑царевич освобождает ее, и наступает счастье, расцвет жизни (символ победы над зимней стужей и прихода весны).
Еще более древним и сложным является образ хозяйки иного мира, известной в сказках под именем Бабы Яги. Ее избушка “на курьих ножках” изображается стоящей то в чаще леса (центр иного мира), то на опушке, но тогда вход в нее – со стороны леса, т.е. из мира смерти. Название “курьи ножки” скорее всего произошло от “курных”, т.е. окуренных дымом, столбов, на которых славяне ставили “избу смерти” ‑ небольшой сруб с прахом покойника внутри (такой погребальный обряд существовал у древних славян еще в VI – IX вв.). Баба Яга внутри такой избушки представлялась как бы живым мертвецом – она неподвижно лежала и не видела пришедшего из мира живых человека (живые не видят мертвых, мертвые не видят живых). Она узнавала о его прибытии по запаху – “русским духом пахнет” (запах живых неприятен мертвым).
“Курьи ножки” избы могут быть и просто звериными или птичьими, да и сама Яга имеет некоторые черты зверя, а иногда в избе вместо Яги живет медведь или козел. Яга – повелительница времени: ей служат Красный, Белый и Черный всадники, т.е. утро, день и ночь.
Человек, встречающий на границе мира жизни и смерти избушку Бабы Яги, как правило, направляется в иной мир, чтобы освободить пленную царевну. Для этого он должен приобщиться к миру мертвых. Обычно он просит Ягу накормить его, и она дает ему пищу мертвых. Есть и другой вариант – быть съеденным Ягой и таким образом оказаться в мире мертвых. Пройдя испытания в избе Бабы Яги, человек оказывается принадлежащим одновременно к обоим мирам, наделяется многими волшебными качествами, подчиняет себе разных обитателей мира мертвых, одолевает населяющих его страшных чудовищ, отвоевывает у них волшебную красавицу и становится царем.
Н.К. Рерих. Изба смерти
(А.Баркова “Верования древних славян”)
Мокошь
Мокошь — единственное женское божество, упоминаемое в списке пантеона князя Владимира в «Повести временных лет». Соответственно этому письменному источнику, идол Мокоши стоял в Киеве на вершине холма рядом с кумирами других богов. Кроме «Повести временных лет» Мокошь упоминается в таких древнерусских письменных памятниках, «Слово св. Григория» (XIV в.), «Сказание о Мамаевом побоище» (XVI в.), «Слово Xристолюбца» по рукописям XIV и XV вв., «Слово о покаянии» XVI в. и некоторых других.
Культ Мокоши, очевидно, продолжал тайно сохраняться в течение многих столетий после принятия христианства. Об этом, в частности, свидетельствует одна из рукописей XIV века, где говорится о коллективных женских молениях: «Мокоши не явно молятся, да <…> призывая идоломолиц баб, то же творят не токмо худые люди, но и богатых мужей жены». Даже в XVI веке в некоторых местах священники на исповеди задавали женщинам вопрос: «Не ходила ли к Мокоши?», не творила ли «с бабами богомерзкие блуды <…> не молилась ли вилам и Мокоши?»
Следы почитания Мокоши отчетливо сохранились в севернорусских областях, а на Украине память о ней дожила до середины XIX века. Это позволяет со значительной степенью уверенности говорить о том, что вера в это божество была распространена на территории всей Древней Руси. Более того, об общеславянском характере Мокоши могут свидетельствовать немалочисленные западнославянские топонимы: название чешской деревни Mokosin, польские топонимы Mokos, Mokoszyn, Mokosznica, Mokossko, старо-лужицкие — Mococize, Mockschiez, полабские — Muuks, Mukus, словенский гидроним Mokos, — а также материал словенской сказочной традиции, где встречается имя Mokoska, принадлежащее колдунье.
Внешний облик и функции Мокоши восстанавливаются не столько на основе исторических источников, сколько по языковым и этнографическим данным, с учетом возможных изменений первоначального образа божества, которые были обусловлены вытеснением языческих верований христианством. С одной стороны, образ Мокоши, как и всех языческих божеств, был снижен, «ухудшен». В слове Златоуста, обличающем язычников, Мокошь упоминается в одном ряду, например, с упырями. Неслучайно также в севернорусских говорах (новгородских, олонецких, вологодских) слово «мокоша», «мокуш» означает «нечистый дух», «нечистая сила», а в ярославских говорах слово «мо-коша» означает «привидение». С другой стороны, произошло слияние образов языческой Мокоши и христианской святой Параскевы Пятницы.
Еще в XIX веке исследователи указали на возможную соотнесенность образов языческого божества Мокоши и демонологического персонажа севернорусских преданий Мокуши. Согласно этнографическим материалам, Мокошу представляли в образе женщины с большой головой и длинными руками, которая прядет по ночам оставленную кудель, стрижет овец и прядет шерсть. Согласно народным представлениям, Мокуша объявляется в период Великого поста, ходит по домам и смотрит за пряжей. Когда ночью, во время сна, слышалось «урчание» веретена, обычно говорили: «Мокуша пряла». Иногда Мокоша издает звуки — выходя из избы, щелкает веретеном о брус, на котором крепятся полати. В некоторых местностях верили, что если женщина дремлет, а ее веретено вертится, значит, за пряху прядет Мокоша. В народной традиции с занятием Мокоши связан запрет оставлять на ночь кудель на прялке без благословения, иначе, согласно поверьям, придет «Мокоша и спрядет». Когда овцу долго не стригли, а шерсть на ней вдруг вытрется, считали, что это Мокуша «остригла» овцу. Будучи недовольной, она остригает немного волос и у самих хозяев. В качестве требы (жертвы) Мо-коше после стрижки овец оставляли в ножницах на ночь клочок шерсти. Такой образ Мокоши по функциям и характеристикам соотносится с кикиморой.
Очевидно, что Мокошь являлась покровительницей прядения и других женских занятий. Запреты на некоторые из них в пятницу, например прясть и стирать, сохранявшиеся во многих местностях у русских еще в XX веке, свидетельствуют о том, что из дней недели Мокоши была посвящена, по-видимому, пятница.
Мифологические представления русской и других славянских традиций содержат немало доказательств того, что женское языческое божество связывалось с влагой и со стихией воды в целом. Прежде всего, ученые считают, что само имя Мокошь, вероятнее всего, восходит к корню *mok-, *mokrъ-, а образ Мо-коши соотносится с Матерью-сырой землей. Косвенным доказательством этого является почитание у русских св. Параскевы Пятницы как «водяной и земляной матушки». В качестве сравнения можно привести материал чешской мифологической традиции, где известно имя мужского рода Mokos, относящееся к божеству влаги, дождя и сырости, к которому обращались с молитвами и жертвоприношениями во время большой засухи. На соотнесение Мокоши с водой указывает и отмеченный запрет стирать в пятницу. Показательно также, что в новгородских говорах словом «мукуш» могут называть русалку, то есть мифологическое существо, непосредственно связанное с водой. По мнению исследователей, трансформацией прядущего по ночам духа «мокуши», или «мокоши», является сверхъестественное существо новгородских и вологодских поверий «мокруха», которое оставляет мокрым то место, где посидит. Мокруха, как и мокоша, любит прясть, то есть тоже связана с прядением. Ритуал с одно-коренным названием «мокрида», но посвященный св. Параскеве Пятнице, заместившей Мокошь, в XIX веке сохранялся на Украине: в ходе обряда Пятнице приносили жертву, бросая в колодец пряжу. Как и «мокрида», языческую природу имеет и другой украинский обычай, существовавший еще на рубеже XIX и XX веков, — кормление Пятницы. Обычай заключался в том, что в ночь с четверга на пятницу хозяйки, застлав стол чистой скатертью, оставляли на нем кашу в горшке, покрытом миской, и ложку в надежде, что Пятница придет ночью и поужинает. А накануне дня памяти св. Параскевы на стол ставили праздничное блюдо — разведенный мед.
Как единственное женское божество Мокошь, вероятно, была покровительницей не только прядения, но и других сфер женской деятельности. Исследователи реконструировали для Моко-ши функции божества любви, рождения, плодородия и судьбы. На эти функции указывает соотнесенность Мокоши со стихиями земли и воды, наделяемыми в архаичных культурных традициях продуцирующей силой и имеющими в мифологических представлениях непосредственное отношение к идее плодородия, а также связь языческого божества с прядением и ткачеством, продукты которого — нить или полотно — осмыслялись в народном сознании как символы судьбы-жизни, которой наделяется при рождении каждый человек. В этом плане образ древнерусского языческого божества по функциям и своему значению типологически близок богиням-пряхам других культурных традиций: греческим мойрам, германским норнам, хеттским богиням подземного мира.
Согласно гипотезе об «основном» мифе, Мокошь выступала как женский персонаж в его сюжете и являлась женой Громовержца.
После принятия христианства и особенно после его укрепления в XVI веке восприемницей функций Мокоши стала св. Параскева Пятница.
(Русская мифология)
Вышло видео из доклада Исконная Физика АллатРа об эзоосмической решетке. Там есть описание о Богинях, в том числе о Макошь.
02.08.2017
10.07.2016
25.07.2016
31.07.2016
Цель проекта
neonka 28.05.2018 12:07 Ответить ↵
Yttrium 27.04.2018 19:00 ответить ↵
Народы Сибири и Дальнего Востока
Нивхи
Как змеи спустился с неба
”Этот мир, подчиненный Творцу всех вещей, управлялся богиней огня как его заместительницей. Первоначально она жила на небе, но затем была послана Творцом на землю. Услышав о том, что богиня спустится на землю, змей, ее возлюбленный, пожелал отправиться с нею. Богиня пыталась отговорить его, предупреждая, что ему тогда придется страдать от нестерпимого жара. Наконец ему разрешили спуститься с ней вместе во вспышке молнии. С тех пор он здесь.
Спустившись на молнии, он обрушился на землю с такой силой, что осталась глубокая яма. И те его потомки, оставшиеся на небе, которые также на молнии спускаются навестить своего отца, оставляют ямы на почве; последние стали входом в ад, где царит змей-отец.”
Автор: А.Б. Островский